Степан Халтурин

Полевой Юзеф Захарович

По свидетельству Русанова, в рабочих кружках читали «серьезные книги». Из пропагандистских брошюр пользовалась успехом лишь «Хитрая механика», написанная известным статистиком В. Е. Варзаром. В этой книге разоблачалась одна из форм эксплуатации народа — косвенные налоги. Важное место занимало чтение журналов и газет, в которых содержались статьи о «рабочем вопросе» на Западе и в России, а также о других проблемах и событиях, интересовавших рабочих. Статьи обсуждались всеми участниками. «Сам Халтурин, — вспоминает Н. С. Русанов, — был и для себя и для других исправным чтецом газет. Из петербургских газет им и его приятелями читались „Голос“ и „Новое время“, хотя последние уже со времени войны (русско-турецкой 1877 г. — Ю. П.)ударились в национализм, все же в них бывали порою живые статейки по внутренним вопросам. Когда речь заходила о железнодорожном хозяйстве, в студенческих библиотеках, бывало, номера „Русских ведомостей“ из-за статей молодого, тогда страшно популярного Чупрова (буржуазный

экономист. — Ю. П.)было не достать. В России уже в то время знали, что Маркс во втором издании „Капитала“ похвалил не только Чернышевского, но и Чупрова. Конечно, это располагало» ^{60} . В ту пору Халтурин, по свидетельству того же Русанова, внимательно читал в «Отечественных записках» внутреннее обозрение, критические статьи статистика Н. Ф. Анненского о ежегодном государственном бюджете и вообще статьи по экономическим и финансовым вопросам. Русанов вспоминал, как он приходил в большую, почти без мебели комнату Халтурина «…с удовольствием пожать крепкую мозолистую руку хозяина, который при этом кивнет головой на подоконник с книжками, — это одна из полок его библиотеки, — и ласково-серьезно спросит: „А читал, Сергеич, как Головачов-то в „Отечественных“ расписался? Чуть-чуть не революцией припугнул начальство…“ ^{61} » Это замечание по адресу либерального публициста, очень характерное для Степана, свидетельствует также, насколько внимательно он следил за прессой.

Интерес к периодической печати был связан с глубокими социально-экономическими изменениями в стране, вызванными развитием капитализма и особенно с политическими процессами, которые с 1877 г. следовали один за другим и давали много пищи для размышлений о судьбах русского революционного движения.

Выступление на историческую арену рабочего класса России происходило на фоне общего подъема международного рабочего движения. Политическая реакция в Европе, наступившая после подавления Парижской Коммуны, ослабла. Руководимое К. Марксом и Ф. Энгельсом Международное Товарищество Рабочих завершило свою деятельность, но дало толчок образованию рабочих партий в отдельных странах. Противоречия между трудом и капиталом особенно обострились в соседней с Россией Германии. Борьба германского пролетариата в 70-х годах XIX в. проявилась в массовых стачках, образовании широкого профсоюзного движения и, наконец, в создании Социалистической рабочей партии Германии. Успехи рабочего и социалистического движения в Германии, во главе которого стояли последователи К. Маркса В. Либкиехт и А. Бебель, их борьба с анархизмом и реформизмом оказали определенное влияние на передовых рабочих России 70-х годов, прежде всего на таких, как Халтурин и Обнорский.

Первые общенациональные конгрессы в истории рабочего движения Франции в Париже (1876), Лионе (1878) и особенно Марсельский конгресс 1879 г., на котором в результате победы над анархистами была создана Рабочая социалистическая партия Франции во главе с Ж. Гедом и П. Лафаргом, также привлекли внимание рабочих-революционеров в России. То же относится и к возникшим в 70-х годах рабочим организациям в Бельгии, Швейцарии, Австро-Венгрии. Как известно, ряд русских рабочих-революционеров побывали за границей с целью знакомства с западноевропейским рабочим движением. Халтурин и его единомышленники проявили большой интерес к опыту рабочего движения других стран, к программам рабочих партий, к конституциям буржуазных республик.

Усиление рабочего движения в России в конце 70-х годов обострило разногласия между кругом передовых рабочих Петербурга и народническими пропагандистами.

Рост рабочего движения в России стад заметным почти для всех кругов общества. Не могли не заметить его, конечно, и деятели народнического движения, особенно те его представители, которые вели пропаганду в рабочих кружках, были связаны с Халтуриным и другими представителями рабочей организации.

В начале 1879 г. народническая газета «Земля и воля» писала в передовой статье: «Волнения фабричного населения, постоянно усиливающиеся и составляющие теперь злобу дня, заставляют нас раньше, чем мы рассчитывали, коснуться той роли, которая должна принадлежать нашим городским рабочим в этой организации. Вопрос о городском рабочем принадлежит к числу тех, которые, можно сказать, самою жизнью, самостоятельно выдвигаются вперед, на подобающее им место, вопреки априорным теоретическим решениям революционных деятелей» ^{62} .

Но тщетны были усилия народнических деятелей найти «подобающее» место в своих рядах для революционной рабочей организации. Халтурин, Обнорский и другие рабочие-революционеры вели свою деятельность среди петербургского пролетариата самостоятельно. Созданная ими рабочая революционная организация прочно стала на ноги. Ее руководители давно уже находились в поисках новой революционной теории. Взгляды господствующего тогда в народничестве полубакунистского направления с его отрицанием необходимости борьбы за политическую свободу, за демократизацию страны, верой в крестьянство как исторического носителя социализма в России все больше приходили в противоречие с зарождавшейся, новой пролетарской тенденцией в русском революционном движении.

Образование рабочих партий в большинстве стран Западной

Европы и рост рабочего движения в самой России увлекали не только передовых рабочих-революционеров, по и отдельных революционеров-интеллигентов 70-х годов. Евгений Заславский, один из организаторов «Южнороссийского союза рабочих», не был одиноким.

Кроме роста рабочего движения на Западе, на развитие русского революционного движения особое влияние оказывало развитие капитализма в России и появление промышленного пролетариата, его стихийные выступления, выделение из его среды рабочих-революционеров. Это главное явление русской действительности игнорировалось громадным большинством революционной интеллигенции до 80-х годов.

Однако в кругах революционной интеллигенции Петербурга 70-х годов были отдельные люди, которые ушли вперед в понимании задач революционного движения России не только от анархистов, по и лавристов. К ним с середины 70-х годов относят Н. Н. Хазова, А. Г. Богдановича, Л. М. Зака. Они были связаны с центром рабочей организации, их общение с Халтуриным, Обнорским и другими ее деятелями не подлежит сомнению.

Взгляды этих революционеров-интеллигентов сближались со взглядами Халтурина и его единомышленников. Это выявилось еще на рубеже 1876–1877 гг. в связи с Казанской демонстрацией. Речь идет о рукописи «По поводу собрания русской народной партии 6 декабря 1876 года» ^{63} . Автор утверждал, что демонстрация означает переход дела освобождения в руки народа и что «…этим переходом знаменуется начало активного вмешательства нового необыкновенно важного элемента в ход политической жизни России, а именно: начало сознательного участия русского рабочего класса в движении этой жизни» ^{64} . При этом автор отмечал, что факт появления рабочего движения есть результат изменений в условиях экономической и социальной жизни страны, а также продолжения развития революционной мысли и освободительного движения. Автор критикует либералов, болтающих о политических свободах, но выступающих против демонстрации, которая была конкретным проявлением борьбы за эти свободы. В рукописи говорится о необходимости революционной борьбы для завоевания политических свобод в России.

Как следует из рукописи, автор был одним из организаторов демонстрации, имел тесные связи с передовыми рабочими Петербурга, их рабочей организацией.

В деятельности Халтурина как лидера «Северного союза русских рабочих» взаимоотношения с революционной интеллигенцией занимали важное место. Отношения между революционной народнической интеллигенцией и рабочими-революционерами были сложными. Революционеры-интеллигенты считали наиболее передовой слой рабочих — квалифицированных заводских рабочих, материально более обеспеченных, опрятных, прилично одетых — испорченными буржуазной цивилизацией, не способных стать настоящими революционерами. В свою очередь рабочие-революционеры, включая Халтурина, относились к интеллигенции несколько критически. Представители интеллигенции, которые склонялись к признанию факта появления рабочего движения в России, к необходимости борьбы за политические свободы для создания более благоприятных условий пролетарской борьбы, были единицами. Громадное большинство интеллигенции до весны 1879 г. примыкало к бунтарскому, анархистскому направлению.

Рабочие-революционеры резко выступали против фантастических планов о немедленном проведении народных бунтов, а народников, призывавших к бунтам, иронически называли «генералами».

Степан Халтурин понимал несостоятельность призывов к повсеместному бунту, с которыми народники обращались к рабочим. Но в то же время он, безусловно, ценил и те услуги, которые оказывали пропагандисты-интеллигенты рабочему движению. В отличие от некоторых рабочих-революционеров, которые резко выступали против «бунтарей», «деревенщиков» и проявляли при этом неприязнь к интеллигенции вообще, Халтурину было чуждо такое отношение к интеллигенции. Действительно, он считал рабочих-социалистов более надежными революционерами, чем интеллигентов. «В его отношении к студентам, — писал Плеханов, — всегда была некоторая доля юмора, пожалуй, даже иронии: знаю, мол, цену вашему радикализму: пока учитесь, все вы — страшные революционеры, а кончите курс да получите местечки и как рукой снимет ваше революционное настроение» ^{65} . Это, однако, было как бы первичное отношение Халтурина к интеллигенции. В течение всех последующих лет он видел по только получивших местечки в разных учреждениях, но и десятки и сотни казненных или похороненных заживо в царских тюрьмах и крепостях.

Степняк-Кравчинский указывает, что несправедливо думать, будто Халтурин вообще недолюбливал интеллигенцию. Жил он почти всегда в компании студентов, был с ними на «ты» и в самых лучших отношениях. В кругах интеллигенции он различал фразеров, «модных революционеров» и людей с искренними революционными убеждениями.

Революционная интеллигенция была полезна рабочим не только в роли лекторов, но и в деле организации революционного подполья, создания централизованной революционной организации, овладения тонкостями конспирации. Халтурину по многим вопросам организации сходок, демонстрации, стачек приходилось обращаться за помощью. У него было ровное отношение к различным течениям народничества. Это объяснялось тем, что Халтурину и его товарищам были по сути дела одинаково чужды все направления этого течения.