Стеклянные тайны Симки Зуйка
Шрифт:
Иногда, обычно по вечерам, забирался на контейнеры Фатяня с гитарой, приходили и другие – кто свободен от вахты. И тогда…
Если друг оказался вдруг И не друг и не враг, а так…Или:
У девушки с о-о-острова Пасхи Украли любо-о-овника тигры…Или еще:
Надежда,Если надоедало безудержное солнце и блеск широкой воды, Серафим уходил в тесную прохладу каютки, доставал текст дипломной работы и вписывал в нее то, что было вычеркнуто перед защитой. Когда-нибудь получится книжка, надо только вернуть все «цензурные сокращения».
Зимой, за несколько месяцев до защиты, Серафим встретил на улице Народной Власти бывшего одноклассника Клима Негова. Оба приехали на каникулы из Свердловска.
– Поразительное дело! Пятый год учимся в одном городе и ничего друг про друга не знали! – жизнерадостно удивлялся Негов.
Серафиму не очень-то и хотелось знать. Но он был вежлив.
Клим учился в горном институте и охотно поведал о всяких практиках-экспедициях.
– На севере у нас руководителем был некто Игорь Борисыч Утехин. Потрясный мужик! Кстати, фейсом похож малость на тебя.
– Не мудрено. Это мой брат.
– О-бал-деть… А почему фамилии разные?
– Мы сводные братья. Разные отцы…
Негов почему-то опять сказал «обалдеть» и сменил тему:
– Значит, ты на филфаке?
– На ём, родимом…
– Говорят, это вроде бы сплошь девичий факультет?
– Ну, не скажи…
– А… потом что? Куда? Небось обучать разумному-вечному юных обалдуев в колхозной деревне?
– Если с дипломом будет нормально, оставят на кафедре…
– А-а… Ну, это дело перспективное, да? И работа не пыльная. Так сказать, в тиши кабинета… А не боишься раньше срока облысеть и обзавестись очками?
Мастер сплава по горным рекам и перворазрядник по шпаге Серафим Стеклов не боялся «облысеть и обзавестись». А про «тишь кабинета» сказал так:
– Да, ты прав. Тишь, как в чистом поле. В минном… Главное, не наступить куда не надо… – И не удержался, добавил: – Жу-утко, но интересно…
Негов замигал:
– А что так?
– Да так…
Серафим не стал объяснять Негову, что значит писать дипломную работу «Особенности российской поэзии в первой четверти двадцатого века». Писать, словно двигаясь на ощупь среди фугасных ловушек. Писать, когда при рассуждениях о Волошине, Мандельштаме и Пастернаке оппонентов корежит, как глотнувших кислоты. А при упоминании о Гумилеве (при одном лишь упоминании – например, как он дрался с Волошиным на дуэли!) седовласые начальники оглядываются на дверь, словно за ними уже «пришли»…
А писать надо. Кто-то же должен рассказывать людям, как великая сила поэзии, несмотря ни на что, помогала не окаменеть окончательно человеческим душам. (Громко сказано? Однако это так…) Сперва – курсовая работа, потом диплом, потом, глядишь, получится монография. Наступят же в конце концов времена, когда можно будет говорить про все открыто…
Сразу
А пока, на «Камалесе», Серафим восстанавливал текст пострадавшей (хотя и получившей «отлично») дипломной работы. И поглядывал наверх. Там, на верхней койке, пыхтел над толстой тетрадкой ненаглядный братец. Что он в ней писал? То ли дневник с впечатлениями о плавании, то ли что-то стихотворное. Однажды Серафим успел разглядеть написанные столбиком короткие строчки. Но Андрюха тут же упал на тетрадь животом.
– Чего надо! Я в твои бумаги не заглядываю!
Сейчас, когда стояли у Плёса, Андрюшка опять засел наверху с тетрадкой.
– Пойдем в город, – позвал Серафим. – Фатяня сказал, что проторчим здесь до вечера.
– Не пойду. Мы ведь были уже утром…
– Тогда книжные магазины еще не работали.
Андрюшка назло Серафиму сообщил, что эти магазины ему нужны, как якорю педали с колокольчиками.
– Лодырь… Пойдем! Знаменитый же город, левитановские места!
– Ну и пусть левитановские… Не мешай.
– Ладно. Только смотри: далеко от судна не шастать и никаких купаний в одиночку.
– Как ты скучен и однообразен, – сказал братец.
– И не суйся в машину к Фатяне. Он и так весь на нервах из-за поломки.
– Он на нервах из-за Сони. Вдруг родила там кого-нибудь, пока он покоряет речные пространства…
– Бал-да! Она только на седьмом месяце! А рожают в девять.
– Спасибо, а то я не знал… Иногда рожают и в семь. И получаются, между прочим, гениальные люди. Ньютон, Наполеон…
– Ты, однако, родился точно в срок, я помню. И вот результат…
– А ты, наверно, с опозданием…
– Как ты разговариваешь со старшим братом, который подтирал за тобой лужи!
– Ну да! От тебя долго пахло этими лужами. Поэтому Соня и не пошла за тебя…
Соня «не пошла» ни за него, ни за Мика.
Однажды, в пятом классе, Симка и Мик торжественно пообещали друг другу, что, если Соня когда-нибудь выберет одного из них в мужья, другой не будет таить обиду и ревность.
Но Соня выбрала Владимира Фатунова, который после окончания речного техникума ходил на сухогрузах, а в перерывах между рейсами появлялся с неразлучной гитарой в Турени.
В один из таких приездов он и сообщил друзьям о своих и Сониных планах.
– Я так полагаю, что вам ее все равно меж собой не поделить, – заявил он, пряча за легкомысленностью шутки некоторую робость.
Симка и Мик не собирались делить. У каждого тогда имелись уже другие предметы воздыханий. Соня же к тому времени оставалась для них боевым товарищем по приключениям школьных лет, а потом – головоломных туристических маршрутов. Но порядка ради они посмотрели на Фатяню строго. И лишь когда довели его до новой степени смущения, Симка снисходительно сказал:
– Ну и фиг с тобой, моржа… – А потом повернулся к Мику: – Нам ее не удержа…