Степан Буков
Шрифт:
Каронина слушала молча. Люда несколько выставила вперед свой задорно вздернутый подбородок и твердо объявила:
– Не хотите, тогда я к вам поеду, но от себя никуда не отпущу, пока не буду уверена, что вы нормально благоустроились.
– Напомнила: - Теперь мы гражданские, и я вам вовсе не подчиненная, запретить не можете.
Каронина сказала:
– Хорошо, я довезу тебя до твоего дома, а там посмотрим.
– И попросила: - Больше по званию ко мне не обращайся, и вообще, сколько тебе лет?
– Двадцатый пошел!
– сказала со вздохом Люда.
– А мне двадцать два.
– Ой, - удивилась Люда, - а я думала, вы уже пожилая.
–
– Есть, отставить!
– радостно согласилась Люда. Спросила деловито: Ты когда-нибудь перманент делала? Говорят, можно на целых полгода завиться. Давай попросим. Приедем красивыми фронтовичками, в кудрях.
– Ты - пожалуйста.
– Одна я не согласна. Если нафасониться, то вместе...
Люда немного хитрила с Карониной, притворяясь беспечной простушкой, на самом деле она вовсе не была такой. Ее беспокоило, что Зоя Каронина в госпитале как-то размякла, опустилась, стала даже одеваться неряшливо, хотя после ампутации одной руки могла вполне свободно управляться так, чтобы выглядеть прибранной, аккуратной. И рассуждения ее не нравились Люде.
– Ноги у меня целые, - с усмешкой говорила Зоя.
– Значит, нет существенных препятствий для замужества, но на черта мне замуж?
– Кивнула на култышку: - Вот с такой вывеской на жалость?
– Во-первых, - перебила ее Люда, - ты можешь протез нацепить. Посторонним совсем незаметно, а для главного человека вовсе не имеет значения, одна рука у тебя или две. По быту мужчина может всему наловчиться. Мы в своей семье, например, давно без матери живем, и папа все умеет лучше всякой женщины. И авторитет его от этого не страдал, хотя на заводе все знали, что он стирает, и гладит, и сам всю квартиру в чистоте содержит. Тебя общественность высоко поставит; кроме того, ты сама по себе красивая, и все неженатые будут только в серьезных целях за тобой ухаживать. Вот увидишь, как наилучшие мужчины начнут с полным уважением в тебя влюбляться.
– Не нужно все это мне, не нужно. Сдохла во мне женщина, поняла?
– Живой человек, а так ненормально рассуждаешь, - упрекнула Люда. Сколько наших товарищей погибших считали бы за счастье хоть без рук или без ног, но остаться живыми. Зайди в палату тяжелораненых, сильно изувеченных: тренируются с протезами, готовятся к гражданской жизни. Профессии себе подбирают по возможностям.
– Потупившись, шепотом произнесла: - У меня ранение невидное, а что врач сказал: "Хочешь иметь ребенка - отдохнешь полгода, ложись снова на операцию". Вот я и нацеливаюсь: поправлюсь как следует дома, и пускай режут, на всякий случай. Действительно, вдруг замуж выскочу, а тут такое препятствие, надо резаться. Без ребенка мне замуж выходить неинтересно. После больницы подберу себе подходящего и выйду за него.
– А Буков?
– Можно и за него, - согласилась Люда.
– Но твердо не обещаю. Вдруг получше человек встретится, планировать всего нельзя.
– Говоришь так, будто все в жизни тебе просто и ясно!
– Я, Зоечка, так считаю: когда кругом у людей столько горя, добавлять его от себя ни к чему.
– Ну хорошо, - покорно согласилась Каронина, согласилась только для того, чтобы больше не говорить об этом...
* * *
Каронина - ленинградка, отец ее - художник-реставратор. Он возвращал жизнь творениям старых мастеров, не находя в современной живописи ничего равного их искусству. Зоя училась рисованию не по влечению: так хотел отец. Сам он, воинственно восхваляя великое искусство прошлого, стыдливо
Женился он рано, не по любви, а скорее из деликатности, на некрасивой, но пламенно в него влюбленной дочери учителя живописи, которого он почитал.
Женившись, послушно подчинился супруге и был предан ей, испытывая благодарность за то, что она смирилась с тем, что он не гений, а всего только скромный реставратор.
Зое с детства отец пытался внушить преклонение перед великими произведениями искусства, учил понимать их.
Он хотел, чтобы город, где она родилась, стал в глазах девочки музеем зодчества. При ней почтительно снимал шляпу, проходя мимо здания, построенного великим архитектором прошлого.
Его взгляды на искусство считались отсталыми и даже "реакционными". Но Каронина не "прорабатывали". Дело в том, что, будучи еще студентом, он добровольно пошел в отряд красногвардейцев, сражался против Юденича и на фронте был ранен. В Петрограде после госпиталя он выступил на собрании левых художников, где сказал:
– Революция отдает народу все достояние человеческого гения, а вы хотите подсунуть людям поспешные изделия воспаленного самолюбия, пользуетесь бурей революции, чтобы ваши шатания приняли как изображение самой революции.
Каронина привлекли к работе в комиссии, назначение которой было отбирать в Государственный музейный фонд ценнейшие произведения искусства.
Кто-то пустил слух, что он служит в Чека. Одни художники перестали с ним здороваться, другие стали искательны, разговаривали подобострастно. Жена потребовала, чтобы он ушел из комиссии. Он отказался.
Иностранные дипломаты скупали по дешевке драгоценные картины, нанимали подлецов, которые поверх старинных полотен что-нибудь малевали, а затем эти загримированные полотна вывозились за рубеж.
Чекисты обратились к Каронину с просьбой помочь им обнаруживать подлинные художественные ценности. Теперь уже всем знакомым Карониных стало известно, что он работает в Чека. Каронин и не скрывал этого. Он даже соглашался присутствовать на обысках. И когда обнаружил приклеенное к днищу чемодана, наскоро подмалеванное полотно Ватто, был так возмущен этим кощунством, что яростно потребовал:
– За такое варварство нужно сажать в тюрьму! Это восклицание многие его коллеги запомнили. И когда он снова начал писать, каждая его работа встречалась молчанием. Нашлись такие, кто предупреждал: хвалить Каронина означает лакейски услужить властям, а порицать - большой риск.
Каронин воспринял этот заговор молчания как деликатный приговор его дарованию.
В работе реставратора он находил наслаждение и скорбное самоуничижение.
Урицкий несколько раз приезжал к нему на квартиру и, словно производя бесцеремонный обыск, выволакивал на свет его незавершенные полотна.
– Вас надо отдать под суд, Каронин, - говорил он сердито, - за пренебрежение к дарованию, которое не является вашей личной собственностью. Мы найдем мастеров, которые займутся восстановлением старых картин. Вам надо писать самому! Великая французская революция породила великих художников - берите пример с них. Поедем на Путиловский - пишите рабочих, красногвардейцев. Пишите храбро, революция - это мужество, дерзание во всем. Какого черта вы робеете!