Стеклянная рука

Веркин Эдуард Николаевич

— Не удивлюсь, если он сюда еще своих приятелей притащил! — орал Паша.

— Тех, что я на острове загрыз? — усмехнулся я.

Тогда этот тип навел на меня свой фотик и цыкнул прямо в лицо фотовспышкой.

Тогда я взял и швырнул томагавк. Паша ойкнул и присел, томагавк просвистел в воздухе и воткнулся в дерево. Попал, как всегда. Лезвие глубоко врубилось в стол, дерево оказалось не бутафорским, настоящим. Я перехватился за веревку и легко вскарабкался на сцену. Вытащил Тоску и Пашу. Хотя Пашу, конечно, следовало оставить.

— Мы

с тобой еще разберемся. — Паша кивнул в сторону томагавка. — Ты у меня еще заработаешь. Мой брат, кстати, боксер, первый взрослый разряд. И он не обо мне позаботится, он о тебе позаботится. А пока… пока вы как хотите, а я потихоньку отваливаю…

И Паша направился к выходу из зрительного зала.

— Паша, лучше не надо… — Тоска попробовала схватить Пашу за рукав. — Давай лучше вместе…

— А пускай идет, — сказал я. — Ты его не держи. Ты, Тоска, фильмы ужасов любишь? Любишь, я же знаю. Самая главная ошибка всех героев фильмов ужасов состоит в том, что они расходятся. Одна негритянка идет купаться, другой чувак отправляется свет включать, а какой-нибудь долговязый тип с удивительными часами слышит странный стук… И их чикают поодиночке. Пусть идет, я его родителям на Новый год открытку пришлю…

Паша остановился. Я подошел к карликовому баобабу, в котором завяз мой томагавк, дернул. Топорик сидел крепко, просто так и не выдернешь. Я даже ногой уперся. Дернул. Топорик со стоном вышел из древесины. По стволу потекла вязкая красная жидкость.

— Кровь… — прошептал Паша. — Из дерева кровь течет…

— Действительно, кровь? — спросила Тоска.

— Не знаю… — сказал я. — Надо попробовать…

И я протянул палец, чтобы попробовать. Нет, на самом деле я совершенно не собирался лизать эту дрянь, к тому же, судя по цвету и вязкости, она совсем не была кровью. Кровь так не течет. Из дерева сочилось что-то вроде вываренного кленового сока.

— Не надо, — попросила Тоска. — Лучше не трогай…

Я пожал плечами, вытер лезвие о занавес и направился к выходу из зала. Тоска и Паша двинулись за мной. Молча.

Мы вышли в вестибюль со страшными картинами. Здесь было темно, по полу тянулись бледные полоски пробивающегося из-за портьер света, что придавало Дому культуры еще больше загадочности.

— Вот, — указал я томагавком, — вторая лестница. Лестница ведет на галерею. По идее, где-то там и жил Паровозов. Наверное…

Я подошел к лестнице и стал подниматься по ступенькам. Ступеньки хрипло скрипели, даже не скрипели, а как-то завывали. Томагавк я держал на плече, на всякий случай. Тоска и Паша не отставали.

Галерея оказалась в гораздо худшем состоянии, чем я предполагал. В полу красовались здоровенные дырки, в некоторых местах не хватало одной, а то и двух досок. Приходилось прыгать. Тоска прыгала легко, она находилась в прекрасной спортивной форме, молодец. Этот долговязый Паша тоже спокойно справлялся с затруднениями — он просто перешагивал

дыры. Я тоже сначала попрыгал, но мне это быстро надоело, я оторвал от стены длинную доску и клал ее перед собой, а потом переходил по ней дырки в полу.

Вообще, мне казалось несколько странным, что галерея так сильно повреждена. С какой это радости пол был раздолбан?

И как только я начал думать об этом, я понял, что здесь что-то не так. И когда Паша ступил на большой сохранившийся фрагмент пола, я крикнул:

— Стой!

Паша был самолюбив и на мой окрик никакого внимания не обратил. И провалился. С хрустом и каким-то неприличным звуком.

Впрочем, Паше повезло — он успел раскинуть руки. И застрял в дыре.

— Тонька! — позвал Паша.

Тоска шагнула было к нему, но я рявкнул:

— Стоять!

Тоска замерла.

— Сама провалишься, — сказал я. — Не двигайся, сейчас чего-нибудь придумаю…

Я достал из рюкзака плетеный капроновый шнур и кинул Паше, я всегда ношу веревку на такие мероприятия. На всякий случай.

— Намотай на руку, — велел я Паше.

Он послушно намотал.

— Теперь потихоньку просовывайся в дырку, не спеши — сорвешься, плечо вывихнешь. Это очень больно, поверь мне.

— Как это просовывайся?! — испугался Паша. — Вниз, что ли?

Тоска хихикнула и сказала:

— Просовываться вверх в твоем случае тяжело.

— К тому же наверх нам тебя не вытащить, — сказал я. — Слишком опасно. Мы опустим тебя вниз.

— Я не хочу вниз! — задергался Паша. — Там внизу…

— Там внизу ничего нет, — сказал я. — Прекрати дергаться, а то сорвешься. С четырех метров грохнешься — мозгов не соберешь! Так что нечего трепыхаться! Тоска, держи веревку.

Тоска взялась за веревку. Я сел на пол, уперся ногами в выломанную дощечку и напряг спину.

— Я скажу «три» — и ты выдохнешь, — сказал я. — Раз, два, три.

Паша громко вдохнул, потом выдохнул. Пол хрустнул, и Паша тут же провалился под галерею.

— А! — заорал он откуда-то снизу.

— Трави потихонечку, — велел я Тоске.

Она кивнула, и мы стали Пашу опускать. Он оказался тяжелым типом, хотя по его виду предположить это было сложно. Видимо, в нем было много костей. Я еще кое-как держался, Тоска же кривилась вовсю.

— Что это?! — снизу послышался Пашкин голос. — Кто тут?!

— Пашка, хватит придуриваться, — сказала Тоска. — Это не смешно…

— Тут в углу кто-то есть! — завизжал Пашка. — Он смотрит…

— Я знаю, кто там, — засмеялся я. — Там призрак-убийца без вести пропавшего столяра-станочника!

Тоска тоже засмеялась.

— Это не шутка! — вопил Паша. — Он идет ко мне!

— У тебя дубинки! — напомнил я. — Достань их!

Веревка начала раскачиваться, видимо, Паша задергался.

— Он идет! — снова завопил Паша. — Он близко!

— Посмотри, там у него бензопилы не видно? — спросил я.