Стая
Шрифт:
– Как там дела?
– Все нормально.
– Ты же помнишь, как я ненавижу это слово.
– Как и следовало ожидать, Роман безучастный. Я всерьез не понимаю, что ты в нем нашла.
– Это было давным-давно. В другой жизни. – У нее безрадостный голос, и мне любопытно, удастся ли узнать, каким чудом я появилась на свет.
– Вы совсем, совершенно непохожи. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. – Я слышу улыбку в ее голосе.
– Ой, заткнись.
Мы смеемся, а когда успокаиваемся, ее затянувшееся молчание вынуждает меня нервничать.
– Мам, с тобой все хорошо?
– Он говорит обо мне?
– Нет. Мы даже погоду не обсуждаем. А что?
– Просто не хочется, чтобы он рассказывал обо мне
– А я ему все равно не поверю. Это не он меня растил.
Слышу, как мама вздыхает.
– Наверное, это меня утешает.
– Ты точно в порядке?
– Да. Мне невыносимо, что ты уехала. Я как будто тебя подвела.
– Ты имеешь полное право на передышку. Со всеми случается время от времени, согласна?
– Ты права. Но если тебе там нестерпимо…
– Нет. Я живу отшельницей. Как будто оказалась на курорте, где нет обслуживающего персонала. Справлюсь.
– Уверена?
«Ради тебя смогу», – вот что хочется сказать.
– Уверена.
– Люблю тебя, ребенок.
Глава 11
Первые две недели на заводе проходят вполне терпимо благодаря моему супервайзеру и удлиненным перерывам, которые он мне предоставляет. И все же, проходя мимо коллег, я слышу, как они шепчутся за моей спиной, да и невозможно не заметить презрительные усмешки одной женской компании, которая, скорее всего, ненавидит меня из-за моей фамилии. Одна из этих женщин, красивая латиноамериканка по имени Вивика, постоянно пялится на меня так, словно дни мои сочтены. Видимо, новость, что я дочь владельца, быстро разлетелась по заводу, потому как все чаще мои улыбки остаются без ответа.
Я, как прирожденная пацифистка, пытаюсь этого не замечать, подставить другую щеку и пригнуть голову. Если до этого момента я не сравнивала работу на заводе с судебным приговором, то теперь у меня появились все основания так считать. Шон тоже замечает эти взгляды, но никто не задает ему вопросов, когда он уводит меня из цеха. Хоть Мелинда и не выражает вслух свое неодобрение, все же не гнушается с подозрением на меня поглядывать, когда я ухожу с нашего рабочего места. Впрочем, похоже, врагом номер один являюсь только я, потому что все на заводе обожают Шона, и у него дружеские отношения с большинством сотрудников. Парадокс в том, что, мне удается выживать на заводе благодаря тому, что я с ним, а вовсе не своей фамилии.
С момента нашего знакомства мы почти не расстаемся. Либо перед сменой загораем у бассейна, либо проводим вечера в гараже, где парни по очереди учат меня играть в бильярд. Рассел, Тайлер и Джереми постоянно там зависают, а Доминик чаще всего отсутствует. Изредка он все-таки заявляется в гараж, но даже тогда не обращает на меня внимания. И все же, если я ловлю на себе взгляд Доминика, то начинаю нервничать из-за выражения его лица – на нем всегда любопытство вкупе с презрением. Я не раз пыталась набраться смелости и спросить у Доминика в лоб, какие у него ко мне претензии, но вечно трушу.
С приезда в Трипл-Фоллс я была окутана вниманием Шона в прямом и переносном смысле, и чаще всего это происходило в оазисе за домом моего отца. Однако всякий раз, как атмосфера начинает располагать к интиму, Шон целует меня в висок, а не в губы, и выпускает из объятий. Иногда он наклоняется, дразня своими губами, и у меня перехватывает дыхание в надежде, что Шон поцелует меня не в висок или щеку, а туда, где я так давно мечтаю ощутить его поцелуи, что уже устала об этом грезить. Шону словно мало читающегося в моих глазах разрешения, чтобы сделать первый шаг. Я неоднократно замечала, как он водил языком по пирсингу в губе, смотря на меня взглядом, четко говорящим, что мы уж точно не дружбу водим. Когда Шон рядом, в животе появляется трепет, а тело вытягивается в струнку, стоит ему привлечь меня к себе. Я наизусть выучила его тело, каждый день
На секунду я лелею мечту снова погрузиться в безмятежное видение, чтобы продолжить наше рандеву, как вдруг мой телефон вибрирует, оповестив о входящем сообщении.
Шон: «Думаю о тебе».
«О чем думаешь?»
Шон: «О всяком-разном».
«Может, уточнишь?»
Шон: «Как-нибудь в другой раз».
«Дома никого, если хочешь поплавать».
Шон: «Отлично, потому что я уже у твоего дома».
Выскочив из постели, я бегом спускаюсь по лестнице и открываю дверь, увидев на пороге Шона с влажными после душа волосами, прелестно спутавшимися на макушке. Он стоит, прислонившись к своей «Нове» со скрещенными руками. Шон одет в шорты, ботинки и черную майку, а я стою в дверях бог знает в каком виде.
Я краснею и провожу пальцами по волосам.
– Только что проснулась.
– Ты красивая. – Он идет ко мне.
Я киваю за плечо.
– Можешь зайти. Папы не будет до позднего вечера.
Шон наклоняется, чтобы поздороваться со мной поцелуем в щеку, но я уклоняюсь.
– Еще зубы не чистила.
– Да пофиг. – Он наклоняется и приникает губами к моему подбородку в томительном поцелуе, отчего атмосфера между нами накаляется.
Затаив дыхание, я еле сдерживаюсь, чтобы не притянуть Шона к себе.
– У тебя есть походные ботинки?
Его вопрос сбивает меня с толку.
– Эм, да.
– Оденься полегче и надень их. Хочу кое-что тебе показать.
– Ты ведешь меня в поход?
Поход – последнее, чем я хочу с ним заняться.
– Ты не пожалеешь.
– Как красиво, – выпаливаю я на одном дыхании, когда мы карабкаемся по очередным валунам на край горы. Я пытаюсь взобраться на скалу, мышцы протестующе ноют, а голеней касается мох. Шон сзади следит за каждым моим движением. Я опускаю взгляд вниз и наблюдаю, как он, касаясь кожи дыханием, придерживает меня за бедра на случай, если я оступлюсь.
– Не могу не согласиться. – Он придерживает меня за задницу, помогая перелезть через большой валун. Я перебираюсь и чувствую, как подкашиваются ноги от явного намека в его голосе.
– Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я и, сделав последний шаг, любуюсь видом. Шон поднимается следующим, за спиной у него висит огромный, тяжелый рюкзак, который вообще не мешает ему подниматься. Шон хватает меня за руку и переплетает наши пальцы.
– Теперь уже недалеко.
Смотрю на часы. Я должна встретиться за ужином с Романом, и меня бесит, что я до сих пор при мысли о нем испытываю тревогу. Мне будто снова одиннадцать лет. После нескольких трапез нам все также неловко, как и в первые дни после моего приезда.