Стажёр
Шрифт:
Ух, страшно-то как! Понятно теперь, почему лошадки пугаются… Слышу, за моей спиной лакей молоденький взвизгнул и задницей в снег упал. Прохор крякнул, топор покрепче перехватил, а сам в топорище вцепился и глаза таращит — толку с него сейчас шиш да маленько.
Матвей в снегу сидит, глаза пустые, сам покачивается. Револьвер у него из рук выпал, валяется рядом. Палаш отлетел, в снег воткнулся. Ни крови, ни ран, но был человек — а стал мебель.
Альфрид вообще никакой, скорчился как креветка и
Филинов молодцом, стоит крепко, винтовка в руках — видно армейскую закалку.
Кошка рычит, глазищи на нас уставила. А я смотрю — шерсть у неё искрами посверкивает. Как будто снежинки в мехе застряли. Но не снежинки это. Только недавно видел такое, когда орг медведем и маньяком прикидывался. Так это что, призрак? Иллюзия? Но как призрак палаш выбил и собачку придавил?
Филинов ноги расставил, вытащил из кармана патрон, лязгнул затвором. Бах! Я чуть не оглох.
А босс уже второй патрон достал — быстро так. Упала гильза, лязгнул затвор. Бах!
Пороховой дым ветерком снесло, смотрю — кошке хоть бы хны. Она рыкнула и к нам шагнула.
Сенька-лакей как заорёт:
— Мамочки!!! Чур, чур меня!
Вскочил на ноги и дал дёру.
А Филинов молодцом — не дрогнул. Ещё патрон достал, и снова — бах!
Да что стрелять — Матвей из револьвера три пули в эту тварь выпустил, и всё без толку.
Прохор, с топором в руке, к боссу прижался — стонет:
— Хозяин, уходить надо! Только не бежать, сразу кинется… Они тех, кто бегает, страсть как не любят…
Филинов зубами скрипнул, назад отступил. Шаг, другой…
Кошка тоже шагнула — за ним. Раз, два…
Прохор тонким голосом ей:
— Вон! Вон у тебя жратвы сколько! Смотри, мясо лежит!.. — и на Матвея показывает.
А сам пятится, в босса вцепился. Филинов из красного бледным стал, растерялся. В упор ведь стреляли!
Смотрю, а собачонка-то живая, в снегу завозилась, мордаху подняла, смотрит своими круглыми глазёнками и скулит жалобно.
Я вперёд шагнул. Сам не знаю, зачем. Кошка на меня посмотрела, а я ещё шажок сделал.
Говорю:
— Не бойся, мы тебя не тронем. Собачку свою возьмём, и уйдём… Кися-кися-кися…
Эта зверюга мордой поводила, вроде как принюхивается. И повернула ко мне.
Я чуть в штаны не наложил. Как не убежал, сам удивляюсь. Но если побежишь — точно сожрёт. Не знаю как, но чувствую — сожрёт.
Подошла — близко, ещё немного и рукой дотронешься. Точно — призрак. Холодом от неё веет, как из раскрытого морозильника. И глаза как у человека.
Я опять ей:
— Кися, не бойся. Собачку возьму…
Пригнулся, руку протянул к шавке, осторожно-осторожно. Слышу, за моей спиной Прохор просипел: "Бежим, барин!"
Зашуршало позади и топот ног раздался. Убегают, значит.
Делаю
Если через кого пролетала тонна ледяного кирпича, тот меня поймёт. Призрачная кошка проскочила сквозь меня и в лесу пропала. А я в столб превратился, замороженный.
Через миллион лет статуя-сосулька по имени Димка Найдёнов немножко оттаяла и глазами поморгала.
Смотрю — нет, миллион лет не прошло. Всё так же зима, деревья в снегу. Собачонка мелкая ко мне подбежала, прыгает вокруг, на руки просится. Дрожит вся, то ли от страха, то ли от холода.
Матвей сидит у сосенки, глаза прикрыл, бормочет непонятное. Свихнулся, что ли?
Зато Альфрида и след простыл. Там, где он лежал, нету никого. Сбежал, наверное, пока я призрака отвлекал, вместе с Филиновым и лакеями. Только в другую сторону.
Что делать, попрыгал я на месте — вроде ничего мне не откусили, мёрзлые руки-ноги кусками не отваливаются. Только в голове шум и печать на спине будто шевелится.
Ну да это дело привычное. Печать у меня, как только магия рядом какая, дёргается сразу — никакого индикатора не надо.
Прошёлся я по полянке, револьвер с палашом подобрал. Собачонку подмышку засунул. Матвея поднять попробовал, и так и сяк — тяжёлый, зараза. Сам идти не может, сразу на землю валится.
Надо за помощью идти. Замёрзнет ведь. Хоть и гад он, а всё равно ни к чему живого человека вот так оставлять.
Снял я с Матвея пояс с ножнами, палаш на себя повесил, собачонку поудобней перехватил и побежал к дому.
Его высокородие господин полицмейстер стукнул тростью о паркет. Филинов замолчал.
— Вас ясно сказано, государь мой — ваш дом нынче место преступления! — бросил Иван Витальевич. — Извольте не мешать следствию.
Когда я бежал к дому, подскакивая от нетерпения, думал: сейчас все ко мне кинутся. "Как ты выжил, как ты спасся, герой ты наш!" — кричать станут. Фигушки вам.
Подбежал я к дому, а там чёрт знает что творится. По двору полиция шастает, во всём доме огни горят, все лампы позажигали, и тени в окнах туда-сюда носятся.
При входе, у ворот, полицейский меня за шиворот ухватил и обшарил как простого жулика. Как только в морду не насовали, удивляюсь. Хорошо, гоб с конюшни рядом оказался, закричал: "Свой это, барина личный слуга!"
"Слуга" меня конечно по душе резануло, зато помогло. Доволокли до крыльца не за ноги, и то спасибо.
У крыльца машина антикварная, на которой полицмейстер ездит. И шофёр тот самый, мордатый. Меня увидел, лицо скривил, как на шавку какую. Вроде той, что я в руках тащу.