Степное чудо. Преображенец.
Шрифт:
Пошелъ по ресторанамъ ходить, самое господское требовать. И шинпанское вино пилъ, и поросенка въ сметанѣ заразъ четыре порцiи осадилъ, и юстрицы жевать принимался, и зернистую икру съ глубокой тарелки ложками выхлебывалъ, сладкими пирожками заѣдалъ… – а настоящаго чего нѣтъ и нѣтъ! Крутился-крутился – чего бы такого избрести, чтобы душа играла?
Сталъ по закоулкамъ, къ ночи, гулящую публику прiостанавливать, документы провѣряетъ, – приказъ! Ку-да занятнѣй! То какого-нибудь замѣчательнаго буржуя потрясетъ и необыкновенный какой
А то такая дѣвица попадется, тоненькая да субтильная, – на ладонь посадить можно, – до смерти напугается, не дышитъ – молитъ:
– Ахъ, ради Бога… солдатикъ… папа-мама…
Забьется-затрепыхается, какъ плотичка. Откуда такiя, деликатныя?
Игралъ-игралъ да и напоролся на патрулекъ: насилу черезъ пятыя ворота выдрался.
Прикинулъ капиталы, видитъ – теперь и отдохнуть можно.
Въ Зоологическiй садъ, къ разнымъ звѣрямъ пошелъ. Тигру палкой въ морду совалъ, глазъ совѣ пальцемъ выдавилъ, слона за хоботъ качалъ, обезьяну такими обложилъ, – для чего сволочь такая существуетъ?! Нѣтъ тебѣ настоящаго удовольствiя!
Нѣтъ и нѣтъ.
И памятники всѣ облазалъ, подсолнухомъ заплевалъ, словами исписалъ. И на еропланѣ подымался выше всѣхъ каланчей-соборовъ. И у самой Иглы Адмиралтейской крутился, – вотъ-вотъ отломишь! – на Питеръ на весь плевалъ… – чуть душа поиграла.
А какъ на землю спустился – опять невесело!
Что такое?..
Съ самимъ землянымъ министромъ въ автонобилѣ ѣздилъ, для почетной охраны-назначениiя, – свой министръ. Подъ ручку господина министра водилъ, на етажи подымалъ на зорькѣ, по частой надобности, – по-прiятельски разговаривалъ:
– Ты, братъ, хошь и земляной министръ, а наше дѣло ни… хря-на не понимаешь!..
У насъ, братъ, вопросъ… зя-мельный!..
Гулялъ-гулялъ, и до того догулялся, что ужъ неможно стало ему ходить. Дня три перемогался – и пошелъ къ доктору.
Вотъ докторъ оглядѣлъ-обсмотрѣлъ, полную ревизiю-допросъ сдѣлалъ – и говоритъ:
– Ммда-а, бра-атъ..! Тово не тово, а быть можетъ!
Похолодѣло у солдата преображенскаго и снутри и снаружи. И взмолился:
– Ослобоните, ваше благородiе!
Вотъ докторъ и говоритъ строго:
– Ну, ужъ это, голубчикъ, не въ моей власти. Пить ни капли, а вотъ тебѣ капли и то и се… Можетъ и чего дурного приключится. Придетъ время – объявится. Держись за носъ!
И до того напугалъ гвардейца преображенскаго, что какъ пришелъ тотъ въ казарму, завалился на койку и – затихъ. Кругомъ дымъ коромысломъ, на гармоньяхъ да балалайкахъ, на грамофонахъ этихъ нажариваютъ, оголтѣлыя
– А ну, какъ… да дурное приключится? Въ деревню, главное дѣло, надоть… самый вопросъ… зя-мельный!.
Лежитъ и себя томитъ:
– А ну, какъ да носъ провалится?! Въ деревню, въ полной парадной формѣ, при басонахъ да галунахъ, при троихъ часахъ, и вдругъ – безъ носу?.. Дѣвки-то засмѣютъ, стерьвы! «Чегой-то, – скажутъ, – ай у тебя нѣмцы носъ обточили?»
И такъ ему нехорошо стало – съ души тянетъ.
Сталъ преображенскiй солдатъ глазами по стѣнамъ царапаться – помоги какой искать. Нѣтъ ничего: грязь да копоть. Добрался глазомъ до уголка, гдѣ образъ Миколы Угодника, ротный, свой, – и зацѣпился. А не видать ничего, лика-то настоящаго, – гарь-копоть!
– Э-эхъ, нехорошо какъ… – думаетъ преображенскiй солдатъ, отъ образа глазъ отцѣпить не можетъ: – И лампадку сапогомъ сбили, и стекло расколотили… и образныя всѣ деньги пропили-подѣлили… Вотъ теперь его и не видно стало!…
Крѣпко зажмурилъ глаза солдатъ, вдавилъ голову въ плечи, натужился – его вспомнить. Сталъ его изъ черноты-копати глазами-думами къ сѣбе вытягивать. Потянулся къ нему изъ копоти Микола, – яснѣй, яснѣй, – хмурыя брови, строгiя. И – скрылся.
– Неладно, – думаетъ преображенскiй солдатъ. – Обидѣли старика, серчаетъ… Закрылся копотью, и глядеть не желаетъ.
Опять понатужился, зубы стиснулъ, глаза зажалъ, – затаился. Выглянулъ изъ копоти Микола.
– Ой, Микола-Угодникъ, – взмолился въ умѣ солдатъ. – Отведи только то… дурное!… Лампадку справлю, капиталы имѣются!.. Въ нашей церкви, на Спаса-Вышки… здѣсь никакъ не дозволено… а до-ма!
Отпустило съ души немножко, и подумалъ преображенскiй солдатъ – уснуть бы.
Подумалъ и загадалъ: сонъ прiятный увижу – не будетъ дурного, не увижу прiятнаго сна – будетъ.
Вертѣлся-вертѣлся на своей койкѣ – нѣтъ сна. Развѣ уснешь, – визгъ-гоготъ!
Пошелъ – хватилъ пива съ одеколономъ, завалился на койку и заснул, какъ мертвый.
* * *
Видитъ преображенскiй солдатъ, что идетъ онъ по Питеру, въ полной парадной формѣ, – въ высокой каскѣ, въ тугихъ штанахъ, въ сапогахъ съ жаромъ, съ палашомъ, какъ на смотръ. Идетъ отчетливо, гвардейскiй шагъ молодецки печатаетъ – разъ, разъ, разъ! А день зимнiй, морозный, иглами въ лицо колетъ. И рѣка-Нева – зимняя, снѣжная, голубая-зеленая, – гдѣ посдуло. И розовое за ней въ дымахъ. А за розовымъ – дымно-снѣжнымъ – колокольни-шпили глядятся, закутаны, – золотцемъ проблеснутъ гдѣ-гдѣ. Глядитъ преображенскiй солдатъ на бѣлую Неву – здорово-крѣпко взяло! И духъ отъ нея тонкiй, легкiй, въ носу пощипываетъ, будто навозцемъ потягиваетъ – весной?