Степные волки

Сахаров Василий Иванович

— Засада. Кто-то впереди, прячется в траве, — сказал Курбат.

— На лошадях, с оружием, — дополнил Звенислав, вслушавшись в себя.

— Далеко? — Кривого Руга интересовала конкретика.

— А вон, метров двести, — Курбат указал на высокий травостой.

Кривой Руг подался чуть вперед и, сложив ладони рупором, прокричал:

— Эге-ге-й! Рейдерские отряды Кривого Руга, Пламена и Бергуса, приветствуют славных стражей Эльмайнорского пограничья. Мы находимся на службе герцога Конрада Четвертого Штангордского.

Погранцы оказались испытанными вояками.

Два десятка всадников возникли из травы мгновенно, все вместе, единым строем. Хитрецы, положили коней в линию, зажали им ноздри, чтоб те случайно голос не подали, настропалили арбалеты, и нас ждали. Их план был прост, поднимаются, дают залп, и отходят. Вот было бы дело, не почувствуй их Курбат и Звенислав.

Эльмайнорцы неспешно подъехали, арбалеты не опуская, и готовые сразу же стрелять. Их старший, седоусый и серьезный сержант проверил наши документы, писарь пограничников, находившийся здесь же в строю, выписал бумагу на проезд через владения герцогства, скрепил ее печатью, мы заплатили налог в один империал, и снова двинулись в путь.

Через десять дней наш отряд приблизился к Штангорду и наступил самый главный момент всего нашего предприятия, разумеется, я говорю про дележку добычи. Мы остановились на той самой поляне, где Курбат убил своим коронным ударом разбойника Бобу и, пока все члены отряда занимались своим делом, главари, то есть Кривой Руг, Бергус, и конечно же я, сошлись вместе.

Начал Кривой Руг, как все еще старший в отряде:

— Итак, утром входим в столицу, пришло время хабар на всех по справедливости и уговору раскинуть.

— Да-да, — суетился Бергус, — пора, давно уже пора.

— У нас сейчас одна тысяча девятьсот килограмм золота. Четверть дромам и их парням, плюс надбавку накидываем, — он кивнул мне. — Пятьсот слитков твои, Пламен.

Бергус недовольно поморщился, морда разбойная, но промолчал, а Кривой, продолжил:

— Тебе была обещана десятая часть, Бергус. Бери сто девяносто слитков и иди с богом.

— Нет! — громко и привлекая внимание всех кто был на поляне, взвизгнул разбойный вожак. — Не честно так, не по справедливости! Мы с братвой свой подсчет провели, и наша доля, четыреста слитков. Отдай, пахан, а то всякое бывает…

— Ну, как знаешь, Бергус, — Кривой Руг кивнул мне, вроде как повернулся боком, и резко выхватив свой кинжал, ударил Бергуса прямо в сердце.

Нормально, мы так и думали, что разбойники будут недовольны своей долей, золото глаза застит, и жадность не одного человека сгубила. Вот и Бергус, уже мертвый, не понимал этого, так же как и его разбойники, которых сейчас наемники Руга по всей поляне режут. Если бы он промолчал, то стал бы просто неприлично богат, по его меркам, конечно. Однако, он так и не понял, что это не его поход был, а наш, за что и поплатился самым ценным, что у него было, жизнью.

Кривой Руг обтер кинжал, вложил его в ножны и, как ни в чем не бывало, сказал:

— Теперь можно быть спокойным, и знать точно, что никто по кабакам языком трусить не будет. Пятьсот пятьдесят слитков твои.

— Хорошо, — согласился я.

—

Скажи, Пламен, — Кривой пристально посмотрел мне в глаза, и я его взгляд выдержал. — Ты сам-то, не боялся, что и твоих парней, как этих, — кивок в сторону поляны, на которой добивали растерявшихся разбойников Бергуса, — к ногтю прижму.

— Нет, не боялся. Ты ведь понимаешь, что за нами пригляд со стороны Тайной Стражи, жрецов и герцога. С нами ты поднимешься, а без нас рухнешь, Кривой.

— И то, верно, — пахан не спорил. — С вами фарт так и прет.

К полудню следующего дня, наш уменьшившийся в количестве отряд, вошел в Штангорд. За два с лишним месяца, что мы отсутствовали, город резко изменился. Кругом, куда ни глянь, настороженные патрули Городской Стражи, движения по улицам почти нет, праздношатающихся взрослых мужчин, пригодных к войне, совсем не видно, все на фронте. Рынки и базар еще работали, лавки и магазинчики были открыты, по набережной гуляли почтенные дамы с собачками, но что-то изменилось в худшую сторону, что-то нависло над городом как склизкая серая пелена. Так бывает в пасмурные и дождливые осенние деньки, когда нет желания что-то делать, шевелиться, но сейчас над городом светило солнце и погода радовала. Непогода царила в душах людей, что гораздо серьезней и страшней непогоды природной. Нет, обреченности на лицах, или того хуже, какой-то паники среди людей я не видел, но чревоточина сомнений и готовность к резкому ухудшению своей жизни, поселилась в их сердцах.

По широкой улице, мы следовали в сторону Старой Гавани по трое в ряд, и Звенислав, видимо понимавший, о чем я сейчас думаю, прошептал:

— Обреченный град.

— Возможно, — ответил я. — Как нам Штенгель и жрец Манфред говорили — за попрание клятвы, идет исполнение проклятия. Кажется так?

— Именно так, — отозвался Курбат.

— Надолго здесь оставаться нельзя, — высказался Звенислав.

— Согласен, — поддержал его горбун. — Ты как, Пламен?

— Решено, так и сделаем, — мои мысли совпадали с думками моих друзей. — Только надо часть золотых слитков обналичить в монеты, лучше всего в фергонские империалы или в эльмайнорские дукаты. Опять же, мальчишек наших необходимо забрать из Старой Гавани. Бросать их нельзя, приучили к себе, обнадежили, так что заберем с собой. Ну, и оружие надо закупить, если цены здесь приемлемые. Думаю, что за неделю управимся.

Звенислав отвлекся от разговора, подбоченился в седле, и проезжая мимо симпатичной девчушки, подмигнул ей. Девушка вся порозовела, засмущалась, а Звениславка только улыбнулся и, повернувшись к нам с Курбатом, спросил:

— Куда перебираться будем, други?

— Норгенгорд, — предложил я. — Город хороший, людный, стены крепкие, граница с Эльмайнором близко, да и до степных просторов всего несколько переходов. Ваше слово?

— Пусть будет Норгенгорд, — согласился Курбат.

— А мне без разницы, — Звенислав, как обычно, радовался жизни и жил сегодняшним днем. — Куда вы, туда и я, братья.

— Значит, Норгенгорд, — подтвердил я свое решение.