Ставка на бандитов

Доренко Виктор

— Что за проблемы?

Стародубцев нервно заерзал на жестком табурете, понимая, как нелепо выглядит со стороны. Преодолев смущение, он произнес:

— Сегодня утром ко мне приехал Дюк и стал требовать какие-то деньги за какую-то наркоту, которые ему должен Заика. Он предполагает, будто я кончил того именно из-за этих денег, а я и в глаза их не видел. По правде сказать, я даже не знал, что Заика был связан с наркотиками.

— Большая сумма? — вяло поинтересовался Фомин, размышляя о чем-то своем.

Стародубцев

после небольшой паузы ответил:

— Пять миллионов долларов.

Во второй раз за последние пять минут Монах сильно поразился, но, как и прежде, не показал этого.

В эту секунду он раздумывал о том, как порой обманчива бывает судьба: еще несколько часов назад сидящий перед ним человек видел в нем только врага, а теперь готов передать в его руки дело, возможно, всей своей жизни.

Авторитет видел: собеседник ждет от него ответа, однако не спешил что-либо обещать определенно. Он прикидывал в голове все «за» и «против» того, чтобы бывшая бригада Заики перешла под его, Фомина, крыло. Несомненно Вадим обратился к нему неспроста. Значит, угроза Дюка действительно реальна, а с этим приходилось считаться даже ему — вору в законе по кличке Монах.

Наконец придя к какому-то выводу, пахан задал совершенно естественный вопрос:

— Чем ты докажешь, что в самом деле не скрысил этих денег?

Какой-то миг Стародубцев раздумывал, а затем ответил:

— Я был не один, это подтвердят мои люди. Мы вообще не проходили дальше прихожей. Конечно, ты можешь возразить: пять лимонов уважаемая сумма, за нее есть смысл цепляться, но только в том случае, если мне придется ими воспользоваться. Я же пришел к тебе с тем, чтобы ты рассудил по справедливости, и если ты скажешь, что я вру, дай мне пистолет с одним патроном.

Слушая объяснения этого человека, которого еще вчера едва знал, а сегодня их пути таким причудливым образом переплелись, Монах ощутил к нему доверие.

За долгие годы отсидок он научился распознавать даже очень искусных лжецов, но теперь Фомин верил странному гостю, и даже не потому, что тот был готов ответить своей головой.

Интуиция подсказывала пахану: этот человек сейчас говорит правду.

Глубоко вздохнув, Монах согласно кивнул:

— Хорошо, я тебе верю. Когда созреешь, передашь своих пацанов Буру, а с Дюком я сам разберусь.

Стародубцев поспешно ответил:

— Я хотел все закончить сегодня и отвалить. Расставаться нужно быстро, ни о чем не жалея.

— Ну что же, — сказал Фомин, — бери Бура и поезжайте, раз тебе невтерпеж.

Роман, который сидел чуть в сторонке, но ловил каждое слово, произнесенное за круглым деревянным столом, приподнялся со своего места и обратился к Стародубцеву:

— А ты разговаривал со своими людьми? Вдруг они не захотят под нас нырнуть?

Фомин перебил своего товарища:

— Мы

никого неволить не станем, пусть каждый решает сам за себя. Разойдемся без обид, в конце концов, по одной земле ходим и дышим одним воздухом. Делить нам нечего. Ты, — пахан выразительно посмотрел на Вадима, — заберешь все, что тебе полагается, а если нельзя это сделать сразу, сообщишь свои координаты, мы тебе переведем все до последней копейки — нам чужого не надо.

— Свое я все забрал, только квартира осталась, — с готовностью ответил Стародубцев. Он искренне обрадовался такому удачному для него окончанию переговоров. — Но мне некогда заниматься ее продажей.

— А где эта квартира? — заинтересовался Бур. — И какая?

Вадим слегка замялся, но все же ответил:

— Трехкомнатная, на Ленинградском проспекте, в районе метро «Динамо», но черт с ней, с квартирой…

— Почему же это черт с ней? — вопросом перебил говорящего Монах. — Я как раз хотел прикупить себе какую-нибудь хазу недалеко от центра. Сколько ты за нее хочешь?

— Мне все равно, — равнодушно ответил Вадим. — Если тебе, пусть это будет подарком от меня в качестве компенсации за происшедшее.

Лицо Фомина приобрело жесткое выражение, и он произнес, сквозь зубы цедя слова:

— Ты ко мне в корефаны не подмазывайся, по этому поводу я тебе все сказал прошлой ночью, подачки мне не нужны. Я вор, а не попрошайка. Мне до фонаря все твои компенсации, на эту лажу лохов да телок цепляй, а мне нечего в уши дуть, как голимому фраеру. Давай по делу тереть. — Монах повторил свой вопрос: — Сколько ты хочешь за хату?

— Полтинник, — ответил Вадим, глядя прямо в глаза авторитету.

— Бур, — пахан обернулся к подручному, — стоит того эта халупа?

Роман неуверенно пожал плечами и, чуть помедлив, ответил:

— Сразу так не скажешь, надо смотреть, но в любом случае это не крохоборство.

— Вот и ладушки, — удовлетворенно произнес Фомин. — Поедешь посмотришь, если все на мази, отвалишь ему полтинник из общаковых денег, а в общак мы позже внесем.

Поняв, что разговор на этом окончен, Стародубцев приподнялся и с чувством произнес:

— Спасибо, Монах. Ты не подумай, я не напрашиваюсь к тебе, как ты говоришь в кореша, но ты все-таки знай — я действительно сожалею о случившемся.

— Ладно, — Фомин почувствовал искреннюю симпатию к этому странному человеку, но вместо того, чтобы ответить нечто приятное, нарочито грубо произнес: — Давай, вали в свою заграницу, и дай Бог, чтобы наши пути больше не пересекались.

Вадим, казалось, понял ощущения Монаха, как, впрочем, и то, что авторитет не мог говорить с ним по-другому. Стародубцев бросил на пахана благодарный взгляд и направился к поджидавшей его машине.

Бур, немного помедлив, спросил, обращаясь к законнику: