Стая
Шрифт:
— Проходите, Юлия.
— Здравствуйте, — пролепетала она.
— Ну что же так грустно? Посмотри погодка какая на улице! Весна! Пора просыпаться.
— Да уж, весна у меня в этом году жаркая, — вжикнула молнией на куртке.
— А вот курточку, конечно, лучше бы в гардеробе оставить. Ну да ладно, — тщательно вымыл руки. — Сейчас мы, зайка, тебя посмотрим, все обсудим, все решим.
На нее словно дохнуло свежим бризом. Такая у этого врача была энергетика — мягкая и обволакивающая. Хотя внешности
Когда зашла за ширму, уже не чувствовала себя так скованно, как в первую минуту. Хотя плясать от радости настроя тоже не было, но действительно, все не так страшно, как кажется, просто для нее медосмотр всегда — серьезное испытание.
— Жалобы есть?
Услышала мягкий треск — Виктор Палыч натягивал стерильные перчатки.
Глубоко вздохнула, набираясь мужества.
— Жалоб нет, а вот парочка вопросов — да.
— Юля, где ты ходишь? А если бы отец захотел с тобой поговорить, а тебя нет дома? Хочешь еще одного скандала, чтобы еще больше усугубить ситуацию?
— Я определилась. Буду поступать на юридический, а то без доказухи в наше время никак.
— Ты о чем?
— Что за жизнь… Даже родному отцу приходится что-то доказывать! — сунула матери справку. — Удивлена? А уж как папа удивится!
— Мда… — только и сказала Наталья. — Юля, ты успокойся…
— А я спокойна!..
— …выпей валерьяночки…
— Не надо мне никакой валерьянки! Не дождется!
— …если ты будешь разговаривать с отцом в таком тоне, лучше никому не будет. Тебе же в первую очередь.
— Если я захочу разговаривать с отцом в таком тоне, то буду разговаривать именно в таком тоне! Может, я уже могу сама решить, как мне будет лучше? Неужели вы думаете, что я настолько безмозглая идиотка? Мама я в состоянии отличить черное от белого! Почему вы все время пытаетесь убедить меня в обратном? — резко замолчала. Рухнула на стул и спрятала лицо за дрожащими ладонями.
— Прооралась? — спокойно спросила мать.
— Да, — ответила уже тихо. — Ты думаешь, что мне вот это легко далось? А отец куда поехал?
— Я могу только догадываться.
— С ума сойти… — развернулась, намереваясь уйти к себе.
— Юля…
— Не надо мама, не хочу ничего слушать. Хочу побыть одна. В тишине. Пока это возможно.
Возможность побыть в тишине и покое оказалась весьма короткой: через час в комнату зашла мама. По ее лицу Юлька все поняла — вопросов задавать не стала.
— Где он?
— У себя. В кабинете.
Поднялась с кровати и взяла со стола справку.
— Если я не вернусь, считайте меня комсомольцем. Адью, мама!
Наталья лишь покачала головой и обессилено
Она храбрилась. Отчаянно храбрилась, стараясь унять дрожь в теле. Выходило плохо.
Он, наверное, специально местом для разговора выбрал кабинет: чтобы Юля чувствовала себя словно провинившаяся подчиненная, а не дочь. У него почти получилось. Но только почти. Потому что после стольких часов переживаний, после гинеколога-мужчины… уже было практически все равно, что он скажет. Будет ли буйствовать, орать на нее или даже ударит. Все равно!
Отец сидел за столом. Выглядел он сосредоточенно и познавающе, будто готовился выслушать долгий научный доклад. Но на долгие разговоры Юля не рассчитывала, вялой шаркающей походкой приблизилась к нему, бросила на стол клочок бумаги, плюхнулась в кресло. И почему-то тут же разъедающей кислотой к горлу подступила изжога. Абсурдность ситуации каменной тяжестью ложилась на плечи. Сам факт того, что она трясется от страха перед родным отцом, предъявляя ему справку от врача о том, что она девственница, вводил в истерику.
— Что это?
Юля не ответила, не без тайного удовольствия пронаблюдав тихое удивление на отцовском лице, когда он прочитал написанное на листке. Но удовольствие то оказалось слишком мало, чтобы компенсировать унизительность всей ситуации.
Воцарившееся тягостное молчание говорило лишь о том, что отец подбирает другие слова. И это уже хорошо. А собирался, наверное, пообещать ей конец света и геенну огненную.
— И давно… это у вас?
Вот уж на этот вопрос она точно отвечать не будет. И так уже нарушила обещание: не сидела тихо, не дергаясь, как просил Денис.
— Какая разница? — чуть насупившись.
— Мне спросить еще раз, чтобы ты поняла мой вопрос? — Губы сжимались спокойно.
— Буду вынуждена повториться. — Начало потряхивать. Но Юля распрямилась к кресле, подтянулась, будто нагоняя годы жизни и сантиметры роста. — Это имеет какое-то значение?
— Это имеет огромное значение. Мне интересно, как долго ты обманывала меня.
Последние слова неприятно резанули. Легонько полоснули по совести.
— Я тебе ничего не скажу. Что ты сделаешь? Запрешь меня в комнате и посадишь на хлеб и воду? Лишишь карманных денег? Если да, то считай, что я уже напугана до смерти.
— Это для тебя немало. В нашем мире вещи ценятся намного дороже, чем движения души. Ты еще в этом убедишься, я тебе обещаю, — холодно улыбнулся.
Не поняла, что отец имел ввиду, но возникло чувство, что попал он метко, по-снайперски, в самую болевую точку. И сейчас от ее ответа зависел весь тон дальнейшего разговора. Но Юля не знала, что ответить. Тишина росла, расползалась, разрасталась.