Стертая
Шрифт:
Выскальзываю из-под простыни и, держась за стенку, добираюсь до окна. Внизу, на подъездной дорожке, черный фургон.
Лордеры.
Заряд адреналина бьет в кровь. Беги. Но сил едва хватает на то, чтобы оставаться на ногах. Возвращаюсь в постель. Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, это сыграть мертвеца. Шаги по лестнице... дверь открывается.
— Кайла? — негромко спрашивает мама. Я не шевелюсь. — Говорю же вам, она спит. Это не может подождать?
— Нет. Разбудите ее, или я сделаю это сам. — Холодный мужской голос.
Шаги
Я моргаю, хнычу. Мама пристально, как будто хочет сказать что-то, смотрит мне в глаза. Что? У двери двое громил в сером. Закрой глаза. Что она сказала им? Что им известно? Если наши рассказы не совпадут...
Опасность.
— Не понимаю, почему вам так нужно говорить о ней сейчас. Бедняжка еще не оправилась. Повторяю, она беспокоилась из-за того, что этого Бена нет в школе, поэтому...
Этот Бен... Произнесено неодобрительно.
— Хватит! Разбудите ее. — Звучит как предупреждение.
— Кайла, милая, проснись. Ну же, будь умницей.
И снова скрытые послания. Мама подсказывает, как нужно сыграть. Глупая девчонка... отправилась к Бену... ей Бен не нравится.
Спасибо, мама.
Поворачиваюсь. Открываю глаза. Улыбаюсь сонной, глуповатой улыбкой. Моргаю.
— Живот болит, — жалуюсь я.
— Бедненькая. Послушай. Эти джентльмены хотят задать тебе несколько вопросов. Давай я помогу тебе сесть. — Мама возится с подушками. — Расскажи им то, что рассказывала мне. — Еще одно скрытое послание? Рассказать то, что знает она? Еще бы вспомнить, что она знает, а что нет.
Надевай маску. Я вызываю из памяти Себастиана и то выражение, что было в больнице на лице Феб: открытое, блаженное. Вешаю улыбку, которая соскальзывает при повороте головы.
— Да, мам. — Я поворачиваюсь к нетерпеливо переминающимся у двери мужчинам. Похоже, ждать они не привыкли. Может быть, и ждут лишь потому, что знают, чья мама дочь. И будь иначе, меня бы без церемоний увезли из дома и допросили в другом месте.
Младший из двоих заглядывает в нетбук.
— Вы — Кайла Дэвис?
— Да.
— Почему вы отключились вчера?
И даже не спрашивает, что случилось? Я удивлена, но стараюсь не подать виду.
— Я очень расстроилась. Мой друг, Бен, не пришел в школу, и другой друг отвез меня к нему домой — узнать, все ли в порядке.
— Другой друг? — спрашивает опять же тот, что помоложе. Время от времени он уважительно поглядывает на маму. Но беспокойство вызывает другой, постарше, поза которого говорит, что начальник здесь он.
Отвечать? Мама знала.
— Джазз Маккензи... Джейсон. Вообще-то он друг моей сестры, но присматривает и за мной.
— И что потом?
— Бену было плохо... очень плохо. — Я добавляю жалобную нотку. — Там стояли машины «Скорой», и Джазз сказал, что мы не должны им мешать и что мне надо домой. Но я беспокоилась из-за Бена и, наверно, поэтому отключилась.
— Этот Бен, — фыркает мама. — От него одни проблемы.
— Папа и мама сказали, что мне не
— Бен показывал тебе таблетки?
— Таблетки? Вроде бы нет. — Таблетки видела Эми. — Нет, подождите. У него были в сумке таблетки от головной боли. Он выпил одну в воскресенье, когда плохо себя почувствовал.
— Думаю, этого достаточно, — говорит мама. — Девочка еще не оправилась.
И, словно по команде, в животе закружилась карусель. Но теперь я не пытаюсь остановить ее и чувствую, как бледнеют щеки.
— Мама, меня сейчас вырвет. — Она успевает схватить ведро. Меня рвут конвульсии, и голова раскалывается от боли. Желудок практически пустой, но лордеры морщатся и отворачиваются.
— На сегодня хватит, — говорит мама.
Тот, что моложе, поворачивается к выходу, но второй, постарше, качает головой и поднимает руку. Первый останавливается.
— Не хватит. — Старший смотрит на младшего. — Обыщи комнату.
— Это действительно так уж необходимо, агент Коулсон? — ледяным тоном спрашивает она, делая упор на имени лордера и давая понять, что знает, кто он такой.
Он вскидывает бровь.
— Думаю, да, необходимо. Но сначала уведите ее. — Агент указывает на меня небрежным кивком.
Я все еще сижу над ведром.
— Она не может идти. Вам придется помочь ей, — говорит мама.
Младший лордер подходит ко мне, поднимает и, скривившись, словно держит на руках мерзкую канализационную крысу, несет меня в соседнюю комнату и кладет на кровать Эми.
Обыскивают мою комнату, наверняка ищут «пилюли счастья». Никаких таблеток они не найдут. Лежу на подушке, и сил нет ни думать, ни двигаться. «Рисунки», — шепчет внутренний голос, и я открываю глаза.
Под ковром у окна спрятаны мои рисунки с Джанелли, сделанные после того, как его забрали лордеры. Мама сказала уничтожить их, и теперь я так жалею, что не сделала этого. И еще там портрет Бена. Если они увидят его, изображать невинную малышку Кайлу будет уже бесполезно. Они поймут мои чувства к нему. Я закрываю глаза, отсчитываю минуту за минутой. Слышу, как мама выговаривает лордерам за беспорядок. Все спокойно, никто не кричит «посмотри, что я нашел!». Может, и вправду не найдут? Я уже надеюсь, хотя и не верю.
И вот наконец тяжелые шаги по коридору... вниз по лестнице. Минута, другая... звук мотора... Уезжают? Вот так просто? Почему-то мне кажется, что на этом их интерес ко мне не исчерпан.
Мама изобразила Бена таким, каким они хотели его видеть: опасный парень, от которого следует держаться подальше. И я подыграла ей. Поступила нехорошо, предала.
— Прости, Бен, — шепчу я, и слезы подступают к глазам. «Бен хотел уберечь тебя от неприятностей».
Я дремлю, не сплю и не бодрствую. Мысли плавают беспорядочно и бесцельно. Перед внутренним взором, словно стоп-кадры, мгновения: Бен на беговой дорожке. Сова его матери с раскинутыми крыльями. Бен в лунном свете моего сна.