Стеклянный человек
Шрифт:
Но все это неважно. Важно то, что, как я сказал, Пушкин здесь действует как политик. Он говорит: я понимаю Моцарта и ненавижу Сальери. Он все равно его отравил. Даже если он не опускал ему в бокал «дар Изоры», даже если не было встречи в трактире «Золотого льва». Он все равно убийца.
Для Пушкина Моцарт – свободный,
Вот как-то так я и привел вас к мысли о том, что мы достоверно уже никогда не узнаем, что случилось с Навальным – чай это, самогон или вода в речке.
Но его все равно отравил Сальери.
А Моцарт все равно не умер.
Мы все умрем
Возвращаюсь домой. Прохожу мимо окон многоэтажки. В окнах второго этажа – две девичьи фигуры. Одна поднимается на подоконник, открывает форточку и кричит в город:
– Мы все умрем!
Спокойно едет курьер с желтой коробкой. По дороге женщина ведет черную таксу, на ошейнике в темноте мерцает красная лампочка. «Чёртик, фу!» – говорит женщина. Два бородатых гея бегут трусцой. Семья выходит из магазина. Жена говорит мужу: «Посмотри, что он делает». Она кивает на сына. Тот открыл тюбик с кетчупом. И пьет. Губы малыша в алой пасте.
Едет курьер, бежит Чёртик, трусят геи, малыш сосет кетчуп. Я прохожу мимо и, уже издалека, слышу, как девичий голос вновь кричит: «Мы все умрем!.. рем!.. ем!..»
Да, все. Но Чёртик должен жить.
Бесплатная смерть
Про разницу ОМС и платной медицины.
Пришел к врачу, он рассматривает результаты моих анализов.
– Валерий Валерьевич…
– Да?
– Вы
Пауза. Я пытаюсь понять, как мои анализы связаны с нотариу… И начинаю догадываться.
– А, простите, что?
– Надо сходить. Ну, к нотариусу… – врач что-то пишет в карте и дудит губами.
– Написать завещание? – улыбаюсь я одними щеками, как ботоксная старуха.
Врач, не отрываясь от письма, отвечает:
– Или уже написали? Советую написать.
Перед моими глазами проплывает, нет, не жизнь, а слово «конец».
– Конец у нас у всех один, – заключает врач.
– А если я… ну… не хочу… То есть хочу дальше… ж… ж…
– Конец у нас у всех один, Валерий Валерьевич. Рано или поздно, – врач останавливается, перестает дудеть. По лицу его пробегает тень брошюры «Вся философия за 20 минут». – Лучше, конечно, поздно, чем рано. Но конец у всех один. И он неизбежен.
Продолжает писать и дудеть.
Теперь про платную медицину. Вижу огромное лицо в очках, зависшее над моим ртом. Это моя стоматологиня. Она смотрит в мой открытый рот. Я как человек с картины Мунка. Немой крик ужаса – после государственной поликлиники. Врачиня смотрит в бездну моего рта. Она видит, что сырки, эклеры, риттер-спорты не прошли даром. Моим зубам – конец. Но врачиня говорит: «Все зависит от вашего бюджета, Валерий Валерьевич». Она могла бы добавить: «Но конец у нас у всех один…» Однако она этого не говорит. Она знает, что конец человека определяется не судьбой, а дном кошелька. Но что определяет дно кошелька – не судьба ли? Здесь, признаюсь, у меня нет ответа. Для этого нужно хотя бы прочесть брошюру «Вся философия за 20 минут». А откуда у меня столько времени? Лучше поесть.
Конец ознакомительного фрагмента.