Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник
Шрифт:
Ошеломлённая Нуарейн повернула голову в поисках Палача и едва не ослепла на миг от яркого, солнечного света, пламеневшего в шаге от неё.
«Как я раньше его не заметила?»
Колоссальный поток силы, исходивший от того, кого называли Палачом, омывал Нуарейн, не прикасаясь к коже, и она ощущала, впервые за многие годы ощущала чужие эмоции. Его желание защитить и уберечь, его желание учить, желание покончить со страшной болью, многие годы терзавшей его. Она перевела взгляд обратно и задохнулась: Мир чувствовал то же самое. Иначе, по-своему, гораздо полнее, гораздо глубже, но то же самое. А ещё он, в отличие от Палача, нуждался в защите. Он искал тех, кто может уберечь его,
Из памяти всплыли образы: парящая кровь на снегу, треск ломающихся копий, крики умирающих и чёрные вороновы перья поверх заиндевевшей кольчуги — и тут же, вслед за этим, пришелица с разрушенной Грани увидела цветущий луг, девочку, бросающуюся в объятия пожилой женщины, ощутила запах цветов и тепло солнца у себя на щеке. Несколько невероятно долгих секунд воспоминания и новые видения боролись, наслаивались друг на друга, но затем жизнь победила… и Нуарейн протянула руки в ответ.
— Нет, — прошептала она, чувствуя, наконец-то чувствуя сама, как в груди разгорается тёплая искра. — Так больше не будет. Я не оставлю тебя. Никогда.
И искра вспыхнула, озарив собой весь Мир, и вновь съёжилась. Но толика тепла осталась внутри, и Нуарейн почти услышала, как трескается лёд её внутренней брони, защищавшей от жуткой боли содеянного. Боли, которой больше не осталось. По-прежнему оставалась память о ней, урок, который она принесла, но её самой больше не было. Золотистое сияние, омывшее всё существо Нуарейн, растворило боль, растопило и унесло с собой, будто весенний ручей, полный живой воды.
Послание было получено и понято. Её приняли здесь.
Женщина глубоко вздохнула, будто просыпаясь от глубокого сна, и открыла глаза. Несколько секунд ушло на фокусировку слегка плывущего зрения, затем Нуарейн повернулась и встретилась взглядом с Палачом. Внешне тот выглядел расслабленным, и лишь едва заметный прищур выдавал огромное внутреннее напряжение, владевшее им. Нуарейн понимала, что нужно что-то сказать, но все фразы, полагавшиеся по ситуации, казались ей глупыми и нелепыми. Описать протокольным языком всё, что с ней произошло за эти минуты, в лучших традициях Первого отдела? Неправильно и невыносимо. Попытаться выразить словами все эмоции, наконец-то полностью ею прочувствованные, — её, его, всего Мира? Невозможно, да и не нужно это было сейчас. Сказать то, что он, вероятно, хотел бы услышать? Ну, это уже вообще была бы глупость несусветная.
Оставался только один вариант: нелепый, но хотя бы сносный. И сказать это нужно было именно сейчас, пока ещё не схлынул и не угас приступ этой невероятной эмпатии, которой сама Нуарейн никогда не владела.
— Я понимаю тебя, — тихо произнесла она, и в глазах начальника Третьего отдела отразилось облегчение. — Ошибки надо исправлять. Ты дал мне достаточно, чтобы я пообещала: я попробую помочь тебе исправить твою.
— Но ничего не гарантируешь, — с улыбкой закончил за неё Палач. — Как и мы все, когда произносим подобные слова. Спасибо.
— Не стоит благодарить за то, что ещё не сделано. — Холодный, спокойный тон и выражение лица вернулись сами собой, но за ними теперь крылось гораздо больше, чем раньше. — У нас с тобой впереди много работы. И в первую очередь я хочу понять, почему мои возможности не возвращаются ко мне в полной мере.
— О, это к Воину, — отозвался Палач, опираясь на перила. Он делал вид, будто ничего не произошло, но, скорее, так же, как и она теперь, по привычке, удерживая маску невозмутимого и хладнокровного начальника отдела. — Когда начнёшь работать с ним — разберёшься в структуре своей силы. Моя задача — не развивать твои способности, а научить тебя действовать практически без них. Вот он тебе подробно сможет объяснить,
— Ты это тоже можешь.
— А не ты ли сама исповедуешь принцип «каждый должен заниматься своим делом»? Я займусь своим, ты — своим, а Воин — своим.
— Приемлемо, — после секундного раздумья согласилась Нуарейн. — Мы вернёмся обратно так же, как пришли?
— Не думаю, — улыбнулся Палач. — Как тебе мысль о небольшой прогулке по городу? Тем более что, по словам Тени, не все ещё магазины и кафе были осчастливлены твоим присутствием. Будешь хотя бы знать, где что расположено.
Нуарейн склонила голову, пряча улыбку в уголках губ.
«Всё-таки, надо признать: ухаживают в разных мирах практически одинаково. Что ж, Палач. Один раз ты меня уже удивил; посмотрим, сможешь ли развить этот успех».
— В твоей компании я готова пойти на подобное, ничем не оправданное нарушение протокола.
— И это прекрасно, как говорит один мой друг, — рассмеялся Палач и подал ей руку.
Глава восьмая
— в которой посол Синего Дракона встречается с Белым Лисом, а одержимость жаждой мести приобретает более осознанные очертания.
Токио. Около десяти месяцев до драки в баре «Великое Древо». Офис корпорации «Сейрю».
Говорят, что под столицей Японии, как и под Бэйцзином, да не оскудеет казна Северной Столицы, развернулся огромный подземный город, принявший в себя отбросы общества, изгнанные сверху. Говорят, что вот уже год с лишним, как патриархи Триад не пользуются для серьёзных сообщений модными нововведениями, вроде мобильных телефонов и электронной почты, предпочитая отправлять своим отдалённым собеседникам живых посланцев. Говорят, что бойцы и в особенности главы якудза выпускают неугодным вестникам потроха и засыпают в распоротый живот жгучий перец или того хуже, красных муравьёв. Говорят… ай, много чего говорят. Линг Собачий Хвост досыта наелся этими слухами перед тем, как его отправили на острова. Не хотел слушать, понимать не хотел, но бойцы, что сопровождали незадачливого младшего помощника третьего побочного племянника главы Семьи к дверям маленького кабинета скромного игорного дома, не скупились на подробности. Линг искренне не желал знать, зачем он потребовался влиятельным господам, занимавшим этот кабинет, но, видать, такова уж была его судьба: уподобляться петуху в варварском супе. С дрожью во всех своих конечностях Собачий Хвост переступил порог, ставший последним в жизни многих, и узнал то, что должен был.
На первый взгляд всё выглядело довольно безобидно: Триады хотели поделиться информацией с якудза, точнее, всего с одним человеком из этой японской организации. Вот только человек этот наводил такого страху на всех, кто имел с ним дело, что сами патриархи решили послать к нему того, кого не жалко. Фишку, что и с доски сбросить не грех: всё одно мешается.
Разумеется, сам Линг не видел тех, кто составлял сообщение. Уровень не тот. Он всегда считался парией, даже в банде, а потом и в Семье, когда Хонгуи по прозвищу «Пуля», лидер «Танцующих Пуль», смог пробиться выше по преступной лестнице. И даже когда степень родства главаря с одним из патриархов семьи Синего Дракона была подтверждена и положение его неизмеримо выросло, Линга всегда использовали только на самых грязных и неблагодарных заданиях. Пару раз отправляли на верную смерть, но он как-то выкручивался и выживал, чем заслуживал не благодарность, а новую порцию презрения. Ибо в понимании Линга самым ценным было выживание. А Хонгуи, как и его высокопоставленный родственник, превыше всего ценил самопожертвование и преданность идее.