Стелла искушает судьбу
Шрифт:
— Жить хочешь? Тогда не спорь. Я и так многим рискую… Хватит рассусоливать. Поехали.
Рита покорно встала. Она понимала, что Корякин что-то знает и не хочет говорить при Людочке.
Девушка проводила их до машины. Петр рванул с места, будто за ними уже гнались.
— Петя, ты что-то знаешь, скажи мне!
— Знаю… Знаю! — В голосе Корякина послышались истерические нотки. — Чудо, что ты жива… Просто чудо. И я не знаю, чем все это кончится. Для нас с Людой. Ты-то уж точно кандидат в покойники.
— Зачем ты меня запугиваешь, Петя?
— Эх, Рита, дура ты
— Да что Барсуков — сам дьявол, что ли? — возмутилась Рита. — Неужели управы на него нет?
— Барсуков? Барсуков пешка, — буркнул Корякин, резко сворачивая в переулок.
— Кого же ты тогда так боишься?
— Того, кто отдает ему приказы. А этого человека никто никогда не видел. Только он может все. И все об этом знают.
— Слушай, Петь, а ты-то какое ко всему этому имеешь отношение?
Корякин остановил машину и всем корпусом повернулся к Рите:
— Приехали.
— И все же? Ответь мне, пожалуйста.
Петр отвел глаза.
— Петя! Ну правда, какое отношение ты имеешь к этой истории? Я должна знать!
Он заставил себя посмотреть на Риту в упор, чувствовалось, что это далось ему нелегко.
— А такое… Это я… Я должен был идти убивать тебя и Влада… На мое счастье, Борька Чмырь сам вызвался… Гад.
В квартире знакомой Петра Корякина Миры было столько вещей, что помещение казалось складом, а не жильем.
Рита опустилась на стул в уголке и с безразличием куклы выслушивала указания, которые Петр давал Мире. Он говорил резко, отрывисто, категорично:
— Постричь, покрасить, переодеть. Сделать все, чтобы она на себя похожа не была.
Мира кивала, не выражая ни малейшего удивления.
«Петя… — думала Рита. — Друг Петя… Должен был убить Влада. И, наверное, сделать контрольный выстрел в голову. А потом меня. Друг Петя…»
— Заснула? — тряхнул ее за плечо Корякин. — Шевелись давай. Я часа через три приеду, будь готова. Так, теперь самое важное. Деньги у тебя есть?
Рита молча помотала головой.
— Черт, придется домой заезжать! — огорчился Петр.
— Цацки, — бросила, на мгновение возникнув па пороге, Мира и опять исчезла.
Корякин просиял.
Рита вытащила из ушей бриллиантовые сережки, сняла бриллиантовое же кольцо и кольцо-веточку с изумрудами и бриллиантами. Поколебалась и сняла последнее — с крупной черной жемчужиной. Подарки Влада, сделанные в разное время и под разными предлогами. В основном он говорил, что это премии за отличную работу… Кольцо-веточку он принес после первой поездки на конезавод и заявил, что обязан заплатить компенсацию за производственную травму и моральный ущерб, а черная жемчужина появилась после командировки в Грецию… «Ты сама и есть настоящая жемчужина, Маргарита…»
Воспоминания вызвали такую боль, что на глазах Риты появились слезы.
Корякин истолковал ее реакцию иначе.
— Жалко? — с насмешливым сочувствием спросил он. — Ничего, жива будешь, еще обзаведешься.
— За глаза хватит, — заявила Мира, вновь возникшая рядом, как тень.
Только сейчас, подняв на нее глаза, Рита сумела рассмотреть загадочную Миру, двигавшуюся совершенно бесшумно и говорившую очень тихо и лаконично, будто ей жаль тратить лишние слова. Невысокая, очень худая, эта женщина казалась припорошенной пылью. Едва ли ей было больше тридцати пяти, но, прежде, несомненно, яркая, она выглядела как ее собственный потускневший от времени портрет. В круглых, чуть навыкате черных глазах читалась затаенная печаль и мудрость много страдавшего человека.
Рита извлекла из кармана куртки паспорт, который постоянно таскала с собой, и ничуть не удивилась, когда Петя, забрав его, поспешил к выходу.
— Идем, — позвала Риту Мира, и они отправились в ванную.
Через два часа Рита рассматривала себя в зеркале и не узнавала.
Черные волосы и черные брови сделали ее лицо грубее и проще. Она даже показалась себе несколько вульгарной. Мира ее мастерски постригла, и теперь ее волосы едва достигали плеч, а лоб закрывала густая челка. Очки с простыми стеклами в толстой роговой оправе довершили преображение.
Из одежды Мира оставила ей только полусапожки и белье. Нарядную кожаную куртку она заменила на поношенную джинсовую черного цвета, а дорогие джинсы на простенькие тайваньские, тоже черные, не черные даже, а какие-то седоватые. Бирюзовый свитерок — на серый, домашней вязки из грубой шерсти с высоким воротом и фланелевую клетчатую ковбойку.
Кроме того, она дала Рите денег — около четырехсот рублей, сказав, что это разница в цене вещей.
Когда в начале седьмого утра явился Петя, он остался доволен превращением.
Протягивая Рите паспорт, он объявил:
— Рад познакомиться, Фарида Саясовна!
Изумленная Рита открыла красную книжечку и ахнула, прочитав: Фарида Саясовна Мухамеджанова.
На паспорте была приклеена ее фотография.
— Вот так… — печально сказал Петя. — Теперь ты лишилась даже имени.
Пользуясь тем, что Мира опять исчезла, Рита спросила:
— А почему ты не сказал Людочке, что мы едем сюда, а не к твоей сестре?
— По кочану, — буркнул Корякин, вновь становясь колючим и раздраженным.
— Петя… Прости… Но если ты должен был убить меня, то почему теперь помогаешь?
— Ой, да не трави ты мне душу! — взвыл Петр и, круто повернувшись, вышел из комнаты.
Рита все-таки заставила Петра заехать к Людочке и Галине Григорьевне. Она просто не могла исчезнуть, не попрощавшись с ними и… Она даже себе боялась признаться в этом — не убедившись, что с ними все в порядке.
Едва войдя в дом, Рита ощутила приступ дурноты — стулья на террасе были разбросаны, скатерть со стола кто-то наполовину сдернул, разбив при этом чашки и опрокинув самовар. Под столом темнела лужица… Нет, это было вишневое варенье, вытекшее из свалившейся вазочки.