Стекляный лабиринт
Шрифт:
Его Елена не спутала бы ни с кем другим. Выше среднего роста, лысоватый, с аккуратными усами и широким, скуластым мордовским лицом, Стародымов выглядел моложе своих лет, хотя, по наблюдениям Брошиной, в последнее время несколько сдал. Он по-прежнему каждую субботу играл в большой теннис с давно сложившейся командой своих подчиненных, но, по слухам, с некоторых пор зачастил в церковь и не пропускал ни одной воскресной службы. Вот это Елену удивляло очень. Она знала его совсем другим.
Года четыре назад, когда она только начинала свою журналистскую деятельность, а он править, мэр попытался затащить
Ленке тогда было чуть за двадцать. Не безукоризненная красавица с пропорциями топ-модели - этого ей природа не отпустила, - она была все равно хороша, сексуальна и привлекательна. Несмотря на приличную дозу выпитого, Елене тогда все же удалось отбиться от настойчивых попыток мэра затащить ее в один из номеров городского профилактория, арендованного для празднества. С тех пор она чувствовала особое расположение кривовского бургомистра к своей персоне. Любой другой журналист мог неделями безуспешно пробиваться к Стародымову, но Брошину он принимал по первой просьбе - то ли из-за чувства вины за ту пьяную выходку, то ли потому, что Александр Иванович рассчитывал, в конце концов, добиться своего. Однако надо отдать должное мэру, он ни разу ни на что не намекал.
Как мэр, Стародымов был, как говорится, не плох и не хорош. Подворовывал, на городские деньги обучал своего туповатого сынка в престижной юридической академии, построил дочери в Железногорске дом, себе отгрохал особняк в заповедном районе на берегу великолепного озера. Но вместе с тем город старался не запускать, почти вовремя выплачивал зарплату бюджетникам и пенсии старикам, поэтому довольно прочно занимал свой пост. Других претендентов на кресло мэра кривовцы боялись, а бургомистр все-таки свой. И вот теперь неожиданная встреча бургомистра с мафиозным лидером города!
Лена снимала и не могла понять смысла происходящего. Мамонов и Гусев сидели спиной к окну, она не видела их лиц, а Стародымов расхаживал перед ними взад-вперед и говорил, говорил, грозил пальцем, воздевал руки. Она бы еще больше удивилась, услышав речи господина бургомистра.
– Господь, он ведь все видит, - вещал Стародымов.
– Грехи наши, они у него как на ладони, и все, все ответят за них, и не в последующей жизни, а еще в этой, в этой...
И Гусев, и подполковник знали то, чего не знала Брошина: Стародымов был пьян. Когда Мамонов вышел встречать позднего гостя, наблюдая, как тот выбирается из машины, он удивился, как мэр в таком состоянии вообще добрался до Демидовки - шофера он, видимо, отпустил.
Проповеди городского головы оба слушателя воспринимали с иронией. Бывший коммунист, бывший зампредисполкома, председатель комиссии по атеизму, на старости лет Стародымов неожиданно уверовал в Бога. Неудачно сложившаяся судьба детей бургомистра была этому причиной. Дочь Наталья трижды побывала замужем: с одним она развелась, другого, бизнесмена, убили, третий умер от рака.
С сыном была совершенно другая история. Внешне физически здоровый, он был явно недоразвит умственно. Туповатый, какой-то неловкий в движениях, Петруша Стародымов воспринимал этот мир как продолжение детской песочницы, где все предназначено для его развлечений. А их Петя находил везде и в самых неожиданных местах.
Веселился он и в академии, быстро сколотил вокруг себя компанию таких же, как и он, молодых придурков. Слава богу, это было заведение частное, платное, а значит, Петеньку и его друзей до поры терпели, но уже поговаривали об увеличении оплаты за следующий семестр. Деньги богатых родственников компенсировали потерю нервных клеток преподавателей.
– Вот вы наших сыновей выгораживаете, - продолжал бургомистр.
– А я говорю, что они должны понести наказание, ибо это справедливо. Валентина Петьку на Канары услала, а он должен в тюрьме сидеть вместе с вашими оболтусами...
Мамонов с кривой улыбкой налил в рюмку "Смирновской" и подал мэру.
– Что это? Зачем?
– не понял тот.
– Пей, - властно приказал подполковник, и Стародымов мелкими судорожными глотками выпил до дна. После чего продержался на ногах не больше минуты. Он стоял с пустой рюмкой в руках, уставившись куда-то в плинтус, и раскачивался, быстро увеличивая амплитуду. Гусев с хозяином дома ловко перехватили его как раз в тот момент, когда ось абсцисс в виде пола грозила соединиться с осью координат, являющейся лицом первого человека Кривова.
– Давай его сюда, - распорядился Мамонов, решив успокоить кающегося грешника на широком кожаном диване испанского производства. Уложив Стародымова, спасители его налили себе по рюмке и принялись обсуждать новую проблему, возникшую с появлением в Демидовке бургомистра.
– Совсем старый чокнулся с этой религией, - проворчал Гусев, поглядывая на храпевшего с астматическим надрывом мэра.
– Да, так крыша может и совсем уехать, - согласился Мамонов.
– Они с Валькой вообще на богомолье куда-то на Валаам ездили, а потом она одна в Киеве какие-то пещеры посещала.
– Да ты что?
– удивился Вадим.
– А я думал, она опять на Кипр летала.
– Нет, все, отгрешила свое, теперь замаливает.
– Климакс, поди, стукнул.
Мамонов только хмыкнул и, пододвинув к себе телефон, набрал номер.
– Ты кому это звонишь?
– спросил Гусев.
– Вальке, чтоб не искала. Алло! Валентина Павловна, извини, что разбудил, это Мамонов. Просто хочу сообщить, что Александр Иванович у нас. Да, отдыхает. Ну, перебрали немножко, завтра, как штык его доставлю живым и невредимым. Да-да, обсуждали наши текущие дела. Нет, что ты! Никаких девушек и сауны... Не волнуйся! Спокойной ночи!
– И положил трубку.
Гусь, развалившись в кресле, кивнул в сторону спящего бургомистра:
– И все-таки что с ним делать? Как ты думаешь, это у него серьезно?
– Ты про что?
– Ну, все эти дурацкие шуточки, - пояснил Вадим.
– "Должны сидеть в тюрьме..." - процитировал он отдыхающего гостя.
– Да брось ты!
– отмахнулся Мамонов, долгие годы бывший с четой Стародымовых на короткой ноге.
– Пусть проспится, а завтра из него Валентина быстро эту дурь выбьет. За сына она готова на все, убьет кого угодно.