Стертый мальчик
Шрифт:
«Нейтралитета не существует, – говорил отец. – Есть только черное и белое, и никакого промежутка между».
Я наблюдал за ними из двери отцовского кабинета. В одной руке я держал Библию короля Иакова в кожаном переплете, другой вцепился в дверной косяк. Спустя пять минут я встану на колени перед диваном и впервые в жизни буду читать Библию перед отцом и его рабочими. После того как несколько лет назад отец переехал в этот город и возглавил салон «Форда», он каждое утро устраивал для служащих чтение Библии. Как и многие верующие, он беспокоился, что в школах и на работе теперь уже совсем не молятся и, несмотря на то что президент страны был протестантом, Христос здесь лишился былого почитания, а под угрозу отмены попали даже такие религиозные оплоты, как клятва верности и празднование Рождества. Мои родители с самого детства посещали церковь, а учитывая, что в городе, в котором они провели большую часть жизни, была только одна церковь, они всегда оставались баптистскими миссионерами и постоянно беспокоились о том, как привести к Господу других людей. Там,
«Я хочу привести к Господу как минимум тысячу душ, прежде чем умру», – говорил он мне едва ли не каждый день.
Каждое лето я мыл в его автосалоне машины, что в каком-то смысле защищало меня от работы по спасению душ. В свои восемнадцать я еще не совершал богослужений. Отец в этом никогда не признавался, но он специально загружал меня физическим трудом на каникулах, чтобы воспитать из меня нормального здорового мужика-южанина и смягчить задротские и женственные повадки. Моими трудовыми соратниками были герметики, полироли, средства для удаления царапин и очистители покрышек. Я не очень разбирался во всех этих розовых, фиолетовых, желтых жидкостях и различал их скорее по запаху и следам, которые оставались на моей загорелой коже и позже окрашивали пену, стекавшую в душевой слив в конце каждого рабочего дня. Когда отец спрашивал, перед сколькими клиентами я свидетельствовал за день, я улыбался и отвечал: «Не думаю, что у мойки высокого давления есть душа, хоть она и шумит как сумасшедшая». Отец отвечал на это: «Надо ее наконец починить», – и отворачивался.
Но во время утреннего чтения Библии шуткой мне не отделаться. Я должен выступить достойно, иначе опозорю отца перед сотрудниками. Ведь все воспринимают меня как его продолжение. Станешь таким, как твой старик. Интересно, каким даром наградил тебя Господь. Из моих уст должно излиться нечто необычное, как вино в Кане Галилейской [1] , когда пустые сосуды внезапно наполнились, свадебный пир возобновился, а ученики поверили в чудо.
Когда мама присоединится к нам за обедом в «Лесном массиве» – единственном приличном ресторане в городе, с залом, перекрытым деревянными балками, с которых свешиваются огромные пилы, чьи ржавые лезвия больше моей головы раза в три, – отец посмотрит по сторонам на жующих людей и прискорбно вздохнет, отчего его голос сделается тихим и глухим: «Как вы думаете, сколько душ из этого зала отправятся прямо в ад?» И перед уходом он устроит целое представление и оплатит всем посетителям обед. Встанет из-за стола, остановит официантку, скользящую на автопилоте мимо засаленных лиц, и прошепчет ей свое пожелание на ухо. Люди будут проходить мимо нас, а мы с мамой замрем у выхода в ожидании отца. Пара посетителей подойдут отказаться от его благотворительности, а он им скажет: «Господь благословил меня. Он благословит и вас, если вы впустите Его в свое сердце». Но большая часть гостей так и будет сидеть за столиками, пропитанная запахом жареной курицы, а когда придет время платить, станет хмуро щуриться на официантку, как будто она каким-то образом виновата в их неловком положении. В этом маленьком южном городке никто не любит чувствовать себя обязанным, и моему отцу это прекрасно известно.
1
На свадьбе в Кане Галилейской Иисус совершил первое чудо, превратив воду в вино. – Здесь и далее прим. ред.
Слушая размеренные разговоры брата Нельсона с рабочими, я подергивал дверной косяк в кабинете отца, пока чуть его не оторвал. Многие сотрудники автосалона регулярно посещали нашу церковь. Кто-то из них был более набожным, кто-то старался ради отца, но все они оставались братьями – так баптистские миссионеры называют последователей Христа. Братья и сестры, служащие Отцу во имя Сына. Я не мог разобрать, что они говорят, но слышал их до боли возбужденную речь, каждый слог которой звучал как громкое жужжание, торопливый взмах крыльев.
– Утром было еще одно землетрясение, – сказал отец. – Ты готов к Вознесению?
Я слышал, как у меня за спиной он одним пальцем настукивает по клавиатуре, подстраиваясь под ритм полированных хромированных часов, висевших над столом. Отец недавно сменил подключение к интернету через модем на высокоскоростную цифровую абонентскую линию и каждое утро искал в заголовках новостей Yahoo! доказательства грядущего Армагеддона. Землетрясение в Гиндукуше, погубившее сотни жизней, захват заложников в церкви Рождества, вторжение США в Афганистан – все это он связывал с пророчествами из Откровения Иоанна Богослова, руководствуясь простой логикой: если каждое слово в Библии понимать буквально, то бедствия и пожары, о которых свидетельствует Иоанн Богослов, это бедствия и пожары нашего времени. Единственное, на что можно было надеяться перед грядущим Концом Света, – что, прежде чем начнется Вознесение, страна встанет на верный путь и во всеуслышание
– Готов, – ответил я, повернувшись к отцу.
Я представил грядущее землетрясение: игрушечные модели хот-родов [2] , заполняющие полки в его кабинете, сыплются на пол, крошечные дверцы скрипят, срываясь с петель. Как человек, который собрал четырнадцать стрит-родов [3] из металлолома и выиграл главный приз в Эвансвилле [4] , штат Индиана, благодаря своему аквамариновому «Форду» 1934 года, он был готов – нет, даже жаждал – увидеть, как под звуки небесных труб вся его работа провалится в тартарары. Отец ничего не делал вполсилы. Когда он решил конструировать машины, то собрал не одну, а четырнадцать; когда решил служить Господу, делал это так, чтобы не подвергать опасности материальное благополучие собственной семьи, поэтому объявил свой бизнес богоугодным делом. Его кумиром был Билли Грэм – евангелист, который умело использовал свою публичность и, вооружившись доверием не менее одиннадцати президентов, долгое время формировал политический климат в стране. Еще до того, как отец стал пастором своей церкви, его влияние на прихожан было сравнимо по силе с влиянием Грэма, только в меньшем масштабе. Полицейские нашего городка, те, кто приобретал у отца белые квадратные «форды» «Краун-Виктория», никогда не уходили без его напутствия: наводить порядок в городе и, самое главное, распространять Евангелие среди неверующих.
2
Hot rod (англ.) – американские автомобили с серьезными модификациями, которые создавались специально для гонок.
3
Street rod (англ.) – разновидность хот-родов. В отличие от хот-родов стрит-роды предназначались для повседневного пользования.
4
В Эвансвилле проходит ежегодный фестиваль винтажных автомобилей, в котором участвует около 4000 машин.
– Мы должны быть бдительными, – сказал отец, глядя на меня поверх монитора. – Ибо восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса.
Он несколько раз кликнул мышкой своей большой рукой – рукой, которая с легкостью могла разобрать карбюратор, но с трудом справлялась с компьютером из-за шрамов и обожженной кожи.
За несколько лет до моего рождения отец остановился на шоссе, пересекавшем наш город, чтобы помочь человеку, у которого сломалась машина. Он заполз под автомобиль, чтобы выяснить причину поломки, а незнакомец в этот момент повернул ключ в зажигании, и бензин, вытекавший из карбюратора, оставил ожоги третьей степени на лице и руках отца. Нервы в его ладонях были повреждены, поэтому теперь он мог держать руку над горящей свечой секунд тридцать и дольше, до тех пор пока мы с мамой криками не просили ее убрать. Когда меня в младенчестве мучили колики, он, устроившись в кресле-качалке, успокаивал меня, близко поднеся к лицу горящую свечу. Свеча горела в стеклянной подставке, а он клал ладонь сверху, пока пламя едва не затухало. И делал так много раз, пока я не уставал и не приникал к его груди, а он пел мне одну из собственных колыбельных:
Он мой старый добрый друг,Что сказать еще?Славный парень,Милый друг,И на этом все.В определенные моменты жизни отец наверняка задавался вопросом, почему незнакомец повернул ключ в зажигании. Зачем вообще кому бы то ни было поворачивать ключ в такой ситуации?
«Что бы ты ни делал, – говорил мне отец, осматривая мотор чьей-нибудь машины, – ни в коем случае не поворачивай ключ в зажигании».
Возможно, между ними произошло какое-то недопонимание, что-то, что позволило незнакомцу включить зажигание в тот момент, когда добрый самаритянин заполз под его автомобиль. В любом случае незнакомец не колебался ни минуты.
Мама рассказывала, что, когда покрытый золой отец с обожженным лицом показался в дверях, дрожа как осиновый лист, она не хотела пускать его в дом. В тот момент она пылесосила и решила, что отец с ног до головы в грязи.
«Не заходи, – сказала она, – подожди, пока я закончу».
Спустя время, стоя в больнице у его койки и надеясь, что однажды его рука заживет и она сможет вновь к ней прикоснуться, мама чувствовала не любовь, а жалость и страх. Жалость – потому что он, ни минуты не сомневаясь, рискнул жизнью ради незнакомца; страх перед тем, как переменится жизнь видного двадцатилетнего парня, бывшего квотербека с ямочками на щеках и подбородке, точь-в-точь как у Джона Траволты в «Лихорадке субботнего вечера». Повязки снимут только через несколько недель, и тогда станет ясно, прижилась ли пересаженная кожа и на что теперь похоже его лицо.