Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
– Скажи: «Сима, спасибо»…
– Хима сива…
Мама, конечно, учуяла Симкино настроение.
– Наскучался ты, бедняжка…
Симка не стал отпираться:
– Конечно… Когда выпишут-то?
– Обещают через неделю.
– У-у…
– Ну что ты! Это совсем скоро. Не успеешь оглянуться…
И оба замолчали. Симка затоптался, поддавая коленями сумку. Вот так всегда: ждешь встречи, а потом скажешь несколько фраз – и вроде бы говорить больше не о чем. Тем более, что голосовые связки делаются будто распухшие…
– Чем сегодня будешь заниматься? – спросила мама.
– «Человека-амфибию» почитаю. А еще дядя Миша просил помочь прибраться в сарае, дрова
– Допоздна-то не гуляй…
– Нет, что ты…
– Ну, беги…
– Ага, – сказал Симка. Но не уходил. – Мам… а Соня…
– Ох, чуть не забыла! Она просила тебя подойти к забору, к вашей щели.
– Мама, до завтра! Андрюшка, пока!
У больницы был обширный двор, и задний край его выходил на улицу Лесосплавщиков, которая тянулась параллельно Односторонке, в квартале от нее. Симка свернул за угол, прошагал вдоль высоченного забора и остановился у знакомой, чуть перекошенной доски.
Изнутри двора у забора густо росла желтая акация. Угодившие в больницу ребятишки иногда проникали в эти заросли и раздвигали в заборе полуоторванные доски, чтобы повидаться с навестившими их друзьями-приятелями. Взрослые такое дело, конечно, не одобряли (больница-то ин-фек-ци-он-ная!), а сторож дядя Матвей мог даже огреть хворостиной: «Вот ты больной, а я тебя сейчас вылечу!» Но, свобода, как говорится, дороже…
Соне, как и Симке, было одиннадцать лет. Она приехала на каникулы к своему дядюшке из Тобольска и почти сразу «угодила в это медицинское учреждение». На неделю раньше Андрюшки. Дома у нее был почти такой же маленький брат, по которому она, конечно, скучала. И поэтому она стала возиться с Андрюшкой, помогать его маме и подружилась с обоими. Однажды мама сказала Симке:
– У нас в палате есть девочка, очень хорошая. Ты не мог бы принести ей какую-нибудь книжку?
– Какую? – буркнул Симка. Не хватало ему еще забот о «хороших девочках». – Я же не знаю, какую ей надо…
– А поговори с ней сам… Соня, иди сюда!
Из-за маминого локтя возникло существо с тонкой шеей и лопоухой головой в рыжей панамке. Из-под панамки торчали очень короткие светлые прядки – видать, девчонку остригли в больнице (хорошо хоть, что не наголо!).
– Здравствуй, Сима, – тонко сказала она через подоконник, и даже снизу было видно, какие у нее розовые уши. «Ишь ты, имя уже знает!»
– Здравствуй, – пришлось сказать и Симке. И он стал смотреть мимо Сониного уха в глубину больничного окна.
– Мне все равно какую книжку. Лишь бы интересная. Какую захочешь, ту и выбери…
– А если ты ее уже читала? – хмуро сказал он.
– Ну и что! Хорошую можно хоть сколько раз…
– Ладно… Завтра приду в пол-одиннадцатого, будь у окна, приготовь удочку.
Удочками назывались бечевки с крючками или сетками-авоськами, которые надо было спускать из окна для запрещенных передач. Книги были под запретом, потому что после прочтения больные старались вернуть их, а это означало распространение инфекции.
– Хорошо, – кивнула панамкой Соня. – Или лучше знаешь что? Приходи к заднему забору, там вверху есть птичка, мелом нарисованная. От нее вправо пятая доска. Она отодвигается. Я подойду, отодвину…
– А не попадет тебе? – вырвалось у Симки, и он застеснялся этой неожиданной заботливости.
– Не-а… А если и попадет, пускай! Лишь бы книжка была…
В тот день Симка до вечера был в непонятном волнении. Казалось бы, подумаешь какое дело – передать девчонке плоский пакет через щель в заборе! А он томился, будто ожидалось настоящее приключение. Или, может, не в приключении дело, а… «Тьфу на тебя, дурак!» –
Назавтра все произошло строго по плану. Симка переслал с санитаркой Катей маме и Андрюшке передачу, потоптался под окном и рассказал маме, что «все у меня в порядке», узнал у нее, что уже почти половина одиннадцатого, и побежал на улицу Лесосплавщиков. Он легко отыскал нужную доску. И доска отодвинулась, едва Симка подошел. В щель высунулась голова в рыжей панамке.
– Ну вот, – выговорил Симка, пряча неловкость за хмурой деловитостью. – Я принес…
– Спасибо, – заулыбалась она. И протянула тонкую руку, торчавшую из куцего рукавчика застиранной бумазейной пижамки. – А что это за книжка?
– Развернешь – увидишь… Только ты никому ее не показывай. Она запрещенная.
– Понимаю, – уже без улыбки кивнула Соня. – Здесь все книжки запрещенные.
– Не в этом дело, – с важностью опытного конспиратора объяснил Симка. – Она не здесь запрещенная, а вообще …
Соня приоткрыла маленький рот с трещинками на губах. И тогда Симка окончательно ввел ее в свою тайну. Это было, по правде говоря, легкомысленно – какую-то незнакомую девчонку! Но у девчонки были понимающие глаза. Это Симка разглядел еще вчера, снизу, когда Соня маячила в окне. А сейчас в этом убедился снова. Лицо у Сони было… ну просто никакое, самое обыкновенное: вздернутый нос, реденькие брови, несколько крупных, но почти незаметных веснушек – словно кто-то обмакнул палец в краску почти того же цвета, что кожа, и поставил девчонке на переносицу и щеки полдесятка прозрачных пятнышек. Но глаза… он вроде бы тоже обыкновенные, желтовато-серые и небольшие, но смотрели так, будто видели в Симке всё-всё. И при этом не было в них ни насмешки над Симкиными страхами, ни осуждения его фантазий. Соня словно мысленно говорила: «Не стесняйся, я такая же как ты».
И теперь Симка, покоряясь нахлынувшей доверчивости, прошептал:
– Она очень интересная. Но ее написал запрещенный писатель…
…Книжку подарила мама, когда Симка пошел в первый класс.
На оранжевой обложке причудливыми буквами было написано: «Говард Фаст. Тони и волшебная дверь». А в верхнем углу нарисован был стоявший у дощатой калитки мальчишка, похожий на него, на Симку. С такой же косой белобрысой челкой, в такой же клетчатой рубашке-ковбойке и застегнутых под коленками штанах – одежде, в которой Симка пошел в школу. Введенная два года назад ученическая форма с гимнастерками, фуражками и брюками навыпуск проникала в Турень медленно и была еще не у всех ребят.
Мальчик слегка расставил ноги, заложил руки за спину и смотрел ощетиненно – так же, как случалось глядеть на обидчиков Симке. И Симка сразу ощутил к нему дружеские чувства.
Книжку он буквально проглотил. Читал Симка в ту пору уже очень неплохо и одолел к первому классу немало книжек, но это были в основном сказки да еще «Приключения Буратино». А повесть про маленького американца Тони с длинной фамилией Мак-Тэвиш Ливи оказалась первой серьезной книгой в жизни Симки Стеклова. Впрочем, и она была во многом сказочной и совсем тоненькой, но Симке в ту пору показалась большим романом – столько удивительных (иногда печальных, но с хорошим концом) событий в нее вместилось… И потом Симка перечитывал ее много раз. А прошлой весной, незадолго до поездки в Ленинград (главного события в Симкиной жизни!), тетушка Нора Аркадьевна увидела эту книжку и сказала: