Стервятница
Шрифт:
— Отпустите меня! — вырывалась няня. — Я должна быть с ребенком!
Равнодушная к ее стенаниям, Моника села в такси. Через десять минут автомобиль доставил Монику к Монти.
Ее голос… Валентино прислонился к косяку. Моника сидела к нему спиной, она пела. Ее голос заставил что-то задрожать у него внутри. Колыбельная затихла, и Валентино встретил ее взгляд. Моника медленно встала и открыла стеклянные двери на террасу. Он вышел с ней. Молча они наблюдали за сухим
— Второй раз встречаю тебя в сентябре, — он сжал ее руку, покоящуюся на перилах. Жест собственника.
Что-то в его образе жизни ее привлекало, Моника опять почувствовала это здесь, на увитой пожухлой зеленью веранде. У него ей было хорошо, она чувствовала себя, наконец, дома. Словно она жила тут вечно и никуда не уезжала.
— Как часто я представлял себе, что ты вернешься, — он усадил ее в плетеное кресло. У потолка в клетке билась птица, Моника задержала на ней взгляд. — Она дивно поет, пусть такая невзрачная с виду.
Валентино… Не может обойтись без пленниц.
— Когда ты ушла, на календаре было 18 сентября 1913 года.
— Код сейфа?
Он с улыбкой кивнул.
— 18 июня родилась Валерия. Она больна.
Валентино, спортсмен, вегетарианец, когда-то был так уверен в здоровом потомстве. Моника дала ему минуту, чтобы уяснить положение вещей.
— Помоги мне достать рецепт бальзама.
— Рецепт? Он не нужен тебе.
Ни к чему было жалеть его, привыкшего к непредвиденным ситуациям.
— Я всегда дам тебе бальзам, сколько будет нужно, — он тоже хотел быть уверен, что она не сбежит. Валерия снова была залогом.
— Война скоро закончится, империя ее уже проиграла. Ей правит восьмидесятилетний старик, который умрет, может быть, через час! Куда подастся императорский врач, что с ним станет? Где гарантия, что бальзам ты получишь и завтра, и послезавтра? Я не могу рисковать.
— Хорошо, я достану рецепт.
— Я знаю, как это сделать.
— Неужели?
— Ты и я проникнем…
— Ты не будешь участвовать в этом. — Валентино хотел завладеть рецептом сам. Он будет прятать его от нее, и Моника снова окажется в ловушке. Валентино опять готовил для нее капкан.
— Я не доверяю тебе. Подсунешь липовый состав какого-нибудь снадобья.
— Речь идет о моей дочери! Я сделаю для нее все, что угодно! Не кажется ли тебе, что это несколько опасно — пробраться к архиепископу? Что я могу быть ранен, потерять своих людей? Что я и так сделаю достаточно?
— Все твои люди тупы и необразованны. Архиепископ их раскусит в два счета. Мы сделаем это для Валерии вместе. И еще… У меня к тебе еще
— Поговорим за ужином.
— Я не остаюсь на ужин, Валентино. Я возвращаюсь.
— К этому заморышу-банкиру?
— Да. Я не хочу, чтобы нам помешали. Не хочу, чтобы Герман что-то заподозрил. Это слишком важно.
— Твой Герман не сможет навредить мне!
Глава 5
Минуту она задумчиво разглядывала лицо Ромео. Борода, покрывающая его щеки, с поблескивающей рыжиной, казалась ей глупой. Но ему она виделась атрибутом степенности и достоинства. Возможно, у Ромео появился новый пример для подражания. Он чувствовал себя здесь неловко, среди старинной роскоши ресторана, пронизанной звуками арфы. Окруженный официантами, он тупо смотрел в карту вин. Ромео так стремился ко всему этому, а принять не мог. Среди кучки слуг он был жалким итальяшкой и боялся их.
— Мы сделаем заказ позже.
Несколько минут потребовалось, чтобы Ромео расслабился.
— Почему тебе я всегда рассказываю то, что не рассказывал больше никому? Когда-то я боготворил тебя. Я рассказывал о своей любви, ты сочувственно меня слушала.
— Да, я помню, ты был в кого-то безнадежно влюблен.
— Я чувствовал это к тебе! А ты, если и говорила что-то мне, то говорила как бы и всем. Ты все время была занята какими-то другими мальчишками.
Моника вздохнула.
— Уверена, этот омар из меню — последний на территории голодной империи. Ты не почувствуешь укора совести, если съешь его?
Ромео напрягся. На ее памяти, он никогда не платил за пиво для компании, никто от него не ждал подарка на именины. Никто не обращал на это внимания, все было просто — Ромео беден. Пусть на нем новая рубашка и агатовые запонки в золотой оправе, для них он всегда оставался бедным.
— У Патрика здесь кредит, — поспешила она успокоить его.
— Я собираюсь учиться, Моника, — лениво улыбнулся он. — Образование необходимо современному человеку.
— Ты выбрал университет, факультет?
— Пока нет. Я думаю, может быть, экономика или химия… — Он опять опрокинул в рот рюмку, ничуть не морщась.
— Как поживает твоя мама?
— Неплохо. Пока я отсутствовал, о ней заботились.
— Кто? Герман? — она не удивилась.
— Да. Она что-то вроде экономки в его доме. Кстати, я как-то был у него. Я уверен, он прячет одну из комнат. Стена там увешена полками книг. А за ней?.. После Галиции у меня чутье на тайники. Беженцы всегда скрывают где-то свое добро.