Стервятница
Шрифт:
— Фред, вы умеете обращаться с оружием?
— Давно не имел практики, ваше высочество.
— Держите, — бледная рука принца сунула ему револьвер, изящная рукоятка блеснула инкрустацией.
Фред усмехнулся: мир, окружавший наследника, казался игрушечным — автомобиль, главной функцией которого было тешить самолюбие владельца, пистолет — на показ, для восхищенных взглядов. Но рядом с эрцгерцогом Фред впервые ощутил, что горд за Австрию и наследника, наделенного мужеством, храбростью упрямца, добивающегося своих целей.
Вереница автомобилей двигалась по набережной, и радость толпы казалась Фреду не притворной. Пестрые праздничные костюмы,
Что-то заставило Фреда усомниться в словах Феликса. Кто ненавидит здесь принца? Получив задание, Фред постарался раздобыть больше информации, касающейся деятельности австрийцев в Боснии. Доступ был затруднен, в доме Феликса на глаза попадались лишь негативные заметки иностранных газет. Но в Илидце, где остановился эрцгерцог перед въездом в Сараево, Фред наконец отыскал экземпляр местных новостей: каждая строчка дышала австрийским патриотизмом и великолепными планами на будущее Боснии, как равноправного члена империи. Кто же ненавидит принца? Фред вспомнил тюрьму и пожилого серба, владыку «люкса».
В итоге двух войн Сербия получила Македонию, и теперь маленькая жадная страна готовилась поглотить Боснию. Наследник в стремлении обеспечить славян равными с австрийцами правами действовал Белграду на нервы. Лучше голодная, но недовольная Босния, чем сытая и не желающая независимости, точнее не желающая подпасть под влияние, власть Сербии. И мишень была выбрана верно.
Кортеж двигался медленно, взгляд Фреда вырывал из толпы отдельные лица, моментально акцентируя внимание на выражении глаз. Словно делал мгновенную фотографию, запечатлевая образ для последующего анализа. Вот нищий орет во всю глотку: «Да здравствует эрцгерцог!», его выталкивают из толпы богатые горожане, не терпящие подобного соседства. Продавец кукурузных лепешек ловко использует скопление людей, проголодавшихся от ожидания, для продажи хлеба. Купят любой — и свежий, и черствый. Вот студент просит полицейского показать ему автомобиль принца. Напряженное лицо, горящие глаза. Тот не успел ответить, как юноша бросил букет в его сторону, в сторону Фреда. Цветы дымились.
— Держитесь! — велел Фред, рывком нажав на газ. Автомобиль взвыл и буквально влетел в «эксельсиор» телохранителей, тараня и заставляя быстрее двигаться вперед. Скрежет сминаемого железа, звон стекла фар, царапины на роскошном лаке бампера «штифа». Летящая в букете бомба разорвалась позади, прямо перед колесами автомобиля принцессы Софии.
Забыв о поднявшемся вокруг шуме, Фред обернулся в сторону террориста. Студент, протиснувшись в суматохе к краю набережной, бросился в реку.
К машине эрцгерцога подбежал бледный Гросс:
— Арестуйте немедленно шофера! Он замешан в покушении! Он пытался убить принца! — кричал он срывающимся голосом, схватив Фреда за запястье.
В недоумении Фред оглянулся на эрцгерцога: серое лицо, мутный взгляд, он еще не пришел в себя от пережитого ужаса, постоянно повторяя:
— София не пострадала? Что с моей женой? С Софией все в порядке?
Руку Фреда тисками сжимал Гросс. Фред рванул его на себя и, ткнув носом в руль, тут же вскочил и юркнул в окружавшую автомобиль толпу, по пути срывая с себя шоферскую форменную фуражку и куртку с блестящими пуговицами. Уже издали он услышал более уверенный голос наследника:
— Все в порядке. Я поеду дальше. Мы ни на йоту не должны отклоняться от намеченной программы. Найдите
Фред остановился, но прозвучавший в тесной улочке выстрел заставил его забыть о мучительных мыслях. Он мчался мимо низеньких, крытых черепицей лавок, старинных турецких домов, мечетей, кофеен, распространяющих вокруг одуряющий запах кофе, пустых базаров. Его подгонял топот начищенных сапог Гросса, который, словно натренированный охотничий пес, гнался за ним. Азиатскую часть города сменила такая же пустынная европейская: сияющие рекламой магазины, широкие улицы, современные здания в стиле эклектики. Фред задыхался, его легкие, казалось, горят, ноги почти не передвигались.
Город будто вымер, сгрудившиеся толпы сосредоточились вдоль набережной. Лишь иногда в окне показывалось любопытное лицо немощной старухи, оставленной родными одиноко ждать их прихода.
Сжимая в горячей влажной ладони восьмизарядный «штейер» [4] , Фред, шатаясь, завернул за угол и прислонился к стене. Перед ним расстилался пустырь сараевского кладбища. Где здесь спрятаться? За тонкими стволами плакучих ив? Фред заметил удаляющуюся траурную карету с «почетным караулом» в треуголках, обшитых серебром, а по другую сторону кладбища могильщика, раскуривающего дешевую трубку. Подбежав к нему, Фред угрожающе вскинул пистолет, и могильщик тут же исчез. Фред спрыгнул в свежевырытую яму, на крышку дубового гроба.
4
штейер — австро-венгерский пистолет.
Не прошло и двух минут, как Гросс появился на кладбище. Тишина. Смерть всегда наводила на него благоговейный ужас, атрибуты похорон заставляли вздрагивать. Гросс перекрестился и двинулся мимо могил. Его пугало отсутствие людей. Сейчас он наедине с покойниками. Сбоку чернела горка свежей земли рядом с ямой для захоронения, и ему что-то почудилось… какое-то движение. Гросс медленно приблизился, выставив вперед револьвер. Со всех сторон его обступали мраморные памятники. От края могилы он в ужасе отшатнулся. На дне лежал раскрытый гроб, демонстрируя ему все свое накрахмаленное содержимое: атласную подушечку, кружевную простыню.
— Боже! — выдохнул Гросс. И тут же ощутил сильный толчок в спину.
Он летел туда, навстречу этой мерзости, готовой поглотить его, живого. Многолетние тренировки позволили ему отделаться лишь ссадинами. Со стоном он перевернулся, морщась от исходящих вокруг запаха земли, лака, покрывающего дерево гроба, каких-то духов, пропитавших подушку, и аромата смерти. Солнце сверкнуло ему в глаза прежде, чем сверху на него свалился труп, и Гросс потерял сознание.
Глава 5
Фред сидел напротив Феликса, направив на него дуло пистолета. Его взор не привлекали шамаили на стенах — картины-изречения, написанные на стекле маслом и мерцающие благодаря подкладываемой под изображение фольге. Он не пытался прочесть и понять, были ли то философские афоризмы, цитаты из поэтического шедевра Востока или арабские пословицы. Все это подражание турецкому стилю: диван по всему периметру кабинета, контрастные драпировки — занавеси из пунцового сукна и шторы из зеленой тафты, иранские ковры, бронзовые курильницы, напоминало ему страсть отца к подражанию. Египет, Турция — какая разница? Вся обстановка дышала фальшью.