Степан Разин (Книга 2)
Шрифт:
– А где же Наумыч? – спросил Степан.
– Прогнал ты его. Я звал – не идет, – отозвался Прокоп, – тебя прогневить страшится.
– Что было, то было, быльем поросло. После, может, его на осине повешу, а ныне он надобен... Кличьте живей...
И все закипело.
Разин велел пересчитать войсковую казну, все оружие, порох, запасы пищи, указал посреди городка очистить широкую площадь для починки и осмолки челнов... Через час Степан утомился. Тяжело опираясь на Гришку, вернулся в землянку и лег. Голова болела, но он был радостен... С этого дня здоровье вливалось в него потоком.
Он разослал гонцов с письмами – на
«И не так еще били Богдана, – возвращался он к старой и неотвязной мысли. – Искал Богдан новых путей. И мне поискать... Может, Волгой не лучший путь на Москву. Тяжела была Синбирская горка, а впереди-то Казань! Царь Иван Васильевич Грозный ходил под нее два раза, а с тех пор как укрепили ее! Не сразу возьмешь... А далее Нижний – богатых купцов полно. Устрашатся моих-то: все деньги свои отдадут воеводам, лишь бы город держали. Дальше, сказывают, Владимир да Муром... Поди-ка пройди сквозь такую защиту больших городов!.. Каб иных доискаться путей!..»
В астраханской Приказной палате Степан взял большой воеводский чертеж Московского государства. Ему приходилось и прежде глядеть чертежи во время войны с Польшей. Теперь он велел Прокопу спросить про чертеж у Наумова. Наумов все еще избегал заходить к нему, но чертеж прислал.
Разин бережно развернул его перед собою, придвинув свечу, низко склонился к нему головой, разбирая реки и города.
«Вон ведь куды меня заносило! – раздумывал он, следя за изгибами Волги. – Да, густо тут городов... Силы много пойдет на каждый!.. А где взять иного пути? По Донцу прикинуть?.. И тут их немало – ишь, лепятся дружка на дружку!»
Степан разбирал названия городов, и чем больше он их разбирал, тем яснее делалось на душе: Маяцкий, Изюм, Тор, Чугуев, Змиев, Царев-Борисов, Балыклея, Мелефа – все это были города, в которых вместо воевод сидели теперь разинские есаулы, города, которые крепкой рукой держал атаман Фрол Минаев...
Разин искал пути на Москву. Но он не мог лежать долго, склонившись вниз головою. Рана его начинала болеть, наливалась кровью и билась, как будто гвоздили по голове кузнечной кувалдой... Атаман откинулся на спину, на подушку, чувствовал, как отливает от раны кровь, как легче становится голове, и опять возвращался к своему чертежу.
Острогожск, Ольшанск, Рыбный... Усерд... Вот Москва... Ольшанск, Рыбный, Новый Оскол... Этот путь был знаком Степану: этим путем проходили казаки в Польшу. Этим путем ехал он сам в войско к Ивану после ранения... Новый Оскол, Старый Оскол, Курск... Нет, он ехал тогда на Путивль, на Чернигов, а правее... И как по щучью веленью, открылась перед глазами широкая степь – от Нового Оскола до Тулы...
От радостного волнения снова ударила в голову кровь... Степан повалился на спину и лежал неподвижно, не смея поверить находке... Не рябит ли в глазах?! Не похмелье ли накатило какое?! Он усердно моргал, чтобы лучше прочистить зрение.
В это время за окнами грянули бубенцы. Так, бывало, в несколько троек, с шумом езжала на святки станичная молодежь по гостям или свадьбам. Степан, который опять уже потянулся к чертежу, с любопытством прислушался, что там такое творится...
– Здоров, батько! Как же ты, непутева твоя голова, угодил-то под саблю!.. Вешать надо чертей казаков, не сумели тебя уберечь!.. Ну жив, слава богу... а черен, как черт!.. – гремел Фрол, разглядывая Степана. – Исхуда-ал!.. Я тебе кой-каких там гостинцев привез, поправляйся...
– Тпру! Стой, окаянный, куды те несет, не конь – прямо бес! – услышали они голоса.
Фрол вскинулся, брызнув веселым смехом:
– Каурка! Пошел, уходи! Ах, срамник! В атаманску избу-то без спросу!.. Вот я тебе дам, собака!..
Фрол выскочил на минуту и тотчас вошел.
– Прости, Тимофеич, к тебе поспешил и коню не сказал во дворе дожидать, а он, окаянная сила, за мною в избу, будто званный!.. Он всюду за мной без повода ходит... Ну, здравствуй еще раз!
Минаев приехал на целом десятке троек. Он крепко стоял в своих городах. Все верховья Донца были словно его воеводство, где он замещал добрый десяток царских воевод, изгнанных или казненных народом.
Он навез разных подарков: битых гусей, ветчины, наливок, круп, сала, сушеных груш, яблок, соленых грибов...
– Не воеводским обычаем брал, избави бог, батька! – шумел он, по-волжски «окая». – Народ все тебе приносил. У нас там народ богат. И твое-то имечко свято народу, Степан Тимофеич! Добра тебе хочет народ, ждет, когда ты поднимешься снова.
– Чем гусей да индеек на тройках возить, собрал бы возов сотню хлеба! У тебя в голове бубенцы, да орехи, да пироги, а мы, Фрол, державу воюем!.. Не пирогами нам войско кормить. Хлеба надо! – резко одернул Степан.
– Да, батька, ведь с тем я к тебе: я хлеба тебе соберу хоть и триста возов! Край богат – были б деньги. Казны у меня нехватка. Ты денег давай, – легко сказал Фрол. – Мы там сколь хочешь войска прокормим!..
Минаев гремел голосом, громко смеялся, уверенно звал Степана все войско вести на Донец.
– Дождались бы весны, да и грянули дружно оттуда!.. – гудел он. – Ведь за нас весь народ. Поверишь, робята мои на торга в Харьков едут гуртом – воеводы их пальцем не смеют!.. А я, батька, умыслил, чего никому не приснилось: ударить на Новый Оскол да оттоле прямым путем в Тулу!..
Минаев раскатисто захохотал.
– Вот будет ди-иво, как в Тулу-то влезем, а! Не ждут воеводы с нашей сторонки гостей под Москву.
Степан вдруг весь покрылся испариной. Минаев словно поймал на лету его же мысль, но надо было ее еще взвесить, проверить... Поход – не игра... Должно быть, глаза не соврали Степану, когда подсказали эту дорогу по чертежу...
– Уж, верно, не ждут, – подтвердил атаман, стараясь хранить спокойствие.
– Не ждут, батька, где им! Дорога прямая будет: больших городов по пути нет, Воронеж вправо, Курск влево оставим... Вот Белгород мне как бельмо на глазу. Воевода там с войском сидит, князь Волконский. Да до весны он не двинется, станет сидеть. А кабы попередить его, батька. Ты силу свою подкинешь, и воевода тогда не посмеет на нас. Ведаю, рати его не так много. Да и нам с запорожцами сговориться: Сирко воеводе на хвост наступит – он будет сидеть да молчать и носа из Белгорода не сунет...