Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии

Медведева Ирина Яковлевна

И опять — таки, будто по заказу, в памяти всплыла «фактура» — две иллюстрации, два примера двух видов радости.

Шел 1994 год. Страна пребывала в состоянии затянувшегося шока. Кто-то не мог без валидола ходить в магазин и видеть стремительный рост цен. Кто-то спивался или сходил с ума, не в силах вписаться в эту новую, пошлую, подлую, хамскую жизнь. Кто-то переживал как личную катастрофу развал науки, культуры, армии, страны. Кто-то из москвичей перестал спать по ночам, потому что в ушах непрошенно грохотала расстрельная канонада на площади, новое название которой — «Площадь свободной России» — теперь, после кровавых событий 93–го года, казалось вызывающе — глумливым. В общем, времена были не из легких, и люди бурно обсуждали, каждый на своем уровне

и сообразно своим претензиям, эти ударившие по ним времена, потому что осмыслить происшедшее в одиночку было не под силу.

И вот в этом кратко обрисованном нами историческом антураже праздновался юбилей одного старого популярного женского журнала, название которого в новой действительности звучало вопиюще карикатурно — «Крестьянка». Мы тогда были его постоянными авторами и, соответственно, нас пригласили на праздничный пир. Пир, прямо скажем, во время чумы. Особенно если учесть, что происходило это не в редакции, а в дорогом ресторане гостиницы «Россия». Тем не менее, мы посчитали неэтичным противопоставлять себя коллективу и пришли. Одна из сотрудниц редакции, исполняя роль распорядителя праздника, сформировала наш столик по профессиональному признаку. Мы оказались рядом с довольно известным психологом, которая была автором многих научных работ по проблемам семьи и детей. А нас тогда уже очень интересовала взаимосвязь культуры и психики, и мы завели разговор об отрицательном влиянии западных этических эталонов на российское общество. Мол, подтверждают ли ваши научные исследования наши практические наблюдения?

Дама поморщилась, как будто съела аскорбинку без сахара. Но тут же прогнала с лица неприятную гримасу и, лучезарно улыбнувшись, сказала: «Коллеги, ну к чему нам эти тоскливые разговоры? Будем радоваться, веселиться. Посмотрите, какие чудненькие салатики у нас на столе. И все так чудненько…» (Когда мы впоследствии узнали, что любительница салатиков активно включилась в сексуальное просвещение российских школьников, нас это нисколько не удивило.)

А через пару недель была первая годовщина страшных событий 93–го года. И нам попалось на глаза стихотворение другой известной женщины, поэтессы Татьяны Глушковой. Она была из тех, кто переживал расстрел Белого дома как свою личную трагедию. Но в ее стихотворении речь тоже шла о радости.

Просохнет кровь. Отступят злые беды. Как лес, взлетят фанфары, золотясь. По Лучшей Площади пройдет Парад Победы — как в прежний раз, как в незабвенный раз. То будет день пасхальный, Красной горки иль Троицы… Поутру… По весне… Как маршал Жуков, сам святой Георгий проскачет на танцующем коне. И у Кремля заплещутся сирени, смывая прах поверженных знамен. А мы — не плачь, — мы будем только тени, Из Смутных залетевшие времен…

Правда же, это совсем другая радость? Радость победы, добытой в очень тяжкой борьбе. (Именно такой радостью светились и продолжают светиться лица всенародно известных старцев.)

«Получается, всем нужно ходить с постными лицами, как фарисеи?» — возмутится читатель. И снова вспомнит про длинные юбки, платочки, неофитский пыл.

Скажем честно: в длинных юбках и платочках мы не видим ничего дурного. Ведь такая одежда подчеркивает женственность, которой сейчас катастрофически не хватает многим нашим современницам. Не лучше ли переориентировать свой искаженный вкус на более гармоничный?

Насчет постных лиц… Конечно, нет ничего хорошего в фарисейской личине. Но не стоит ее менять на другую — личину всегдашней радости, характерную для некоторых тоталитарных сект и граничащую с радостью клинических идиотов.

Ну, а что касается неофитского пыла, который действительно кого-то может раздражать (по причинам, лежащим, как правило,

внутри самих раздражающихся)… На сей счет пусть лучше выскажется сам неофит. Журнал «Фома», № 6 (29) за 2005 год. Статья «Кто я — хоббит или христианка?», подписанная — без фамилии — Еленой: «Тогда начался период, когда я многих, боюсь, приводила в смущение и раздражение. Например… стала ходить в университет в штопаном свитере и вытертой юбке, не меняя их всю зиму. Может, кого-то я и привела этим в соблазн. Но от пристрастия к зеркалу, по крайней мере, на время избавилась. Для меня это было важнее. А вообще, неофиты во многом правы. Да, что-то может выглядеть вычурным, показным. Но… это совершенно чистая радость об обретенном Господе (курсив наш — Авт.), и хочется взять и перевернуть все, все отдать, все поменять…»

И хотя статья наша называется «Критика чистой радости» (шутливый парафраз «Критики чистого разума» немецкого философа Иммануила Канта), читатель, наверное, понял, что мы имели в виду легкомысленное равнодушие, а вовсе не «чистую радость об обретенном Господе», которая как раз и дает силы противоборствовать миру сему, отвоевывая у него души близких для мира Божия.

26 / 12 / 2006

КОЗА И СТАРЦЫ

Яйца курицу… учат

«Белые платочки»… Этот образ уже прочно вошел в нашу жизнь и вызывает вполне определенные ассоциации. Прежде всего — со старческим возрастом. Хотя белые косынки можно увидеть и на молодых женщинах, и на девушках, и даже на малютках, еще не умеющих ходить, «белыми платочками» называют церковных старушек. Короче, наблюдается несоответствие ассоциативного образа реальной действительности. И еще одно, быть может, более загадочное несоответствие относится к области психолингвистики. Ведь белое — символ чистоты, а также праздничности. Уменьшительно-ласкательный суффикс в слове «платочки» должен настраивать на умиление, симпатию. То есть «белые платочки» теоретически должны были бы вызывать ассоциации сугубо положительные, а вызывают усугубленно-отрицательные. («Эти злые бабки, которые только шикают, одергивают, все им не так. Не так крестишься, не так стоишь, не так одеваешься. Видите ли, колени и плечи надо прикрывать. Щас! Мне не до того было, на душе тоска, а тут старухи учат жить. Вообще больше не пойду никогда!»)

В общем, мы наблюдаем очень грубое искажение словесно-образной связи, которое произошло, конечно, не само по себе, а потому что разные авторитетные люди многократно употребляли и продолжают употреблять словосочетание «белые платочки» в отрицательном контексте.

В результате сформировалось устойчивое негативное представление о церковных старушках как о некоем враждебном классе, преграждающем молодежи дорогу к храму. Иногда, правда, раздаются возражение: дескать, не надо так нападать на бедных старух. Ведь именно «белые платочки» вкупе со священством в советское время спасли Церковь. Но возражения эти погоды не делают, утопая во множественных рассказах о злодеяниях наглых бабок. И соответственно, люди, волнующиеся за будущее Церкви, встают на сторону молодежи. Настоятели многих храмов строго-настрого запретили бабушкам делать замечания молодым. И бабушки эти стали тише воды — ниже травы. Но разговоры про «белые платочки» не утихли. На них продолжают вешать всех собак.

А некоторые пошли дальше. Осенью 2005 года одна из нас присутствовала на церковной конференции, где старшеклассница поучала с трибуны уже не только бабушек, но и самих священников, как надо правильно обращаться с молодежью, чтобы произвести на нее благоприятное впечатление. А то иные батюшки так бестактно себя ведут, что оскорбленные ребята могут больше никогда не прийти в храм. «Какое право имеют священники делать замечания девушке в брюках или с непокрытой головой? А если ей не идут юбка или платок? Это же такая мелочь! Зачем цепляться?»