Стервятник
Шрифт:
– Ущипнула бы, – сказал Родион, не открывая глаз. Соня добросовестно щипнула его с садистским вывертом, он поневоле взвыл.
– Ну как? – спросила она с любопытством.
– Реальность вокруг, – сказал он, надолго задержав руку на ее гладком бедре. – Доподлинная.
– То-то. Со мной не пропадешь. Даже обидно чуточку – сколько еще хороших наводок пропало втуне из-за того, что судьба нас раньше не свела…
Соня расстегнула ему рубашку донизу, прикорнула щекой на голом животе, и они долго еще лежали в блаженной полудреме, окруженные ворохами денег и кучками разбросанного как попало золота. Не хотелось говорить, двигаться, даже самые раскованные касания казались целомудренными и продолжения не влекли… А денег было столько, что они не воспринимались грудой конкретных
– Готовился осесть у теплого моря, хомяк… – расслабленно промурлыкала Соня. – Ишь, натаскал в норку…
– Интересно, он что, ювелирный магазин скупил?
– А зачем ему это было нужно? – сказала Соня раздумчиво. – Ну какой нормальный человек станет покупать столько одинаковых штучек? И потом, нынче золотишко можно купить в любом уголке страны, без никаких хлопот… К чему волочь его отсюда к теплому морю? Не-ет, тут другое… Я так подозреваю, это барахлишко кто-то беззаконно позаимствовал у торгашей – а там поставил на кон и проиграл, несомненно. Бывали прецеденты. И, сдается мне, ювелирку эту грабанули вдалеке от наших мест – в криминальной хронике насчет Шантарска ничего такого не упоминали, ни в газетах, ни по ящику, да и у нас не слышно разговоров…
– У вас – это…
– Ага, – безмятежно сказала она.
– Тебе не кажется, что пора все-таки с этим заведением кончать?
– С тобой мне пора кончать, то бишь под тобой или как там тебе предпочтительнее…
– Я серьезно.
– Милый… – проворковала она невероятно зазывно, сбилась с тона и прыснула. – Значит, все же хочешь обладать мной безраздельно? – Чуть повернув голову, дразняще коснулась влажным кончиком языка кожи над пупком. Голос зазвучал серьезнее. – Вообще, ты прав, как атаману и положено, надоело уже, откровенно-то говоря… Ну, кончать так кончать. Я тебя наведу на Виталика, на того самого, поговоришь с ним культурно… Без всяких стволов, я тебя умоляю, он мальчишка вообще-то неплохой, и не он это ремесло придумал… Сунешь ему тысячу баксов и хватит с него. А я скажу заранее, что выхожу замуж за крутого мужика. Мол, воспылал страстью и настаивает, чтобы развязалась с конторой. Дело житейское, и случается чаще, чем думают наши моралисты. И, самое смешное, браки получаются удачные… хоть и не всегда, конечно.
Протянула руку с золотой цепочкой над его грудью, рассеянно щекоча кожу фигурной подвеской. У Родиона немного побаливал левый висок, которым треснулся тогда о дверцу машины, но это вскоре прошло: ему стало хорошо и покойно, как в былые беспечальные времена. Почувствовал себя совсем молодым, насквозь беззаботным, не ведавшим еще, куда заведет страну меченый генсек…
– Точно, проиграл ему кто-то золотишко… – задумчиво сказала Соня. – Прошлой осенью в Пижмане был такой случай. В газеты так и не попало, но у нас все знали. Там, оказывается, держали явку серьезные ребята, переправлявшие с якутских приисков левые алмазы. Необработанные. Что там произошло в «цепочке», никому в точности не известно, сам понимаешь, но задержалась однажды на хате огромаднейшая партия стекляшек. Такая, что на три жизни хватит…
– И что?
– А налетели ночью неизвестные, положили из бесшумок всех, кто был в доме, выгребли захоронки под метелку и растаяли в ночи. Как дым. И никаких следов, только «мерс» хозяина дома нашли у вокзала в Аннинске. Вот где поживился кто-то, куда нам, любителям… – Она посерьезнела. – Нужно немедленно покупать машину. Тысяч за десять зеленых можно взять вполне приличную. Для нового дела твоя «копейка» никак не подходит – там понадобится могучий мотор, чтобы рвать когти с присвистом…
– Что у тебя еще в заначке?
– Потом расскажу, пока не будем из суеверия, и так по всем углам купюры навалены недосчитанные…
– Надо бы прибрать, а? Родители вернутся…
– Не дождешься, – засмеялась она. – Мамаша шепнула, что они к ночи заявятся, не раньше. Из деликатности. Чтобы дать время голубкам поворковать. Кстати, а почему это голубки не воркуют? Ты что, завет Тома Сойера забыл? Что за логово разбойников без приличной оргии?
Она гибко поднялась, небрежно отодвинула босой ступней с ковра
Соня, обеими руками отбрасывая назад волосы, окинула его дразнящим взглядом и, колыхнувшись на месте, пропела, то и дело разражаясь смехом:
– Притон, прощай, не забывай,Уходим в путь далекий,Прощай, земля, нас ждет петляИ долгий сон глубокий…– Это еще что за дворовое творчество? – хрипловато спросил он, придвигаясь вплотную.
– Классику надо знать, деревня… – и откинула голову, запрокидываясь в его нетерпеливых руках.
Родион притянул ее к себе, снял и отбросил кружевные трусишки и уже готов был стиснуть девушку в объятиях, но вдруг отступил. Соня осталась стоять, зажмурившись, нетерпеливо вздохнув.
– Подожди… – совсем хрипло сказал он. – Глаз не открывай…
Поднял с ковра спутанную груду побрякушек и слегка непослушными пальцами принялся их разделять. Надел ей на шею добрых две дюжины цепочек, унизал пальцы всеми кольцами, какие только нашлись, один за другим защелкивал браслеты, покрывая запястья словно бы звенящей кольчугой. Соня покорно стояла, зажмурившись, тонкие ноздри вздрагивали, по лицу разливался румянец, не имевший ничего общего со стыдливостью.
Возбуждение пронизывало его, сделав тело невесомым и пылающим. Он представления не имел, как развлекались в старину всемогущие короли и пресыщенные падишахи, но не сомневался – что-то похожее было… Желание заявляло о себе так, что он, как ни пытался, не мог приблизиться к девушке вплотную, но не оно было главным: увешивая Соню грабленым золотом, Родион оказался на седьмом небе, чувствуя себя мужчиной, добытчиком, воином, варваром, ворвавшимся в закрома неких разложившихся сибаритов, зверем, вставшим над бессильной толпой… Стонущий вздох, сорвавшийся с губ Сони, подтвердил, что и она испытывает нечто подобное, выгибаясь и всхлипывая в натуральнейшем оргазме.
Почти грубо подтолкнул девушку к зеркалу – звенящую золотом, нагую, распаленную, в голове пронеслось: «Боже мой, какая жизнь!» Она затуманенным взглядом рассматривала себя так, словно решительно не узнавала. Долго стояли перед зеркалом, обнявшись – в обнаженном естестве и тускловато-маслянистом сверкании золота, в облаке свежих и откровенно-бесстыдных любовных ароматов, хмелея и от этого запаха, и от возвышавшего их над толпой статуса разбойников. Судорога сотрясла тело, и Родион, прижав к себе девушку, сжав горячими ладонями прикрытые звенящей паутиной золота груди, понял, что кончил – но не испытал ни малейшей вялости естества.
Потянул ее назад, они упали на ковер, на аккуратные ряды золотых монет, на разбросанные кучки купюр – и тут-то началось настоящее безумие, шалое и безоглядное, с полным забвением всех предосторожностей, исступленным слиянием тел, криками и стонами, бесстыдными до возвышенного ласками, хрустом ненароком оказавшегося под ладонями золота… Не было в мире силы, способной это остановить.
Они были счастливы. Как никогда прежде. У них было будущее.
Все кончилось часа через три. На узкой постели, привычно пуская дым, вновь сидела светловолосая девочка в скромнейшем платьице, а подальше, на хлипком стуле, примостился вполне приличный мужчина. Сердцебиение уже вошло в нормальный ритм, багровые отпечатки зубов скрыла одежда, комната была старательно убрана соединенными усилиями и даже проветрена – но оба до сих пор перекидывались неостывшими взглядами, чуть смущенно посмеиваясь, опустошенные и счастливые.