Стервятник
Шрифт:
Улетучились наконец, косноязычно бормоча что-то про живущих в соседнем подъезде друзей, которых давным-давно пора навестить. Гора с плеч упала, право слово. От облегчения Соня издала громкий вздох, переходящий в вой. Полезла в сумку, вытащила купленный по дороге коньяк, налила полстакана и ахнула от души, не закусывая. Закурила, вытянула ноги, положив их на колени Родиону, пуская дым в потолок, пояснила:
– Ты не думай, что я всегда такая вульгарная, стоит им за дверь юркнуть. Просто достали до последней степени… Глаза б мои не смотрели, уши не слышали… – сузила она серые умные глаза. – Как по-твоему, можно из этакой берлоги уйти в…
– Можно, – сказал он, нисколечко не покривив душой. – И не туда еще уйти можно,
– Да то и подумали, – хмыкнула она, торопливо закуривая новую сигарету от окурка предыдущей. – «Кажется, наконец появился на горизонте приличный, интеллигентный человек с серьезными намерениями…» Именно так, за точность цитаты ручаюсь. А потом будут долго обсуждать, спала я с тобой уже или еще нет. И сойдутся на простом, как мычание, тезисе – лишь бы замуж взял… Хорошие у меня динозаврики? Рехнуться можно… Поди докажи, что в буквальном смысле слова я с тобой еще и не спала ни единого разика, дитятко нетронутое… Пошли?
Гангстеры неторопливо, предвкушая шейлоко-плюшкинский оргазм, прошествовали через большую проходную комнату – Соня, держа двумя пальцами за горлышко бутылку коньяка, колыхала бедрами с немыслимой амплитудой, старательно и с чувством выводя мелодию из «Крестного отца»:
– Там-па-па-райра-там-па-райра-та-ра-па…
Родион, как писали в старинных театральных программках, был «без речей» – шагал следом, не размениваясь на детские восторги, как и подобало суровому атаману, но в глубине души умирал от любопытства, чем-то предстоящее напоминало лотерею, хоть и давно стало ясно, что вытянули не пустышку, неподсчитанный клад – словно бы и не клад вовсе…
Сонина комнатка была крохотная, меблированная столь же спартански: узкая девичья кровать, книжная полка, стол и шкафик. Несколько цветных плакатов на стене – две картины Константина Васильева, рекламная афиша «Урги», портрет Ирины Аллегровой, пара стульев. Самая обыкновенная комната средней студентки из небогатой семьи. Правда, на полу лежал недурной ковер, а на столе размещался маленький телевизор «Шарп».
– Это я, понятное дело, сама купила, – мимоходом заметила Соня, энергичным жестом прочертив воображаемую прямую меж ковром и телевизором. – Хочешь страшную тайну? – лукаво покосилась через плечо. – В этой девичьей светелке ни разу еще не бывали в гостях мужики. Пацаны, правда, захаживали – еще до наступления половой зрелости.
Блюли предки чадушко… Подожди, я девичий трепет испытаю быстренько… Кстати, нам для работы гранаты нужны?
– Вообще-то, в хозяйстве все пригодится, – задумчиво ответил он.
– Вот и я так подумала. Твоя будущая супруга – баба хозяйственная, милый…
Она поставила бутылку на стол, присела к шкафику, покопалась там, старательно заслоняя спиной от Родиона рядок ящиков, обернулась, улыбаясь во весь рот.
У него невольно встали дыбом волосы. Приняв позу античной статуи, Соня, прижав локти к телу и отставив ладони, держала две гранаты Ф-1 – знаменитые «лимонки», чьим прототипом некогда послужила английская граната Миллса, зеленые рубчатые сгустки смерти. Запалы были вставлены…
– Стой, не шевелись… – прошептал он пересохшим мгновенно ртом. Медленно, словно двигаясь под тяжестью толстого слоя воды, приблизился к ней на цыпочках, забрал гранаты, первым делом вывинтил запалы, потом тщательно осмотрел.
Обе гранаты были не учебные, боевые. Хорошо еще, чеки сидели прочно, усики отогнуты надлежащим образом…
– Дура, – сказал он, ощущая ватную расслабленность в коленках. – Сопля. Ты что же это делаешь…
– А что? – спросила она невинно. – Что-нибудь не так? Я в армии как-то не служила…
Не углубляясь в теоретические объяснения, он осторожно отложил верную смерть на угол стола, а запалы – на подоконник, отер пот со лба:
– Ты ж подорваться могла…
– А их так и продавали, в таком вот виде… –
Для успокоения нервов он глотнул немного из горлышка – ничего, выветрится запашок, если не налегать особенно… Сердито спросил:
– Бонни, ты пулемета не купила?
– Он тяжелый, как черт-те что, тащить его… И испорченный, затвора, ребята говорили, нет или чего-то вроде… И потом, зачем нам пулемет? – ответила она вполне серьезно.
Родион покрутил головой:
– Серьезно ты к делу подходишь…
– Женщина я или кто? Должна проявить хозяйственную жилку. Родик, я хотела как лучше…
– Ладно, проехали. – Родион переставил стулья с ковра, вмиг расстегнул «молнию» и, взяв сумку за уголки, вывалил содержимое под ноги напарнице. – Ну, будем подбивать итоги?
Итоги оказались ошеломляющими – для бывшего советского инженера и бывшей студентки. Впрочем, по любым меркам хабар был таким, что его не постыдился бы никто из основоположников жанра – от оставшихся безымянными кроманьонских разбойничков, облегчавших купцов-одиночек на лесных тропах, до знаменитого шантарского варнака, бывшего есаула Синелапова, засевшего в тайге после разгрома Колчака и продержавшегося аж до тридцать девятого года, когда его достали-таки в соседней Якутии люди Лаврентия Павловича, взбешенного синелаповским письмом, в коем «император тайги», поздравив нового наркома внутренних дел с назначением, опрометчиво заявил: «Феликса пережил, Менжинского с Ягодой, Ежика перебедовал, и тебя еще провожу на пенсию…» Злые языки шептали, что именно из-за синелаповского клада, присвоенного Лаврентием Палычем, Хрущев и изничтожил последнего – но золотишка, мол, все равно не нашел…
Рублей набралось миллионов на восемьдесят – точнее они не определили, устав в конце концов перебирать пачки, подсчитывая уже на глазок, так что, вполне возможно, лимончиков на пять-шесть и ошиблись, в свою пользу, понятно. Несколько раз сбивались – потому что считали в уме, возиться с карандашом и бумагой было лень. Родион подумал, что непременно следует купить калькулятор получше.
Доллары, правда, считали не в пример тщательнее – и, как выяснилось, ненароком хапнули тридцать с лишним тысяч заокеанских денежек, давно уже не обеспеченных золотом, но все равно в хозяйстве необходимых, если вы твердо намереваетесь жить красиво. Аккуратными рядочками на ковре выстроились излучавшие тускловатую золотистую ауру двадцать семь червонцев с инфантильным профилем последнего российского императора, по ничтожеству характера промотавшего великую державу, словно гусар-кутила – богатое имение, доставшееся в наследство от тетушки. После вдумчивого и тщательного осмотра червонцы было решено считать настоящими – хотя для очистки совести следовало поискать ювелира без предрассудков, умеющего держать язык за зубами. Соня заверила, что у нее таковой имеется – с заскоками, правда, мальчик, ухо следует держать востро, но дело знает и два года работал в престижном ювелирном магазине, пока не вылетел из-за довольно бездарной по исполнению попытки подменить принесенный на комиссию портсигар имитацией…
Во втором мешочке оказалось не менее килограмма, грубо прикидывая, новехоньких золотых цацек – главным образом длинные цепочки двух-трех фасонов, не более, хотя попадались кольца и тонкие браслеты. Наполовину рассортировав эту перепутавшуюся мешанину, сообщники плюнули и решили устроить перекур. Неизвестно еще, как там обстоит с червонцами, но вот подлинность золотой мишуры сомнений не вызывала – на каждом изделии еще болтались белые бирочки с ценами и пробами…
Они лежали на ковре, блаженно разметавшись, в непонятной, но сладкой истоме, пуская дым в потолок и временами касаясь друг друга кончиками пальцев – каждое прикосновение вызывало легонький удар тока, честное слово, оба физически ощущали насытивший тесную комнатку аромат золота и богатства…