Степанида и 7 женихов
Шрифт:
— Зараза к заразе… — не осталась в долгу Лукерья, — так как, внимать бушь?
— А пожрать дашь?
На столе перед женщиной появилась миска с домашним творогом да кринка молока.
— Спасибо! — обрадовалась Степка, — а теперь рассказывай!
— Лады… Слушай… — и вот что поведала охоронница.
Каждая Слагалица пройти обряд должна особый, чтоб в силушку вступить и дела свои светлые творить. Даровано судьбинушкой ей семь суженных. И выбрать из их одна должна одного единственного, ну, в крайнем случае двоих! (тут Степанида едва не поперхнулась творожком). Семь достойнейших мужей придут на порог
— Т-а-а-к… — протянула Степанида, — вопросики имеются… Получается, что, я еще не настоящая Слагалица?
— Настоящая! Как есть!
— А чего ты говоришь, что только после… соединения с избранником спустя сто один день…
— Так это вся-я-я силушка! Крохи у тебя уже имеются! Хоть щас твори!
— Угу… а что значит, что жених или в крайнем случае два, сдюжают жажду мою любовную?
— Так это… ты ж творительница любови, тебе положено огнем страсти гореть! Не кажен мужик выдюжает…
— Да нет у меня той самой, жажды… — покраснела Степанида, — неспособная я…
— Как это? — теперь Лукерья удивилась.
— Да муж мой… говорил… холодная я и не страстная… — сказала и покраснела.
— Муж… объелся груш! — фыркнула охоронница, — у тебя теперича аж глаза горят, да жар от тела исходит! Думаешь чего те ратные на тебя так откликнулись… Поди, глянь в зеркало.
«Рыжий да рябой народ самый дорогой»
Степка помчалась в дедову комнату, где на стене висело большое зеркало. Оттуда на нее посмотрело… нечто.
Она сначала отпрянула. Рыжие волосы лохматыми кудрями торчали в разные стороны, косметика размазалась, превратившись в сине-черные разводы под глазами. «Пугало! А не роковая соблазнительница!»
Но тут к глазам пригляделась и увидела, что и правда горят они огнем каким-то… Один синим, другой зеленым!
— Лукерья, а с волосами-то что? — в благоговейном ужасе спросила женщина, — отродясь у меня не было ни цвета такого, ни кудрявости…
— Привыкай! Толи еще буде… — загадочно пропела охоронница, — Слагалицы испокон веков девы распрекрасные…
— Распрекрасные говоришь? А может у меня еще и задница исчезнет, да грудь появится? — Степка заглянула под одеяло, но вроде все телеса были на месте и без изменений.
— Не все сразу… не все сразу…
— Та-а-а-к… а дальше-то что? — Степанида забралась на дедову кровать, откинулась на подушки и задумалась.
— Дале просто! С суженными знакомиться, дом в порядок приводить! Все правила исполнять! В постель не скакать… Приглядываться…
— Слушай! —
— Не бывало такого! Одного или в крайнем случае двоих…
— Да слышала я! — закатила глаза от нетерпения, — а все-таки? Как вариант?
— Тогдась все… прости-прощай силушка… — грустно так сказала охоронница, — мы сгинем, а тебе век куковать одиначкой доживать…
— Мда… печально как-то… Ладно… привыкнуть к мысли этой надо! — тут Степанида вспомнила, что уже очень давно хочет посетить удобства, да все откладывала, — Лукерья! А где бы мне помыться и э-э-э… в туалет сходить?
— Так рукомойник в кухне! А уборная хде была ране, тама и теперича… — Степанида скривилась.
— А как мне… полностью помыться?
— А ты када перепачкаться-то успела?
— Лукерья! Мне в душ надо! — строго сказала Степанида, — это без вариантов!
— Так банька не топлена…
— Тьфу! Селуха! Как прекрасно в декабре, когда удобства во дворе! — с досадой пробурчала Степанида и принялась надевать на себя вчерашние джинсы и свитер.
Но когда она открыла входную дверь, там ее ждал сюрприз. В лице того самого участкового Тихого. Он как раз занес руку, чтоб постучать, да так и замер.
Степанида быстро глазки в пол опустила, испугавшись, как бы страсть огненная вновь на нее не наскочила.
— В-вы ко мне? — спросила она и видимо досада в голосе прозвучала, потому что участковый сразу начал оправдываться:
— Простите, что надоедаю, я всего на одну минуту! Долг зовет, я не могу не…
— Да-да, — смилостивилась хозяйка, а сама почувствовала — снова накатывает, — что там у Вас? — а сама глаза косит, на что угодно смотрит, да только не в глаза. Помимо глаз у мужчины было на что посмотреть! Высокий, широкоплечий, волосы и брови черные, кожа смуглая, на цыгана чем-то похож. И вот досада, молодой очень. Лет двадцать пять, от силы двадцать семь. «Не, этот наверное не суженый, молодой для меня! Но чего ж так колбасит-то?» Аж ладони чешутся, обнять за шею хочется и к губам красным прижаться!
— Вы хозяйка этого дома? — продолжает.
— Я! — «ох беги скорее, прошу тебя…»
— Не могли бы Вы найти время познакомиться? По долгу службы я должен знать всех жителей… — а сам и воротник поправил и фуражку, затем зачем-то куртку фирменную расстегнул.
— Могла бы! Вот только, если позволите, не сейчас! — природа звала Степаниду уже далеко не шепотом, она даже приплясывать на пороге начала, и это к счастью, отвлекало от мыслей страстных.
— Да! Безусловно! Я зайду в другой раз! Скажите когда удобно? — а сам все в глаза заглянуть норовит.
— Завтра, часов в двенадцать, подойдет? — выпалила первое попавшееся.
— Отлично! Хорошего дня! — и нехотя ушел с порога.
И вот только сейчас Степанида заметила, что густого кустарника, как и не бывало! Ни возле забора, ни возле дома! Нигде!
Разглядывать времени не было, пулей помчалась в конец огорода, где у деда стояла допотопная уборная. Одно хорошо, кирпичная дорожка была расчищена.
Туалет встретил Степаниду привычным скрипом старой двери, гвоздиком придавленной. Та же дыра в полу и газетка на крючке. Передернуло девушку, да делать нечего…