Стеклянная Крепость
Шрифт:
Она снова улыбнулась, на этот раз широко. Она верила в это.
Шарина повернулась, чтобы посмотреть, как баркас прижимается носом к высокой изогнутой корме «Шепарда», где стояли Гаррик с Лайаной, парой помощников и отрядом одетых в черные доспехи членов полка телохранителей, «Кровавых Орлов». Посеребренный нагрудник Гаррика придавал ему одновременно царственный и героический вид — что, конечно, и было целью; никто не ожидал сражаться здесь, на Фест-Атаре.
Шарина заметила, что он не надел шлем с развевающимися позолоченными крыльями, который дополнял наряд, хотя, вероятно, сделал бы это
Гаррик был не только высок, но и силен, но в общине был еще более сильный мужчина — Кэшел ор-Кенсет, сирота, воспитанный своей сестрой-близнецом Илной после смерти их бабушки. Это был тихий парень, кроткий, как ягненок, и без присущего ягненку ворчливого самомнения. Мужчина выше большинства других, шире почти любого другого и сильнее всех, кого он когда-либо встречал или мог встретить.
Теперь он стоял позади двух женщин, как стена мускулов, держа в правой руке посох из орехового дерева, как вертикальную колонну. Шарина, все еще касаясь Теноктрис левой рукой, положила правую руку на сгиб его локтя. Кэшел улыбнулся, потому что он обычно улыбался, и он улыбнулся шире, потому что Шарина прикоснулась к нему. Ему было бы неловко брать ее за руку на публике, но никто, видя их вместе, не мог усомниться в том, что они любят друг друга.
Матросы с баркаса перебросили канаты с носа и кормы на борт «Шепарда»; члены команды привязали их к выносной опоре, которая несла три из пяти весельных рядов флагмана. Однако боцман осыпал капитана баркаса замечательными проклятиями при мысли о том, что меньшему судну будет позволено лежать корпус к корпусу, где оно поцарапает краску флагмана. Капитан баржи выругался в ответ.
— Прошло три месяца с тех пор, как корабли были отремонтированы в Каркозе, — нахмурившись, сказала Шарина. — Я не думаю, что еще несколько царапин будут заметны.
Моряки занимались своими делами так, будто чиновников, находящихся в качестве пассажиров, не существовало. Ее и Гаррика учили держать свои дела — дела гостиницы — в секрете от гостей. Эта брань между офицерами двух кораблей оскорбила чувство приличия Шарины, хотя сами ругательства этого не сделали.
— Я думаю, он хотел сказать, что мы прекрасные люди из дворца в Валлесе, — сказал Кэшел тихо, но с чем-то твердым в голосе, чего не было бы, если бы он был более доволен ситуацией. — А они просто ничтожества из захолустья. Только мы не такие, не все из нас; и я думаю, что этот парень так же быстро назвал бы меня никем до того, как Гаррик стал принцем и все изменилось.
— Тебе это не к лицу, Кэшел, — сказала Шарина и поцеловала его, удивив себя почти так же сильно, как и своего партнера. Это был идеальный способ испортить ему настроение; лицо Кэшела приобрело цвет красного дерева, когда он покраснел под глубоким загаром. Однако они находились под прикрытием стрелы кливера, а все остальные смотрели на корму, где делегация поднималась на борт по веревочной лестнице. Скорее всего, никто этого не заметил.
— Знаем ли мы, почему эти люди встречают нас в море? — спросила Теноктрис.
Шарина почти подпрыгнула. Пожилая женщина была настолько
— Ах, нет, — ответила она. — Хотя, если хотите, мы могли бы присоединиться к ним на корме. Они, безусловно, официальная делегация, так что, я думаю, наш долг быть там.
— Хорошо, — сказал Кэшел, поворачиваясь и начиная двигаться по проходу, протянувшемуся по всей длине корабля между решетками над гребцами. Места было немного, но матросы на палубе убирались с его пути, хотя они были так заняты, что не обращали внимания на женщин.
Шарина жестом пригласила Теноктрис идти впереди нее и замыкала шествие. У нее не было такой комплекции, как у Кэшела, но ее высокое, стройное тело было мускулистым, и у нее были рефлексы, приобретенные при обслуживании столиков в залах, переполненных мужчинами.
— Возможно, они не имеют никакого отношения к тому, что, как я чувствую, формируется вокруг нас, — тихо сказала Теноктрис, возможно, обращаясь скорее к самой себе, чем к своим младшим товарищам. — Но их встреча с нами в море необычна, и способ построения сил очень необычен; почти уникален по моему опыту.
— Почти уникальный, — добавила Шарина, деликатно подчеркнув это определение.
— Да, — сказала волшебница. — Я чувствовала нечто подобное за несколько мгновений до того, как меня вырвали из моего времени и остров Йоле погрузился в морские глубины.
***
Один из охранников Гаррика отдал свое копье товарищу, чтобы у него была свободная рука, чтобы дотянуться через перила до двенадцатилетнего мальчика, взбирающегося по раскачивающейся лестнице впереди пятерых взрослых. — Давай, парень, — сказал он.
— Осторожнее, дружище! — крикнул пухлый лысый мужчина, стоявший сразу за мальчиком. — Это Принц Протас, правитель нашего острова!
— Тогда тем больше причин не дать ему упасть в воду, — сказал Гаррик, делая шаг вперед. — Как мне сказали, здесь так глубоко, как только может быть во Внутреннем Море.
Он взял мальчика за правую руку, в то время как солдат обхватил его под левым плечом, и вместе они подняли его на борт. Протас поджал под себя ноги так, чтобы пальцы ног не коснулись перил. Хотя он ничего не сказал, но вежливо поклонился Гаррику и склонил голову перед солдатом, затем проскользнул вперед, чтобы убраться с дороги, насколько это было возможно на палубе военного корабля.
Пухлый чиновник поднялся к перилам. Гаррик кивком подозвал охранника, чтобы тот помог ему, но сам демонстративно не подал руки.
— Это, должно быть, Лорд Мартоус, — прошептала Лайана ему на левое ухо. — Протас — сын Короля Черворана, но, по моей последней информации, правителем является Черворан.
Среди прочих обязанностей Лайаны она была мастером шпионажа; или, скорее, она была начальником шпионской сети, которая информировала Гаррика о событиях на всех островах, независимо от того, происходили они на островах, вернувшихся под королевский контроль, или нет. Ее отец был путешествующим купцом. Лайана по собственной воле — Гаррик не знал бы, о чем ее попросить, — превратила сеть деловых связей отца в полноценную разведывательную службу. Это принесло королевству больше пользы, чем могли бы принести еще десять армейских полков.