Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время

Мошкова Марина Глебовна

Материалы, полученные при исследовании поселения, могут быть дополнены данными могильников, обнаруженных возле Урцекского городища, селений Карабудахкент, Цыйша, Ругуджа (Хабадинский могильник), Берикей, Мака, Карата, Мугерган, у совхоза Герейханова (Шаракунский могильник) и в других местах. Все они представляют собой грунтовые некрополи, которые ныне почти не имеют внешних признаков. В Карабудахкентском могильнике 2 (у горы Гумбет-тау) скорченные костяки, лежащие на боку, головой на восток и запад, ничем не были отмечены. Бедный инвентарь могильника состоит из биконических сосудов, каменного пряслица и сердоликовых бусин и находит аналогии в известных могильниках Северной Осетии (Моздок) и Чечено-Ингушетии (Исти-су, Урус-Мартан и др.), что позволяет датировать его скифским временем (Мунчаев Р.М., Смирнов К.Ф., 1958, с. 170–173, рис. 9, 10). Еще более архаичен, пожалуй, инвентарь Мугерганского могильника. В нем наряду с посудой баночных форм, покрытой грубой обмазкой (она близка каякентско-хорочоевской керамике), найдены сосуды с узкими горловинами, которые имеют носики

для слива (Пикуль М.И., 1967, с. 31; Давудов О.М., 1974, с. 59 сл., табл. X, 15–26). Один из таких кувшинов декорирован тонкими змейками, ползущими вверх, к Горлу (табл. 112, 8) — мотив, излюбленный в эпоху бронзы и раннего железа. Среди металлических изделий этого же могильника встречаются прорезные бляшки и булавочки с раскованными и свернутыми в трубочку навершиями (табл. 112, 29, 30), несколько напоминающие кобанские украшения (я бы назвал их общекавказскими).

Погребения в ряде дагестанских памятников были совершены в скорченном положении, но в селении Берикей находились в каменных ящиках (Давудов О.М., 1978, с. 128, 129; Нечаева Л.Г., Кривицкий В.В., 1978, с. 136–138), а в Мугергане, как и в Карабудахкенте, — в ямах, заваленных камнями. Некоторые могилы окружены кромлехами овальной и круглой форм — черта, опять-таки очень характерная для Кавказа. Мугерганский могильник М.И. Пикуль относила к IX–VIII вв. до н. э. (1967, с. 31). Представляется более верной датировка его наиболее поздних комплексов серединой VII в. до н. э., предложенная О.М. Давудовым (1974, с. 101). В еще одном, Макинском, могильнике при скорченных костяках были найдены кувшинообразные сосуды и горшки, керамические пряслица и глазчатые бусы. Среди металлических изделий следует отметить бронзовые литые ножны с остатками кинжала. Они украшены вытянутыми треугольниками и пояском спиралей (табл. 115, 12) — орнаментом, характерным для бронзовых изделий VII–IV вв. до н. э. (Котович В.Г., 1959, с. 139–145, табл. VII, VIII).

Еще более чистые материалы интересующего нас времени дал Хабадинский могильник. Обнаруженные в нем грунтовые погребения располагались рядами, лишь отдельные из них были отмечены каменной глыбой или валунами. Умершие лежали на спине, ноги были согнуты в коленях. Особенностью могильника является наличие отдельных конских захоронений, которые сопровождают мужское и даже, как считает М.И. Пикуль, одно женское захоронение. Инвентарь этого могильника содержал железные втульчатые наконечники стрел, которые можно отнести по классификации К.Ф. Смирнова к IV в. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961б, с. 131, рис. 29). Однако в целом Хабадинский могильник содержит материалы как более ранние, так и более поздние (VI–III вв. до н. э.), показывая определенную эволюцию местной материальной культуры (табл. 112, 28, 37, 40). Он, как и другие могильники (Шаракунский, Акярский у селения Башликент, Яман-су у селения Шушия), характеризует самостоятельное развитие местных племен почти вне скифо-сарматского влияния (Пикуль М.И., 1961, с. 135–166; 1967, с. 34–46; Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1968, с. 153–173, 181, 182; Давудов О.М., 1974, с. 54–58, 146–166).

Влияние пришлых кочевников скорее всего можно увидеть в одном факте — появлении особых конских захоронений рядом с людскими могилами. Нет оснований утверждать, что это местная черта, которая сложилась «довольно рано» и «к VI в. до н. э. погребение лошади на территории Дагестана стало уже традицией» (Пикуль М.И., 1961, с. 160; 1967, с. 104). Это неверно. Таких традиций не было ни в скифо-сарматское время, ни позже. Конские захоронения никогда в пределах Дагестана широкого распространения не получали. Данный факт не исключает того, что предки дагестанцев издавна пользовались конем для верховой езды. Кстати, можно заметить, что для еды конское мясо почти не употребляли (Золотов К.Н., 1961, с. 290).

Мы не будем детально останавливаться на описании археологического материала поселений и могильников изучаемого времени. Это сделано О.М. Давудовым для комплекса памятников предшествующего времени (I этап — «переходный от эпохи бронзы к эпохе раннего железа») и описываемого нами (II этап — «широкого распространения железа»). Им же предложено название «мугерганская культура». Суммарно она датируется IX–IV вв. до н. э. (Давудов О.М., 1974, с. 105–110). Однако еще не все сделано для полного ее обоснования: детально не описаны чисто местные черты в проявлении данной культуры, не отделены те закавказские материалы (с территории Грузии и Азербайджана), которые в порядке межплеменных контактов попали в среду древнего дагестанского населения. Но сам факт, что скифское влияние не играло «существенной роли в культуре и жизни местных племен», доказан О.М. Давудовым достаточно обоснованно (1974, с. 95–109).

Для горной части Дагестана и юго-восточной Чечни характерны находки бронзовых статуэток (табл. 114, 7, 12; 115, 1–3, 5). Это реалистические и стилизованные фигурки людей и животных (козлов, быков, коней). Пластику, изображающую людей, трудно как-либо сгруппировать. Здесь и серия несколько утрированных по пропорциям фигур в позе моления (адорации), более реалистические — с распростертыми

руками, статуэтки в «позе объятия» и с руками на поясе («фертообразные фигуры» — в виде буквы Ф.). Среди них выделяются изображения воинов и всадниц — обнаженных «амазонок». Подобная скульптура найдена у селений Карата, Кидеро, Асахо, Инхо, Ретло, Хупро, Гагатль, Гидатли, Анди, Кубачи, Арчо, Согратль, Зибир-кала, Хосрех, Урада и в других местах Дагестана. Истинным шедевром является женское изображение, происходящее с вершины горы Хурцы-Гааль близ селения Согратль. Несмотря на грубость литья, мастер, не впадая в утрировку, сумел передать пропорции и формы молодого обнаженного тела. В ушах статуэтки сделаны дырочки, сквозь которые некогда были продеты сережки, возможно, из благородного металла (табл. 115, 1). Известны фигуры с поясами, ножными и ручными браслетами. Статуэтка воина, обнаруженная в Дагестане, изображает бородатого человека в одежде в виде балахона, он вооружен акинаком, к поясу привязан трофей — отрубленная голова врага (табл. 115, 5). Не менее интересны образцы пластики из юго-восточной Чечни. Таковы «побратимы» — парная статуэтка, найденная у селения Шали (табл. 114, 7), мужская фигура в шлеме, завершенном «петушиным гребнем» (из Аргунского ущелья), и фигура воина или охотника, облаченного в приталенную одежду, с головой тура за плечами из Ичкерии (табл. 114, 12; Виноградов В.Б., 1972, с. 214, 281, 282, рис. 37, 48, 67). Подобной миниатюрной скульптуре часто сопутствуют изображения животных — козлов, коней (жеребят), туров и др.

Вполне возможно, что вся пластика происходит из святилищ. Так, А.П. Круглов на вершине горы Берак у селения Арчо обнаружил культовое место. Оно занимало небольшую площадку с каким-то каменным сооружением и было насыщено углем. Здесь находились три бронзовые человеческие фигуры, статуэтка козла, железные склепанные навершия в виде трезубцев, точильный камень и железный черешковый наконечник стрелы (табл. 113, 5, 13, 14). Второе святилище он обнаружил у селения Согратль, откуда происходит описанная выше женская фигура. У селения Гергебиль на горе Зуберха Д.Н. Анучин нашел много бронзовой пластики в сопровождении остатков принесенных в жертву домашних животных (Круглов А.П., 1946, с. 32–35). Подобное святилище на горе Кадилашан (между селениями Ретло и Чаляхо) изучал И.В. Мегрелидзе. Совсем недавно у селения Хосрех обнаружил интересное святилище О.М. Давудов: квадратное в плане каменное сооружение (8x8 м), внутри которого выложен круг с алтарем из каменного блока. Это был своеобразный храм, в котором приносили в жертву домашних животных. В святилище найдены бронзовые статуэтки двух мужчин, стоящих рядом, быка, оленя и масса других изделий (Давудов О.М., 1983, с. 43 сл.).

Пластика из святилищ Дагестана довольно единодушно датируется учеными VII–V вв. до н. э. с некоторыми колебаниями в древность. Она служила предметом поклонения и была связана с культами плодородия и изобилия. Все стороны таких верований нам еще неясны. И не следует думать, что они характерны только для Дагестана. Подобная скульптура найдена во многих районах Кавказа, а за его пределами — в странах Передней Азии и Средиземноморья. Население этого обширного региона, по-видимому, обладало едиными или близкими верованиями. Некоторые чисто художественные черты пластики в каждой отдельной области (Дагестан, Грузия, Армянское нагорье и т. д.) свидетельствуют об особенностях местного мастерства (Марковин В.И., 1986, с. 110–117).

В связи с пластикой здесь следует вспомнить отдельные находки из могильника у селения Бежта (Дагестан), который принято датировать VIII–X вв. н. э. Однако это не однослойный памятник, а по крайней мере двуслойный, причем благодаря сползанию слоев инвентарь скифского времени перемешался со средневековым (Атаев Д.М., 1963, с. 111). Действительно, среди явно средневековых предметов оказались трехгранные черешковые наконечники стрел, и стрелы с сильно опущенными шипами — «урартского» типа, и литые прорезные бронзовые бляхи. На них изображены в зооморфном стиле умирающие кони (они падают на колени), медвежьи головы и проч. (табл. 115, 6, 13). Помимо того, здесь найдены скульптурные головки быков, овец и медведей в виде подвесок и фигуры козла и лани (?) (Атаев Д.М., 1962, с. 148–156; 1963, с. 124–168, рис. 15, 21, 26). Упомянутые пряжки стали называть бежтинскими. Неожиданность их облика для средневековья привела к возникновению теории о том, что «влияние кобанского, ближневосточного и скифо-сибирского в широком смысле слова культурных очагов» в дагестанском искусстве (в том числе в пряжках бежтинского типа) «доживает до X–XII, а порою даже до XV в.». Этот факт объясняется «консервативностью быта и религиозных воззрений племен отдельных районов Дагестана» (Давудов О.М., 1972, с. 24).

Столь длительное — на протяжении столетий — сохранение стиля в довольно чистом виде вряд ли можно объяснить бытовыми условиями. Почему тогда на тех же пряжках нет геометрического узора, концентрических кругов и прочих элементов декора, очень характерного для браслетов, перстней и других изделий из того же могильника, средневековый возраст которых не вызывает сомнений? Все это, как и сравнение с материалами кобанской культуры, предметами скифского звериного стиля, сибирскими ажурными пряжками и другими изделиями, позволяет и ряд бежтинских находок считать относящимися к скифо-сарматскому времени. Скорее всего, эти предметы синхронны упоминавшимся статуэткам.