Ставка больше, чем жизнь
Шрифт:
— Да, — ответил Вонсовский, — видимо, я действительно допустил неосторожность. — Усмехнулся. Его забавляла эта игра. Он еще не знал, к чему клонит человек, одетый в мундир немецкого офицера, с отвагой и выдержкой которого он не раз уже сталкивался. Но сейчас ему казалось, что Клос втягивает его в какую-то взаимную игру.
— Мы дважды произнесли в нашей беседе слово «шпионаж». К чему бы это?
— Не знаю, — ответил Вонсовский. — Может быть, у вас вызывает сомнение мое немецкое происхождение?
— Возможно, — сказал Клос. — Попробую применить для сравнения сведения из области медицины. Две совершенно
— А что сказал бы опытный врач? — Вонсовский почувствовал, что приближается важный момент в их беседе.
— Не исключал бы этой возможности, но принял бы во внимание также и другую. Видимо, задумался бы над тем, не называется ли эта болезнь внутренним заговором.
— Интересно, — промолвил с любопытством Вонсовский. — Очень даже интересно.
— В особенности, — продолжал Клос, — если этот врач примет во внимание непокорность пациента, его положение, надежду на чью-либо помощь. Помощь невозможна, господин граф. — Клос наклонился к Вонсовскому, почувствовав, что наступило время, чтобы сообщить ему, что акция была согласована с Рутинским: — Вашему камердинеру, и, очевидно, Сообщнику в преступных действиях, удалось скрыться, но не рассчитывайте на то, что он сумеет вызволить вас отсюда. Ни один из ваших влиятельных друзей не пошевелит и пальцем, чтобы вас защитить. Наоборот, постараются забыть, что были с вами знакомы. Помощь со стороны исключена, — повторил Клос. — Единственный, кто может вам помочь, — это вы сами. Обратите на это особое внимание, граф. Необходимо считаться с тем, что ничего не дается даром в этом мрачном мире, — продолжал Клос. — Я мог бы вам обещать обхождение, соответствующее вашему положению и возрасту, если бы вы дали слово, что больше не будете укрывать своих соучастников в заговоре против законной власти рейха и нашего фюрера Адольфа Гитлера. Вы хорошо меня поняли?
— Кажется, да.
— Я не требую немедленного ответа. Вы должны серьезно подумать, многое вспомнить. Мы поможем вам в меру наших сил и возможностей. Вчера вечером я был в вашем особняке в Вонсове, осмотрел кабинет. У вас хорошая мебель. Письменный стол — настоящий Хиппендэйл, а американский вращающийся стул — прелесть, хотя явно не гармонирует с остальной мебелью, он слишком служебный… Подумайте об этом. Ваше признание будет весьма важным и полезным для нашего общего дела.
— Я подумаю, господин обер-лейтенант.
— Тогда завтра жду ответа, — сказал Клос. Подошел к двери, широко открыл ее. Два эсэсовца встали навытяжку, увидев обер-лейтенанта Клоса. — Проводите арестованного! — бросил им и опустился в кресло, в котором еще минуту назад сидел Вонсовский.
Теперь необходимо выяснить, не заподозрил ли чего-либо Лехсе. Вонсовский понял все безошибочно.
«Что будет завтра?» — подумал Клос. Не вставая с кресла, он потянулся к пачке сигарет, оставленных на столе Лехсе, и закурил.
Увидев вчера ночью черный «мерседес» около особняка Вонсовского, а через минуту полковника Рейнера, выходящего из автомашины, Клос понял, что дело осложняется.
— Вы напугали меня, господин Клос, — сказал оберет. — Не думал, что встречу вас здесь.
— Долг службы, господин полковник, — ответил Клос. — Нас с вами привела сюда одна цель. Вы тоже решили ознакомиться с документами, лежащими в ящиках письменного стола? Думаю, что вам следует осмотреть и виллу Вонсовского в Жолибоже.
— Этим займется Дибелиус, — ответил Рейнер. — Нашли что-нибудь интересное?
— Думаю, да. После изучения и отбора нужных документов доложу вам, господин полковник. Но, может быть, вы пожелаете ознакомиться с этим раньше?
Рейнер минуту помолчал.
— Нет, господин Клос, я вам доверяю. Но хотел бы вас кое о чем попросить. Это касается меня лично, — с трудом выдавил из себя оберет.
Клос почувствовал, что Рейнеру необходима его помощь, наводящий вопрос, который помог бы выбраться из этой щепетильной ситуации, но решил промолчать.
Наконец оберет решился:
— Если вы, господин Клос, обнаружите среди найденных бумаг какую-либо корреспонденцию из Вены, в особенности от родственников фон Эксендорф… — Оберет запнулся.
— Понимаю! — Клос решил ему помочь. — Это не должно касаться следствия, в лучшем случае не следует вносить это в протокол по делу Вонсовского.
— Верно, Клос. Я не сомневался в вашей деликатности. Не хотелось, чтобы семейство, с которым случайно породнился этот прохвост, — заверяю вас, это вполне достойная немецкая семья, преданная рейху и фюреру, — имело какие-либо неприятности.
— Простите, — проговорил Клос, — но я хотел бы вас спросить: это ваши родственники?
— Это не имеет значения. Главное, мы не должны допустить, чтобы уважаемые немцы имели неприятности только потому, что шпион…
Клос почувствовал: наступил подходящий момент, чтобы внушить Рейнеру одну весьма важную мысль.
— Итак, господин полковник, — Клос выждал, пока Рейнер закурит сигару, — вы убеждены, что мы имеем дело со шпионажем?
— А вы сомневаетесь?
— Я не хотел бы делать поспешные выводы. Вы же сами, господин полковник, предостерегали меня от этого, однако…
— Если это не шпионаж, то что тогда?
— Я тоже об этом думал, господин полковник, — медленно ответил Клос, давая Рейнеру возможность самостоятельно сформулировать мысль. — Кто знает, может быть, мы напали на след государственного преступления. Обнаруженные планы укреплений вокруг ставки фюрера, списки немецких офицеров высокого ранга…
— Перестаньте, Клос! — истерически закричал Рейнер. — Замолчите! — А потом тихо добавил: — Хотелось, чтобы вы ошиблись. Этого не может быть.
Из задумчивости вывел Клоса голос Лехсе:
— Ну и как успехи, Ганс?
— Думаю, что для начала неплохо, только следовало бы перевести арестованного в более приличную камеру, обеспечить одеждой и бельем, едой из ресторана.
— Я должен получить на это разрешение Дибелиуса, — неуверенно ответил Лехсе.
— Если этой ценой получим нужную информацию…