Стая
Шрифт:
— Ну так и радуйтесь.
— Я радуюсь. Я только спрашиваю, где он шляется.
— Делает что-нибудь полезное, — примирительно сказал Йохансон. — Он, вообще-то, неплохой парень. Не воняет, никого не убил, и ещё целая куча достоинств. Нам совсем не обязательно его любить, лишь бы дело двигал.
— А он двигает дело? Придумал хоть что-нибудь путное?
— Но, сударыня, — Йохансон развёл руками. — Хорошей идее всё равно, кто её будет иметь.
Оливейра усмехнулась:
— Иллюзия для запасного состава. Впрочем, пусть делает, что хочет.
Седна
Эневек
Палуба всё ещё была затоплена. Грейвольф и Делавэр в неопреновых костюмах плавали в воде и снимали с дельфинов упряжь. Шум гулко отдавался в зале. Чуть дальше Росковиц и Браунинг спускали с потолочных балок «Дипфлайт». На дне сквозь воду светился шлюз.
— Что, выезжаете? — спросил Эневек.
— Нет, — ответил руководитель подводной станции. — У этой крошки неполадки с вертикальным управлением.
— Это та, на которой выезжали мы?
— Не беспокойтесь, вы ничего не сломали, — улыбнулся Росковиц. — Возможно, какой-то дефект в программе. Разберёмся.
В ноги Эневека плеснулась вода.
— Эй, Леон! — Делавэр улыбалась ему из бассейна. — Чего стоишь? Иди к нам.
— Иди, — позвал и Грейвольф. — Хоть что-то полезное сделаешь.
— Мы там, наверху, наделали полезного до чёрта.
— Кто бы сомневался. — Грейвольф погладил дельфина, который льнул к нему, издавая гикающие звуки. — Надевай костюм.
— Я только посмотреть на вас зашёл.
— Очень мило с твоей стороны. — Грейвольф шлёпнул дельфина и смотрел, как тот уплывает. — Вот ты на нас и посмотрел.
— Что нового?
— Готовим второй отряд, — сказала Делавэр. — МК6 не засёк ничего необычного, кроме утренних косаток.
— Причём дельфины засекли их раньше, чем электроника, — не без гордости заметил Грейвольф.
— Да, их сонар — это…
Эневека снова окатило водой — на сей раз торпедой вынырнул дельфин, гикнул от удовольствия и вытянул нос.
— Зря стараешься, — сказала Делавэр дельфину. — Дядя не хочет в воду. Он боится застудить себе задницу, потому что он никакой не эскимос, а только притворяется. Был бы настоящий инук, давно бы уже…
— О’кей, о’кей! — Эневек поднял руки. — Где тут ваш чёртов костюм?
Пять минут спустя он помогал Грейвольфу и Делавэр закреплять камеры и датчики на второй группе дельфинов.
— А помнишь, ты как-то спросила, не мака ли я? — вспомнил Эневек. — Почему ты так решила?
Она пожала плечами:
— Ты был такой молчаливый. Это по-индейски. Теперь-то я знаю… Кстати, — она широко улыбнулась: — У меня для тебя кое-что есть. — Она затянула ремень вокруг груди дельфина. — Я наткнулась в интернете. Думала, порадую тебя. История с твоей родины.
— Леон дико интересуется своей горячо любимой родиной, — сказал Грейвольф. — Только сдохнет, но не сознается в этом. — Он подплыл в окружении двух дельфинов. И сам в своём утолщённом костюме выглядел как морское чудовище средней величины. — Уж скорее он согласится, чтобы его считали мака.
— А тебе только того и надо, —
— Не ссорьтесь, дети! — Делавэр легла на спину и расслабилась. — Знаете ли вы, как появились киты, дельфины и тюлени? Хотите узнать?
— Кончай уже пытку.
— Ну так вот, в стародавние времена, когда люди и звери ещё были одно целое, жила-была одна девушка по имени Талилаюк.
Эневек улыбнулся. Так вот что она раскопала! В детстве он слышал эту историю во множестве вариантов, но потом забыл вместе с детством.
— У неё были красивые волосы, и многие мужчины к ней тянулись, но её сердце завоевал только собако-мужчина. Талилаюк забеременела и родила эскимосов и не-эскимосов, всех вперемешку. Но однажды, когда собако-мужчина был на охоте, к её иглу приплыл на каяке красавец, мужчина-буревестник. Он пригласил её к себе в лодку, и, как это водится, началась любовь.
— Дело житейское. — Грейвольф проверил объектив камеры. — И когда же на сцене появятся киты?
— Не всё сразу. Как-то приехал в гости отец Талилаюк, глядь — а дочери нет, только собако-мужчина воет от горя. Старик долго плавал по морю, пока не набрёл на иглу мужчины-буревестника. Увидел дочь издали, давай её понукать: мол, немедленно домой! Талилаюк послушно села к папе в лодку, и погребли они домой. Но тут море разыгралось, начался ужасный шторм! Старик понял, что это месть буревестника. Нет, думает, не хочу я тонуть из-за этой мерзавки. Давно уже имел зуб на дочь, и вот он схватил её и вышвырнул из лодки. А девушка вцепилась в борт и не отпускает. Старик вошёл в раж, схватил топор и отрубил ей передние фаланги пальцев! Они упали в воду — и что ты думаешь? Тут же превратились в нарвалов. Талилаюк не отпускает лодку, и тогда старик отрубил ей вторые фаланги. Они превратились в белух, а девчонка, мерзкая, всё ещё цепляется за жизнь. Последние фаланги в воду посыпались, из них получились тюлени. А Талилаюк никак не сдаётся, держится обрубками. Рассвирепел старик на такое непокорство, схватил весло, ткнул ей в глаз, тут она отцепилась и ушла под воду.
— Жестокий, однако, папаша.
— Но Талилаюк не погибла — ну, не до конца. Она превратилась в морскую богиню Седну и с тех пор правит всеми морскими животными. Плавает, одноглазая, вытянув свои культи, а волосы всё ещё красивые, но как их расчешешь без рук? Они все перепутаны — это значит, она сердится. А кому удастся расчесать их и заплести косу, тот укротит Седну и тому она разрешит охотиться на морских животных.
— Когда я был маленький, эту историю часто рассказывали, всякий раз по-разному, — тихо сказал Эневек.
— Тебе понравилось?
— Мне понравилось, что её рассказала ты.
Она довольно улыбнулась. Эневек спросил себя, что заставило её рыться в интернете в поисках старинной легенды. Не случайно же она на неё наткнулась. Вот это и был подарок. Свидетельство её дружбы.
Он был даже тронут.
— Глупости. — Грейвольф свистом подозвал последнего дельфина, который оставался ещё без камеры и гидрофона. — Леон — человек науки. Морской богиней его не проймёшь.
— Ох уж эта ваша затянувшаяся междоусобная свара, — покачала головой Делавэр.