Степан Разин (Книга 1)
Шрифт:
Третий день они шли на веслах по Дону. Когда пришли в Понизовье, голытьба не вынесла вида богатых хором, красовавшихся над крутизной берега.
– Ишь богато живут, как дворяне! – заговорили в ладьях.
– Чай, хлеба у них!
– Да чего у них нету! – перекликнулись по челнам.
– Зайдем попросить на дорожку! – со смехом выкрикнул кто-то.
Несколько челнов повернуло к берегу. Возле Дона паслись большим стадом овцы, пощипывали на пригорке первую весеннюю зелень. Овец окружили, согнали к воде. Ловили целой ватагой,
От хутора с криком бежали бабы. Для смеха схватили одну, спутали, как овцу, и кинули в челн. Когда развязали ее и пустили, баба скакнула по пояс в воду и с визгом кинулась от челнов. Ей атукали, хлопали в ладоши, смеялись. Не утерпев, пошли «щупать» кладовки. Вытащили несколько кулей хлеба.
Хозяина не нашли – куда-то запрятался. Сняли в курене со стены несколько ружей, сабель, укатили несколько бочек соленой рыбы, бочонок с икрой, бочку бараньего сала и по дороге стянули с шестов рыболовные сети.
Проходя через сад, залюбовались усыпанной белым праздничным цветом яблонькой, срубили ее и во всей весенней красе поставили посреди одного из челнов, подвязав к мачте...
– Баловство! Яблонь годами растет! По другим хуторам чтобы мне дерева не рубить! – строго сказал Степан, не сходивший с челна и молча следивший за всем озорством.
На всем понизовом пути голытьба приставала к хуторам домовитых и предавала их разграблению. На них вымещали зло тс, кого здесь когда-то отогнали собаками или побили, а то и просто погнали с бранью, не дав куска хлеба...
Когда подгребли к Черкасску, навстречу им вышли челны с посланцами войсковой избы.
– Пушки на башнях заряжены. Коль захотите в город зайти, то войсковой атаман указал вас побить, – предупредили черкасские.
– Что мы, нехристи, что ли! Мы не на вас – на азовцев, – ответил Степан и подумал: «А ваш-то черед впереди, как Азов станет наш – вот тогда».
– Пошто же вы казаков по пути обижали? С жалобой на вас прискакали в Черкасск из всех хуторов с побережья.
– А что за обида?! Вот чудаки! Поигрались робята трошки да кой-что позычили для похода. Воротимся на Дон – и все отдадим, – спокойно сказал Черноярец.
Степан только молча махнул своей шапкой. Гребцы по челнам осушили весла.
– Сколько есть фальконетов, пищалей, мушкетов – все зарядить! – приказал атаман.
Степан дал посланцам Черкасска опередить караван и войти в город.
Когда проплывали мимо Черкасска, от города отвалило еще с десяток челнов и пристало к гулебщикам...
На каждом ночлеге разинцев нагоняли челны с казаками верховых и понизовых станиц. Казаки говорили, что по станицам еще идут сборы и день ото дня надо ждать подмоги...
Но подмога сводилась медленно. Чего-то Степан Тимофеевич не рассчитал, в чем-то ошибся. Не «сорок тысяч волжских, донских и яицких» казаков шло за ним под каменные стены Азова, как пелось в песне про давний поход. Едва две тысячи казаков набралось в
Степан не учел, что долгая война с Польшей утомила Дон, что люди хотели мира, а не войны, что, придя домой, нашли казаки обветшалые хаты, покосившиеся плетни, несытых детей да пустые скотские стойла. Не до Азова было казачеству. Поправить дома, завести скотинку, пожить со своими семейками манило их, и за два прошедших года они еще не насытились тишиной станиц, лаской жен и детей... Ино дело бессемейная беглая голытьба, – да много ль ее?!
Перед самым Черкасском нагнали еще два десятка челнов – ну, двести пищалей...
«Не много!» – думал Степан.
Ту же мысль про себя таили его товарищи, есаулы.
Большинство молодых казаков из беглых не понимали того, что их мало. Озирая донскую ширь с длинною вереницей челнов, казаки думали, что их – бессчетная рать, которой вполне достаточно для взятия азовской твердыни...
Теперь оставался им последний ночлег, пред самым Азовом, чтобы, снявшись с места до света, сразу с похода начать первый приступ...
Близилось время к закату, когда с берега конный дозор подал знак тремя ударами из мушкетов. Замерли весла. Передний – атаманский струг – круто поворотил к берегу, откуда скакал навстречу на резвом коне всадник с красным значком на пике. Он направил коня прямо в поду. Вздернутая над течением реки конская морда сравнялась с носом челна.
– Степан Тимофеевич, тут для ночлега ладное место дозоры нашли: лесок невелик и лог за холмом, – сказал всадник.
Степан указал гребцам глазами на берег. В два дружных удара они бросили челны к песчаной косе; осушив весла, прыгнули за борта, подтащили к берегу. За Степаном пристало около полутора сотен челнов.
– Челны – в камыши, у челнов дозоры оставить! – коротко приказал Степан, даже не оглянувшись.
– Челны – в камыши, у челнов – дозоры! – пронеслось и многократно повторилось у него за спиной.
Дозорный казак придержал стремя заседланного вороного жеребчика, ожидавшего на берегу. Разин поскакал к логу, где находился расставленный атаманский шатер.
В нескольких местах вдоль лога над кострами уже развешаны были прокопченные котлы, в которых закипало просяное варево. Вдали по небосклону виднелись на лошадях дозорные казаки, оберегавшие стан.
С севера прокатились три выстрела. Иван Черноярец взбежал на холмик. Сказал Степану, что по степи скачут наметом какие-то казаки с чужими значками.
– Должно, из Черкасска. Пускать? – спросил он.
– Давай! – отозвался Степан.
Впереди чужих казаков мчался дозорный.
– Степан Тимофеевич! Гонцы к тебе от войсковой избы.
Разин молча кивнул. Дозорный живо поворотил коня, пронесся навстречу посланцам.
Пасынок Корнилы Петруха Ходнев и двое матерых донцов – станичный атаман Зимовейской станицы да войсковой есаул Самаренин – соскочили с коней.