Стена
Шрифт:
Кто-то указал в сторону барского дома. Из окна кабинета Колдырева еще вился белый пороховой дым.
Теперь солдатам было не до крестьян. Одни беспорядочно палили по дому, другие бежали туда, размахивая саблями… Но дом был пуст. Только странная белая птица ринулась из окна навстречу бегущим, громко крикнула и, сделав круг, умчалась прочь, в сторону леса, куда вновь вбежал Санька, прижимая к груди заморский пистоль.
Третьим выстрелом он попал.
Отдлъ 5
В круге первом
(1609. Сентябрь)
У нас обет положен в дому у Пречистой Богородицы: за православную веру, за святые церкви, за царя и за царское крестное целование всем помереть, а Литовскому королю и его панам отнюдь не поклониться.
Королевская милость
(1609. Сентябрь)
Фриц Майер осадил коня, не доезжая до берега Днепра. Здесь он оставался недосягаем для русских пищалей, притом исполинская крепость о тридцати восьми башнях просматривалась отсюда хорошо. Для человека с острым зрением не составляло труда разглядеть и сосчитать основные бойницы, определить их расстояние друг от друга… Для человека, опытного в воинском деле, несложно также было прикинуть, какая огневая мощь кроется за зубцами смоленской стены.
— А хороша фортеция, — буркнул немец, разглядывая твердыню. — Умно, очень умно…
Порыв ветра поднял вокруг всадника серую тучу пепла. Конь зафыркал, тряхнул головой. Фриц, тихо выругавшись, прикрыл нос платком.
Кругом него, сколько хватало глаз, расстилалось сплошное пожарище — выгоревший дотла смоленский посад. Лишь лес почерневших печных труб напоминал о том, что несколько дней назад здесь стояли ладные терема, на площади пестрели ярмарочные ряды, в посадских церквах шла служба… Все окрест было усыпано черными головешками и золой. Кое-где торчали остатки обугленных столбов, валялись не до конца сгоревшие бревна… Под ноги коню попадались синие от окалины железные скобы или стержни, прежде скреплявшие углы срубов.
А на другой стороне — новенькая крепость. Вокруг нее — открытое место. И не может быть, чтобы под стенами не прятались засады. Так что закладывать петарды будет весело. А именно в этой операции нынче ночью предстоит участвовать капитану польской армии Фрицу Майеру…
Да, ему, Фрицу, можно сказать, сказочно повезло. Отправляясь в Вильно, в ставку короля Сигизмунда, он, конечно, рассчитывал стать не простым наемником — не зря же исхлопотал себе офицерский патент! Но столь стремительного взлета своей карьеры ожидать никак не мог.
Правда, ситуация, в которой это произошло, Майера ошарашила. Приехав в польский город Вильно, молодой немец стал выспрашивать, как найти командующего войском, гетмана Жолкевского либо кого-то из его заместителей — попасть на прием к самому королю у него не было и в мыслях. Фрицу указали в сторону торчавшей из-за крыш двухэтажных домов ратуши:
— Там. Все там, на площади.
Ратушная площадь была полна народу. К изумлению Фрица, на ней шло настоящее потешное сражение! Какие-то люди, кто в воинских доспехах, кто без таковых, усердно рубились друг с другом, применяя опять-таки самое различное оружие: один был с саблей, другой со шпагой, кто-то тыкал в противника пикой… Голый по пояс верзила — литовский татарин, судя по бритой голове и усам — размахивал здоровенной палицей, испачканной кровью: надо думать, чью-то дурную голову она уже нашла…
— Что здесь происходит? — спросил на скверном литовском Майер стоявшего в стороне пожилого мужчину. — Они что, с ума все посходили?!
— Нет, господин, — усмехнулся литовец. — Это его величество король Сигизмунд решил устроить для своих рекрутов рыцарский турнир.
— Турнир?! — Фриц решил, что горожанин шутит. — Да разве турниры так проходят? Смотрите, они же искалечат друг друга!
О старинных турнирах, снискавших славу в истории Европы, Фрицу было известно достаточно. Нынешние бойкие сочинители, бывает, описывают рыцарские состязания как кровавые побоища, после которых с ристалища увозили полную телегу трупов… На самом же деле, Фриц знал, ничего подобного никогда не происходило: не то Европа быстро бы лишилась большей части отважных рыцарей. Турнир давал возможность показать свое мастерство, отличиться перед сюзереном (королем либо герцогом), завоевать симпатию дамы (хотя только ради этого доспехи надевали немногие). Конный бой сводился к тому, чтобы вышибить соперника из седла тупым деревянным копьем без наконечника,
Турнирный доспех для конного поединка делали куда тяжелее боевого — в нем не нужно было подолгу скакать в седле или драться в поле, потому пускай лучше будет тяжелый, но надежный. Популярны были и пешие турниры, особенно среди небогатого рыцарства, тут не нужен был ни дорогущий доспех, ни стоивший порой целое состояние тяжелый турнирный конь.
Бывало, рыцари в раже поединка ранили друг друга, но смерть на таких ристалищах была исключительно редкой гостьей.
Фриц знал, что старинные турниры с их кодексом чести и определенной бутафорией отнюдь не были предшественниками дуэлей, ужасная мода на которые распространилась по Европе, выкашивая дворянское сословие. Дуэль происходила от судебного поединка, где сталь и смерть призваны были определить, кто из двоих, сошедшихся на рапирах, шпагах, а то и на боевых молотах или, упаси Боже, пистолетах, виновен в преступлении… Тут ранение, а то и гибель участника как бы предполагается.
Но то — ужасные дуэли… А турниры — это просто маленькие потешные войны понарошку, проводимые по заранее оговоренным строгим правилам. Если бы Фриц был знатоком древней истории, то он привел бы другое сравнение: рыцарский турнир — это спортивное состязание, как древнегреческие Олимпийские игры. Только небольшое, и виды спорта на турнире особые — исключительно военно-прикладные. И вот в европейском городе, где, к тому же собиралось войско, готовое вскоре (говорят, чуть ли не завтра) выступить в боевой поход, вдруг без всяких правил происходит варварское — иначе не сказать — побоище! Люди, столь необходимые его величеству королю Сигизмунду, — вдруг рубятся, как одержимые, рискуя остаться без рук, без глаз, а то и без головы… И происходит это, что непостижимо, перед светлыми очами самого августейшего монарха!..
Его Фриц приметил сразу. На широкой площадке ратушной лестницы красовался бархатный балдахин с золотыми кистями, окруженный толпой расфуфыренных придворных. Под балдахином, в кресле, восседал его величество Сигизмунд Третий Ваза. Король был увлечен зрелищем на площади.
Вблизи немца, выбившегося в первый ряд зевак, схватилась живописная пара. Литовский татарин с деревянной палицей, обитой железными скобами, к которому подступил, размахивая тяжеленной саблей, коренастый запорожский казак, осклабился от удовольствия: такой противник ему нравился. Несколько точных движений — и палица сперва выбила из рук запорожца-противника кривую казачью саблю, а затем рухнула тому на плечо. Раздались хруст сломанной ключицы и вопль упавшего. Добивать противника татарин не стал, — должно быть, этого все же необычный «турнир» не предполагал… Победитель осмотрелся, понимая, что охотников напасть на него, скорее всего, уже не найдется… и тут увидал — стоящего с усмешкой в первом ряду Майера.
Фриц был облачен в прочную стальную кирасу, а из оружия, кроме пистоля и шпаги, имел алебарду, купленную этим утром здесь, в Вильно, у кузнеца-оружейника. Город был полон наемников, и тот успешно сбывал плоды своего ремесла: мечи и сабли. Но вот алебардой владеть никто не умел, тут требовалось особое искусство. Кузнец очень обрадовался Фрицу и отдал ему грозное оружие за полцены, ворча, что профессионалы нынче перевелись, не то бы такую красоту у него с руками оторвали.
Кираса, стальной шлем и особенно алебарда, видимо, произвели на татарина неизгладимое впечатление. Не раздумывая долго, он ринулся к немцу и стал что-то ему орать, тыкая палицей Фрицу прямо в грудь.