Стеклянная Крепость
Шрифт:
Несмотря на все это, катер был военным кораблем. Его таран и удобный короткий корпус делали его опасным противником даже для гораздо более крупных судов.
Улыбка Илны, никогда не бывавшая широкой, приобрела оттенок теплоты. Даже рыбацкий ялик был бы опасным противником, если бы им командовал Чалкус.
— Я не буду петь такую вещь, и шокировать присутствующих здесь прекрасных дам, — ответил Чалкус, но в его голосе послышались веселые нотки. Он поклонился десятилетней Леди Мероте, сидевшей на поручнях кормы, как мальчишка, а не как наследница состояния бос-Рориманов,
Рулевой поднял бурдюк с вином, висевший рядом с ним на перилах, там, где его касались брызги. Он вложил его в руку Чалкуса, хотя ни один из них не смотрел друг на друга, когда они это сделали.
— ... чтобы смочить горло, — закончил Чалкус, вынимая резную деревянную пробку из козьей шкуры и делая большой глоток.
Он был крепко сложенным мужчиной, не намного выше самой Илны. Чалкус выглядел подтянутым, когда был одет в придворную одежду; он был тверд, как статуя из красного дерева, когда раздевался до матросской набедренной повязки, что он делал достаточно часто, даже теперь, когда Гаррик сделал его капитаном «Херона».
У набедренной повязки были видны шрамы. Несколько давно заживших ран могли бы стать смертельными. Если бы это было так, Илна никогда бы с ним не встретилась. Трудно было представить, какую ценность она нашла бы в жизни в этот момент, если бы не Чалкус.
— Смуглая девушка, у нее есть дома и земли... — пропел Чалкус своим чистым тенором. Его глаза продолжали улыбаться Илне, пока она не повернулась, чтобы снова посмотреть на небо, сплетая пальцы. — У прекрасной Тресиан нет ничего...
Чалкус плавал с пиратами Латааена в южных морях. Он не рассказывал ни о тех днях, ни о других днях такого же рода, которые он прожил, собирая шрамы на своем теле. Илна предполагала, что на совести Чалкуса было столько же, сколько и на ее совести, хотя он нес это бремя легко, как и все остальное.
— Лучший совет, который я могу дать тебе, сын мой... — пел Чалкус, его голос сиял, как залитый солнцем ручей, — приведи Смуглую Девушку домой.
Илна не спрашивала, был ли Чалкус хорошим человеком или плохим. Он был ее мужчиной, и этого было достаточно.
Что-то рябило и бурлило за завесой тонких облаков. Пальцы Илны работали, создавая удовлетворение для людей, которых она не знала, на протяжении веков, о которых она не могла догадаться. Ее узоров хватит на весь срок службы шерсти, а это могло бы быть очень долго.
У Илны всегда был талант к пряже и тканям, который выходил за рамки простого мастерства. Она могла прикоснуться к образцу ткани и узнать, где вырос лен или где резвились овцы; и она также знала, что было на сердце у того, кто это соткал.
К тому времени, когда ей исполнилось двенадцать, все в округе знали, что Илна ос-Кенсет ткала ткани мягче и тоньше, чем кто-либо другой в округе. Два года назад, перед тем как она покинула деревушку Барка в свои восемнадцать лет, торговцы приезжали из Сандраккана и даже Орнифала, чтобы купить ее тонко сотканную ткань.
— Он оделся в ало-красное... — пел Чалкус. Команда
Дорога Илны привела ее из деревушки Барка в Каркозу, древнюю столицу на другом побережье Хафта; а из Каркозы она отправилась в Ад, где ценой своей души научилась ткать так, как не умел ни один человек. Она использовала свои новые навыки на службе Злу и себе самой, потому что вернулась из Ада таким же агентом Зла, каким был любой демон.
Гаррик освободил Илну от тьмы, которой она продала себя из любви к нему, но ничто — ни поступок, ни извинения, ни угрызения совести — не могло отменить того, что она натворила, пока она радовалась возможности заставлять других поступать так, как выбирали она и Зло. Да будет так. Она бы жила так, как только могла, помогая друзьям, которые были мудрее и сильнее и знали Зло только как врага. И всякий раз, когда у нее была возможность, она плела узоры, которые делали жизнь немного менее унылой для тех, кто их видел.
Узоры помогали Илне ос-Кенсет, которая никогда не простит себе того вреда, который причинила из-за гнева и гордости за собственное мастерство. Ее пальцы двигались, а губы кривились в усмешке. Она не умела прощать и других, если уж на то пошло.
— ... они думали, что он король, — пропел Чалкус, и Мерота присоединилась к пению. Илна оглянулась. Девочка сжимала левую руку моряка обеими руками, ее лицо сияло от восторга.
Было удивительно, как благородная Леди Мерота отнеслась к ним, крестьянской девушке и моряку, которые когда-то были существами и похуже. Конечно, у Мероты были наставники и советники по управлению имуществом и инвестициям, наследницей которых она стала; но ее родители умерли, и у нее никогда не было ничего похожего на настоящую дружбу, пока она не встретила Илну.
Илна знала, как люди обращаются с девочкой-сиротой, у которой нет никого, кто мог бы ее защитить. Она не могла изменить весь мир; но пока она жива, никто не сможет использовать Мероту как ступеньку на своем пути к богатству и власти.
Облака на восточном горизонте превратились в сплошную облачность, размазавшую небеса, как известковый налет по серому камню. Солнце, едва миновавшее зенит, виднелось ярким пятном на юге. Остальная часть неба не была затянута тучами, и море колыхалось так же мягко, как спелый ячмень, колеблемый легким ветерком. Угроза, притаившаяся сила не была частью естественного мира.
Но, тем не менее, она присутствовала.
— Какие новости, какие новости, Лорд Тома? — пропела Мерота, теперь исполняя только женскую партию. — Какие у тебя для меня новости?
Моряки были суровыми людьми, а моряки, готовые служить под началом Капитана Чалкуса, часто были еще суровее; некоторые из команды «Херона» были немногим лучше, чем дикари. Они слушали девочку с удовольствием, таким же невинным, как и ее собственное.
— «Это должно произойти очень скоро», — подумала Илна, пытаясь прочесть узор на небесах.