Степень свободы
Шрифт:
дело привычки – побуквенно обнажать
сны очень-осени...
Татьяна Ткачева-Демидова
осенью осень роднее, чем семью семь.
пёстрые улицы шепчут тебе: "сим-сим!"
даже они догадались, что тесен сейф,
бесповоротно закрытый на сорок сил,
не поддающийся жару чужих костров.
я пробиваюсь
сколько стихов ты томил меня, сколько строк
мерил забвением, кутал в безликий плащ?
время потопа сознания. [опознай
хрупкое в силе контекста и сбереги.]
не до конца воскрешённые ото сна,
губы сдаются ковчегу твоей руки,
как и положено, парой, почти всерьёз,
чтобы остаться/продлиться в [уже] живых.
осень нас купит за первую медь берёз.
видишь, не так уж мы дёшевы [дешевы?].
право руля – лево роли – одна судьба
околесованных чёртовым колесом.
ты улыбаешься в бороду, мой Синбад.
прямо по курсу сжигается горизонт.
Питер играет со временем в поддавки
Питер играет со временем в поддавки.
Полдень сачком из радуги ловит чаек
После дождя. А улицы уличают
Чьи-то высокомерные потолки.
Осень предвзята с поличным на входе в роль,
В [красным углам исконно знакомый] образ.
Город дрожит, ветрам подставляя рёбра
Старых мостов [тут – трещиной, там – дырой].
Город сдает фонтаны и фонари –
Козыри в плен бездомному листопаду –
Шулеру, пьянице, тихому психопату.
Вряд ли последний станет благодарить,
Огненно-рыжей грудью ложась на рябь
Стылой Невы без риска поймать простуду.
Но подконвойное солнце еще проступит
На затянувшихся проводах сентября.
Анархия
Вот и я. На ладони, на совести, на кону.
Потому что не смог размечтать меня на корню.
Обживаюсь внутри, паранойю твою кормлю,
Приручаю.
Отрицай, отвергай, отрекайся во имя рек –
Тихий берег как самый беспомощный оберег
В бесноватом беспамятстве/Выборге/октябре
Не случаен.
Вот и ты. Под дождём, героином и богом Ра.
Измерявший шагами бессонницу до утра
В распечатанных настежь конвертах оконных рам,
Чтоб решиться
На
Заучивший моё бездорожье, как "Отче наш".
Полубог [чьими пальцами бдительность сочтена]
В старых джинсах.
Вот и я. За спиной, за решением. Западнёй.
Непокорную искренность выбрившая под ноль,
Я тоска, безнаказанно ставшая прободной,
Семисильной.
А поймай! Хоть на слове, хоть за руку. Зацепи.
А сорвись с уезжающей крыши, стальной цепи,
Раздели журавля на синицу, умножь на "пи",
Вычти синий.
Вот и ты. Перед выбором, выстрелом, высотой.
Не сложив наших губ и своей головы за то,
Что листок со случайными рифмами вызван в стол –
Погадать нам.
Разреши этой чёртовой страсти окостенеть,
Раз анархия бродит по венам и власти нет,
Ибо огненный шёпот, сползающий по спине,
Благодатный.
Guardian angel
– Смотрите, мистер Белл, не вздумайте влюбиться в лесную тварь, – посоветовала ему Холли. – Вот в чем ошибка Дока. Он вечно таскал домой лесных зверей. Ястребов с перебитыми крыльями. А один раз даже взрослую рысь принес, со сломанной лапой. А диких зверей любить нельзя: чем больше их любишь, тем они сильней становятся. А когда наберутся сил – убегают в лес. Или взлетают на дерево. Потом на дерево повыше. Потом в небо. Вот чем все кончается, мистер Белл. Если позволишь себе полюбить дикую тварь, кончится тем, что только и будешь глядеть в небо.
Трумен Капоте, "Завтрак у Тиффани"
Вот есть девочка. У девочки между ног
извивается ночь, и жалит кого попало..
Татьяна Ткачева-Демидова
У неё [из приданого] – мельница, нож, сова,
Окаянная радость ажуром вязать слова.
У него – ощущение осени в тридцать два
Вдоль полыни, покорно ложащейся под колёса.
У него непроглядное прошлое – бурелом.
Не продраться без крови. И, видимо, поделом,
Пахнет порохом чёрное кожаное крыло,
На манки птицелова так просто не поддаётся.
Это guardian angel. Особенный, кочевой.
Конвоир полнолунья, последний из ничего.
Принимая спиной с ее пальцев текущий воск,
Горячо обнадёжен заплаканными свечами.