Степные рыцари
Шрифт:
— Дядь Ивашка, батя, всегда говорит, что за морем, может, и весело, да чужое, а у нас хоть и горе, да свое…
Атаман рассмеялся.
— Хорошо в гостях, а у нас лучше. Я им, этим черкасам, все время об этом твержу. Так нет, они все на своем стоят. Ежели б вместях с запорожцами пошли на приступ, то доразу б забрали крепость… Правда, был бы урон, но не без того.
— Так и не пойдут черкасы на штурм-то, а?
— Пойдут, — уверенно проговорил войсковой атаман. — Это они кочевряжутся, цену себе нагоняют.
— Дал
— Дал бы господь, — перекрестился и атаман. — Ну, я пошел, сынок. Действуй, как уговорились.
— Ладно, батя.
ПЕСНЯ
На следующий день толмач Ассан как ни в чем не бывало разгуливал по галере. Словно он никуда и не отлучался. Когда Гурейка появился на галере, Ассан, как и всегда, подшучивал над мальчишкой, угощал его урюком.
Гурьян остроумно отшучивался, чем немало приводил в веселое настроение посла и толмача, не отказывался и от урюка и других сладостей.
Весь день паренек промучился, прислушиваясь к разговору толмача с послом. Но они были крайне осторожны о поездке Ассана в Азов даже не заикались.
Опечаленный, грустный возвращался домой с галеры турецкой Гурейка. Не оправдал он надежд отца.
Дни стояли жаркие. Солнце, как расплавленный шар, немилосердно палило землю. Полая вода быстро сбывала, и улицы подсыхали. Теперь можно было ходить по городку пешком.
Старый казак дядя Ивашка, греясь на солнцепеке, как и обычно, сидел на своем крылечке и, задумчиво сплевывая в лужу, дымил из трубки.
— Здорово дневал, дядь Ивашка! — крикнул Гурьяшка, проходя мимо.
— Га! — обрадовался старик. — Слава богу, зальян!.. [11] Что не заходишь? Ай возгордился тем, что дружбу с турским послом поимел?..
— Тож скажешь, старый, — усмехнулся Гурейка. — Какая там дружба? Волк козлу не товарищ. Дружба моя с басурманами поневоле.
— Не брешешь? — недоверчиво посмотрел на паренька старик из-под седых кустистых бровей.
— Истинный бог, дед. Тут, знаешь, до поры до времени надо дружбу поддерживать. А время придет — стукнемся спина об спину и разойдемся всяк своей дорогой.
11
Зальян — друг, приятель.
— Ну, гляди ж, тебе виднее, — проворчал старик. — А я ж, грешным делом, думал, что ты потому к турчакам льнешь, что твой род, мол, по матери туда тянет.
— Да ты что говоришь, старик, а? — взбешенно вскрикнул Гурьяшка, багровея. Глаза его пылали от негодования. — Как ты посмел это сказать? Ежели б… Ежели б… ты не старик, то…
— Что «то»? — сдерживая смех, спросил дядя Ивашка. — Морду б мне набил, а?..
— Ей-богу, набил бы, — признался
Старик разразился веселым смехом.
— Вот молодчага!.. Ха-ха-ха! Ей-ей, молодчага! Недаром, брат, я тебе свое воспитание дал. Ведь я нарошно тебя пытаю, чтоб злость в тебе вызвать. Ну, извиняй, коли так… Ха-ха-ха! Ну как дела-то, зальян?..
— Дела, как сажа бела, дядь Ивашка. Ни к дьяволам.
— Что так, сынок?
— Дюже плохи.
— От радости кудри вьются, а в печали секутся, — сказал старик. — Так, видно, и у тебя. Что запечалился-то, парень? Что нос повесил? Ай ехал Пахом за попом да убился о пень лбом?.. Гутарь, что за причина, глядишь, чем и помогу…
— Вряд ли, дядь Ивашка, поможешь, — уныло заметил Гурейка.
— Ну, все ж скажи.
— А это все промеж нас будет, а? Никому не сболтнешь?
— Да что ты?.. Ай белены объелся?.. Ай-яй-яй! Как ты мог таку обиду мне сказать?
— Ну, не обижайся, дядь Ивашка, — обнял Гурьяшка старика. — Это я так, к слову сказал… Знаю, что ты, как кремень, никому не скажешь… Нелегкую мне батя задачу задал. — И мальчуган обо всем подробно рассказал своему старому другу. — Никак не могу выведать, зачем толмач плавал в Азов…
— Ну и ну, — насмешливо покачал седой головой старик. — Вот где твое горе-то горькое… Как ржа на болоте белый снег поедала, так и кручинушка нашего доброго молодца Гурьяшку сокрушала…
— Тебе, дядь Ивашка, все смешки да смешочки, — обидчиво проговорил Гурейка, — а мне вот не особенно до смеха. Что я скажу отцу, как приедет из Монастырского?
— А ежели хочешь, я научу, что сказать отцу.
— Ну?
— А вот и скажи ему, что грек, мол, Фома посылал толмача своего в Азов затем, чтоб упредить пашу азовского: «Паша, мол, паша, казаки донские собираются напасть на Азов…»
— Да это что, дед, — отмахнулся Гурейка. — Это и батя догадывается, что толмач, мол, неспроста плавал в Азов… Но ведь это ж все думки. Нужны доказательства. А то так можно всякую напраслину на человека наговорить.
— Ну, глядите с вашим отцом сами. Вам виднее.
— Что ты делаешь, дядь Ивашка? — спросил Гурьяшка, заметив на крыльце свежие ивовые палки, ножи и другие принадлежности.
— А-а… Это я дудейку делаю. Ты ж знаешь, я на дудке мастак играть. Хошь, и тебе сделаю.
— Мне не надо. Я не умею на ней играть.
Вечером из Монастырского городка прибыл атаман Татаринов.
— Ну что, Гурьяшка, возвернулся из Азова толмач Ассан? — первым долгом спросил он у сына.
— Возвернулся, батя.
— Ну, не проведал, за каким лядом он туда бегал, а?
— Нет, батя, — уныло покачал головой мальчуган. — Все там, на галере, как воды в рот набрали, молчат… Не иначе, батя, как Ассан бегал в Азов упредить пашу.
— Чего упреждать?
— Да вот, что мы норовим на приступ пойти крепости.