Степь 1. Рассвет
Шрифт:
– Родненькие вы мои, – ныла Саккера, – что ж я дура наделала. Они же обещали вас не трогать. Мне обещали свободу и что большухой в бабняке сделают. Я б одного из вас атаманом поставила. Что же я наделала. Я же им всё про вас поведала. Они же обещали только атамана с ближниками и Дануху со Сладкой прибить. Троица, что ж я сотворила проклятая.
– Ах ты ж сука, – прошипела в ярости Дануха, закипая.
Злость кровью брызнула в глаза. Тело мгновенно перестало чувствовать что-либо и напрягаясь, вновь налилось дурной силой как перед схваткой с волком. Рука так сжала клюку, что готова была переломить деревяшку. Она медленно встала, и так же медленно двинулась сквозь травяные заросли к изменнице.
Дануха вышла на большую прогалину утоптанной травы. По всюду были разбросаны переломанными куклами ватажные пацаны. У одного из них она и увидела виновницу всего что здесь произошло. Саккера валялась на земле и без устали рыдала, похоже обезумев от горя и ни на что, не реагируя. Дануха медленно оглядела мёртвых детей, над которыми роями летали вездесущие мухи. Странно, но это леденящее кровь зрелище разбросанных разорванных и переломанных ребятишек, не вызвало в её душе ничего, кроме полного эмоционального очерствения и превращения сердца в кусок льда. Она была не она, когда подошла вплотную и встав над приговорённой, ни своим голосом свирепо прорычала:
– Встань, * отродье и посмотри мне в глаза *.
Саккера вздрогнула и резко прекратила рыдать с таким звуком будто подавилась. Встать не встала, а лишь медленно, зашуганной шавкой подняла на Дануху обезумевшие и до крови в белках зарёванные глаза. Растрёпанная, грязная, страшная и до смерти напуганная баба, не дыша уставилась на большуху, словно узрела в ней нежить с того света под названием Смерть.
И тут резко вобрав воздух полной грудью истерично завизжала. Дануха только этого и ждала. Она по большой дуге перехватив клюку обеими руками со всего маха на сколько только было силы врезала палкой по лохматой башке. Та, издав тявкающий звук, обмякла и замерла на земле, а её грязные волосы стали обильно намокать кровью.
Дануха слабо соображая, что делает, с остервенением стянула с неё через голову обе рубахи, оголяя полностью. С трупа пацана, над которым та рыдала, сняла пояс и связала голой еби-бабе руки за спиной. Сняв такой же пояс с рядом лежащего, за одно связала и ноги. Большуха почему-то была уверена, что не убила гадину, а лишь оглушила и это мразь непременно скоро придёт в себя.
Так и вышло. Как только та зашевелилась, приходя в сознание, Дануха схватила еби-бабу за волосы и с силой дёрнула, усаживая её на задницу. Саккера взвизгнула, скрючиваясь от боли, и поджав колени попыталась опять упасть набок, но Дануха не дала. Перехватив поудобнее вымазанные кровью волосы, она вновь усадила падлу, и задрав её лицо кверху чтобы видела её, зарычала:
– Сказывай сука. Кто такие? Откуда пришли?
Но Саккера молчала словно в рот воды набрала. Даже губы с силой с жала. На её лице застыл неимоверный ужас. Она толи ни понимала кто перед ней, окончательно свихнувшись и представляя в больной фантазии какое-то чудовище, толи наоборот, отчётливо осознавала и от того большухи боялась ещё больше, чем сверхъестественной нежити.
Дануха поняла, что в таком состоянии баба даже если захочет, ничего сказать попросту не сможет и плюнув на землю, отпустила волосы. Еби-баба моментально рухнула набок и свернулась калачиком. Дануха сделала глубокий вдох, сама, наконец-то приходя в себя, и снимая зверское напряжение, уселась на траву рядом.
Сменив тон на спокойный и задушевно вкрадчивый, большуха принялась детально обрисовывать предательнице всю тягостную картину происшедшего, то и дело помыкая её переломанными пацанами, валяющимися
Опыт всё же дело великое. Он не подвёл Дануху и на этот раз. Саккера, сначала уткнувшаяся лицом в собственные груди, со временем начала всхлипывать, потом откровенно реветь, распластавшись на траве и наконец её прорвало, и она заговорила. Правда много Данухе узнать не удалось, но и то что узнала ей хватило чтобы осознать всю суть этой степной чёрной нежити.
Пару седмиц назад, почти сразу после того, как Дануха посадила Саккеру в еби-бабы на колдовскую привязку, появился у её избушки молодой и красивый ариец. Поплакался перед бабой что отбился от обоза, заплутал, а по открытому месту мол в чужих землях идти побоялся, вот и пробирается лесами. Добрый был, обходительный, слова бабе говорил красивые. Поделился с ней последней едой, гостеприимством не побрезговал. Прожил у неё три дня, ласкал, ублажал, слушал, и воспринимал её страдания как свои.
А у бабы как раз говно кипело за несправедливость, что большуха с ней сотворила. Всю обиду свою выложила, а он в растроганных чувствах возьми да пообещай помочь. Мол есть у него сильные люди способные её проблему решить. И большуху прищучить и новый порядок в баймаке установить. Только мол они бесплатно никому не помогают, но если он попросит, то сделают.
Седмицу назад ариец опять появился, но уже с другом. Тот сильным не выглядел, но умный был и такой насквозь видящий взгляд, что еби-бабе даже страшно с ним было говорить. Он одним взглядом придавливал. Всё расспросил: кого надо убивать, кого не надо. Кто, где, когда бывает. Пообещал большухой сделать. Мол за ними сила не мереная, согнут в бараний рог любую артель, а взамен просил по дешевле рыбу и мясо продавать. Кроме того, из её рассказа Дануха поняла, что в продаже рода участие принимали все пять еби-баб, каждая, сдавая супостатам что знала и о чём слышала.
Дануха не стала сразу убивать эту продажную мразь, видимо перегорела. Она развязала еби-бабу и велела схоронить в воду как положено всех лежащих на склоне пацанов, решив отложить вопрос что с ней делать на потом, до вечера. Сама же пошла разбирать завалы сожжённых кутов и хоронить найденных. Дануха видела, как Саккера несколько раз проносила мимо убитых, а потом пропала. Она не сразу кинулась, а когда кинулась, то искать её уже было поздно.
Обойдя склон с побитыми пацанами, большуха поняла, что эта тварь похоронила только двух своих детей, а других бросила. И куда она делась, было не понятно. Толи сбежала, но куда дуре бежать, она же сидит в лесу под заговором, не вернётся вовремя на место сорок раз пожалеет об этом, подыхая мучительной смертью. Толи сама в след за своими пацанами в реку бросилась, что вероятней всего. Дануха плюнула на эту сволочь и даже как-то легче на душе стало. Оставлять эту суку в живых было нельзя по простым понятиям, а убивать рука не поднималась. Трупов и без этой сумасбродной еби-бабы хватало. Хотя прибить собственноручно всё же нужно было. Заслужила мразь.
Почти целую седмицу Дануха возилась в разорённом баймаке. Вместе с подраненной Воровайкой, начавшей понемногу летать только через два дня, она хоронила род. Баба залила и затушила тлеющие останки жилищ. Разгребла, раскопала, где нашла обгоревшие трупики малых деток, кого прибили и сожгли прямо в землянках.
Сладкую нашла, вернее то, что от неё осталось. Сильно сгорела баба, до костей, Дануха по останкам даже не знала она ли это. Но обгоревший костяк был в её землянке, поэтому гадать не приходилось. Да и как сказывал Данава, таких, как она и Сладкая не брали эти ряженые бандиты. Таких, как они прибивали на месте.