Стеклянный ключ

Угрюмова Виктория

— Не руками же его закапывать, — простонала она. — А у тебя лопат отродясь не водилось.

— Никогда не забуду этого явления, — растроганно заявила Маша.

— Конечно не забудешь. Хоронить без покойника — это унизительно. Лучше излагай факты.

Машка с сомнением разглядывала пустой стол:

— Все убрали, а что взамен? Слушай, давай возьмем маленькую бутылочку «Бьянко» на двоих, а? Пусть это будет жутко алкогольный вечер. Или коктейль еще закажем?

—

Когда это я отказывалась, мэм?

— Меня Жанночка очень, очень сильно обидела, — сказала Маша, и видно было, что это признание дается ей через силу. — Так обидела, что я даже тебе сейчас не расскажу. Мне надо самой пережить.

Татьяна понимающе кивала, не говоря ни слова, и от этого Машке, как всегда, стало спокойно и надежно.

— И я тебя очень поэтому прошу — ничего мне больше не советуй, а просто охмури его, чтобы ему стало так же больно, и страшно, и тоскливо, как мне сейчас. Чтобы он и думать забыл о своей новой пассии.

Тото пошевелила губами, подумала минутку и спросила подозрительно:

— А что я с ним потом делать буду?

— Мягкий пас налево, то есть мне, — успокоила ее верная наперсница разврата. — Ему же, бедняжке, нужно будет с кем-то о тебе говорить. Тут я и пригожусь. Кто это еще выдержит?

— Ты что — настолько его любишь?

— Пока — да. И пока мне очень нужно, чтобы ты уделала этих голубков, как Бог черепаху. А потом посмотрим.

— А что до Жанночки…

— Я тебя как женщина женщину просю— спляши на ней дрызгу-брызгу с колокольцами в руках. А?!

— Мадам имеет план? — уточнила Татьяна.

— Какой такой план?

— Мистер Фикс, неловко будет завалиться к нему в кабинет и сообщить, что я пришла его охмурять, так как мне очень не нравится его поведение, да и подруга слезно попросила.

— Нет, ну какая ты умница, что не показывалась ему на глаза, — внезапно восхитилась Машка.

— А кто твердил, что у меня паранойя?

— Паранойя и есть, — значительно повеселев, отвечала та. — Ты же у меня ненормальная. Даже противно, что ты всегда оказываешься права.

— Впоследствии.

— Все очень просто, — хмыкнула Маша, — ему срочно нужен менеджер со знанием языков. Я договорюсь с Харлампиевичем, чтобы он записал тебя на прием. Идет?

— Мне нужно десять — пятнадцать минут форы. Чтобы я успела начать говорить и это было бы обоснованно, а не «Простите, как здесь пройти в библиотеку?».

— Будут тебе и пятнадцать минут, и полчаса.

— Давай выпьем.

Татьяна помахала рукой, и к ней устремился повар, ибо Маргоша, изнывавшая от любопытства, безуспешно пыталась

отделаться от какого-то чересчур дотошного клиента, жаждавшего выведать все ингредиенты фирменного салата «Матренин двор». Состав салата был указан в меню, но печатному слову он, очевидно, не доверял и потому пытал барменшу. А может, ему просто приглянулась очаровательная блондинка?

— Нам сухой мартини, — попросила Тото. — Такой сухой, Женечка, чтобы в глотках пересохло.

И он ласково и влюбленно ответил:

— Обижаете, Татьяна Леонтьевна. Сию секунду. Непременно по вашему рецепту: несколько капель черного бальзамчику, по полторы маленьких рюмки джина и сухого вермута, лед, колотый некрупно, и сбрызнуть лимонным соком. Украсить маслинкой и серебристой луковкой. Грандиозный успех имел вчера у двух иностранных джентльменов. — И пожаловался: — А знаете, сколько я магазинов обегал, пока луковки достал — крохотные, серебристые?

— Надо было проконсультироваться у знающих людей, — промурлыкала Тото.

— Понятно. Осознал свою ошибку. Уже несу.

Он умчался на кухню, а Машка всплеснула руками:

— Господи! И Евгений по-русски говорить научился. Нет, не зря говорят, что в хороших руках и мужчина может стать человеком.

— Не кощунствуй, — укорила ее Татьяна, — это же наше в основном единственное счастье.

— У тебя — допускаю, а у нормальных людей совсем иначе.

— Что ненормально.

Маша смотрела на нее со смесью восторга и тоски:

— Ты права. Всегда права. Но так получается только у тебя.

— Ничего подобного, — поморщилась Тото. — Как вы мне все надоели, фомы неверующие!

— Ты тяжеловес, — упрямо повторила Машка давешнюю свою сентенцию. — Тебе не понять, что люди могут надорваться, устать, испугаться, наконец. Наверное, поэтому мне с тобой так легко. Тото, у меня еще одна просьба — уничтожь эту стерву. Она меня слишком обидела.

Татьяна погладила ее по руке мягкой лапой енота. От стойки принесли два бокала с коктейлем, и она подняла свой:

— За нас, за хризантем! Чтобы все было по-нашему, — и неожиданно мечтательно добавила: — Ах, какой был мальчик!

— А был ли мальчик? — усомнилась Машка. — В смысле — какой? Тот, что таращился на тебя около бара? Слушай пойдем погуляем чуть-чуть, развеемся, а то я уже поплыла…

— В другом месте и в другое время, — призналась Тото шепотом, — влюбилась бы в него без памяти и пошла бы за ним босая на край света.

— Ты?! — даже пискнула Машка. — Пойдем уже, мадонна с енотом. Что тебе мальчик плохого сделал — не понимаю.