Стекляный лабиринт
Шрифт:
– Здравствуйте, - сказал Астафьев и, торопливо сгрузив в угол свой "улов", подошел к девушке.
– Меня зовут Юрий. Ваша мама, Анна Владимировна, уехала в город, за лекарствами. Она скоро будет. Может быть, вы хотите поесть?
Ольга пристально смотрела в лицо этого незнакомого человека, суетившегося вокруг нее.
"Смешной, - подумала она, прикрывая глаза.
– Мама. Мама уехала за лекарствами"
Она вспомнила стены больницы, встревоженное лицо матери. А потом нахлынуло все то, что ей пришлось пережить совсем недавно. В памяти снова возник визг тормозов, грубые руки, затягивающие ее в салон, и ехидный, противный голос:
–
Все это было так реально, что Ольга застонала. Юрий встревоженно выглянул из соседней комнаты, но девушка снова закрыла глаза.
"Во сне что-то увидела", - подумал он и продолжил приготовления на случай нежданных визитов.
Астафьеву не нравилась комната, в которой находилась Ольга, в ней целых три окна. К счастью, кровать, на которой лежала Орлова, была старомодная, с колесиками. Это обрадовало Юрия, и, поднатужившись, он перевез ее в соседнюю комнатку, небольшую, с одним окном. Двигал осторожно, стараясь не разбудить и не напугать девушку. Ольга только на секунду открыла глаза, но, увидев перед собой лицо этого странного парня, постаралась улыбнуться и снова закрыла глаза. Этого человека она почему-то не боялась.
Утерев с лица пот, Юрий осмотрелся по сторонам и нашел себе еще одну работенку. Собрав все силы, он начал толкать буквально по сантиметру массивный, старомодный платяной шкаф. В результате его усилий через полчаса тот напрочь перекрыл единственное окно. Астафьев остался доволен своей изобретательностью.
– Ну, вот и хорошо, - сказал он сам себе, переводя дух, и неожиданно вспомнил: мать говорила, что баба Зина в этом шкафу хранила одежду чуть ли не с Гражданской войны.
– А, по-моему, она там еще и центнера два золота припрятала, - пробормотал он. Баба Зина отличалась чертой, присущей многим, пережившим лихолетье прошлых войн. Она не выбрасывала ничего, во всех шкафах, комодах, сервантах и просто мешках хранились вещи многочисленного клана Астафьевых. Сюда же свозили из города отслужившую свое мебель дети Зинаиды Ивановны. Все это было похоже на нечто среднее между музеем и свалкой, дореволюционные, монументальные комоды и столы под красное дерево соседствовали со шкафами шестидесятых годов. После смерти матери Надежда Петровна, мать Юрия, имела неосторожность открыть один из них. Об этом она сразу пожалела. Вывалившиеся мешки и пакеты со старыми чулками и детской одеждой они так и не смогли потом затолкать обратно, пару мешков пришлось вытащить в сарай, а запах нафталина просто задушил всех "археологов" и заставил их спешно покинуть дом. Мать Юрия решила нанять самосвал и вывезти куда-нибудь весь этот хлам, да все руки не доходили.
На преобразование дома в крепость ушло не менее часа. Астафьев перевязал цепь Верного по своему усмотрению, в зале переставил мебель так, чтобы закрыть хотя бы два окна, двери других комнат забил гвоздями. Дом не раз расширялся, разрастаясь пристройками, и поэтому изобиловал небольшими комнатками, коридорчиками, переходами. Дольше всего Юрий провозился в подполе, вылез оттуда перемазавшийся землей, но довольный. Потом он пересчитал оставшиеся в обойме его пневматика шарики, но от этого они не прибавились. Юрий даже пожалел, что вчера в азарте скоротечной перестрелки был столь расточителен.
Теперь оставалось только ждать. Юрий бродил по оставшимся незаколоченным комнатам и обнаружил в одной из них старенький, советских времен телевизор. Он щелкнул кнопкой включения, но ворвавшийся в дом звук какой-то разухабистой
"Сгорит, так сгорит, черт с ним, выхода другого нет, надо рисковать", - подумал он. После подсоединения к сети ни взрыва, ни вспышки замыкания не последовало, и, постояв около рации еще с минуту, Юрий отошел к окну, возвращаясь мыслями к мучительному вопросу - кто первый найдет их с Ольгой? Враги или друзья?
Глава 30
Когда новенькая синяя "десятка" Андрея Брылина по кличке Борода притормозила около светофора, он уже был во взвинченном состоянии. Его, одного из самых давних орлов Антошиной гвардии, раздражало все, что творилось в городе в этот день.
"Гусь совсем рехнулся, - думал он, нервно закуривая и поглядывая на светофор.
– Это переходит все границы, он может всполошить ментов до самого Волжанска, тогда нам мало не покажется. Чего ему теперь еще понадобилось? Вызывает к себе с оружием, да еще таким тоном, будто я ему какая-то шестерка! Совсем обурел, рыжий..."
Мигнул желтый свет, Борода взялся за рычаг переключения скоростей, но тут в зеркале заднего вида накатило что-то темное, и несильный удар заставил содрогнуться всю машину.
– Мать твою!
– скрипнул зубами Брылин и разъяренным бизоном полез из машины. Его квадратная фигура и широкое лицо с пиратской бородой выражали желание если не убить кого-нибудь, то покалечить точно.
К его удивлению, за его "десяткой" стоял патрульный милицейский "уазик". Его пассажиры, прапорщик и два сержанта, так же не торопясь, выбирались из машины. Брылин почувствовал какую-то странность в движениях милиционеров, но до конца разобраться в этом не успел. Скопившееся раздражение требовало выхода.
– Вы что, ох...!
– с матом накинулся он на виновников аварии.
– Глаз, что ли, нету? Очки купи, козлище!
– Ч-чего?
– спросил самый рослый из патруля, прапорщик.
– Че ты сейчас сказал, козел?!
"Что-то не то, - подумал Борода, оглядываясь на окруживших его ментов.
– Какие-то они сегодня не такие".
У Брылина было два выхода: либо продолжать давить на свою "крутость", либо попытаться решить все мирным путем. Он выбрал второй.
– Не, ребята, ну вы чего делаете?
– вполне миролюбиво продолжил он.
– Я ее только месяц назад купил, а вы мне ее сейчас раздолбали. Вон, поворотники всмятку.
Сильный удар сзади дубинкой по почкам заставил его еще более снизить требования.
– Не, ну, ребята, зачем сразу так. У меня претензий нет.
– Руки на капот, ноги шире, - скомандовал прапорщик.
Нехотя, но Борода все же повиновался приказу. Он, как и многие из гусевских, в свое время сидел за грабеж и понимал, что лишний гонор может довести его до нар. Брылина быстро обшмонали, потом начали потрошить машину.