Стервятники

Смит Уилбур

Почти ощутимый страх навис над «Золотым кустом»: течение схватило корабль за горло, и теперь экипаж никак не мог изменить стремительное движение корабля навстречу невидимым в темноте утесам.

И вот миг настал. Хэл почувствовал удар откатывающейся от утесов волны о корпус корабля, прикосновение к щеке ветра, дующего с другого направления: корабль устремился в челюсти скал.

— Право руля! — резко приказал он. — Так держать! Выпустить брам-стеньгу!

«Золотой куст» развернулся по ветру, и паруса захлопали на ветру, как крылья стервятника,

учуявшего падаль. Корабль устремился в темноту, и все на нем приготовились к ужасному столкновению с клыками рифов.

Хэл подошел к поручню и посмотрел в небо. Его глаза привыкли к темноте. Он увидел высоко вверху линию — там, где вершины утесов закрывали звездное небо.

— Руль по центру, мистер Тайлер. Так держать.

Корабль лег на новый курс, и сердце Хэла забилось сильнее — он услышал шум близкого прибоя у подножия скал. Он стиснул кулаки в ожидании столкновения. Но вместо этого почувствовал, как океан принимает корабль, встречает «Золотой куст» со страстью любовника.

— Закрепить брам-стеньгу.

Он возвысил голос, чтобы тот разнесся далеко. Хлопанье парусов прекратилось, и Хэл снова услышал гудение туго натянутой парусины.

«Золотой куст» поднял нос, встречая первые океанские валы, и мгновение ни один человек на корабле не мог поверить в то, что Хэл благополучно провел их к безопасности.

— Зажечь фонари, — негромко приказал Хэл. — Мистер Тайлер, поверните на юг. Отойдем подальше от суши.

Какое-то время молчание длилось, потом с грот-мачты донесся крик:

— Бог любит вас, капитан! Мы прошли пролив!

На палубе радостно закричали:

— Ура сэру Хэлу и «Золотому кусту»!

Его приветствовали до хрипоты. Хэл слышал, как его имя выкрикивают незнакомые голоса. Моряки, освобожденные из трюма, приветствовали его так же громко, как остальные.

Он почувствовал, как в его руку легла маленькая теплая рука, и, посмотрев вниз, увидел радостное лицо Сакины, освещенное фонарем, горящим на нактоузе.

— Они уже любят тебя почти так же, как я. — Она крепче сжала его руку. — Теперь ты спустишься, чтобы я осмотрела твои раны?

Но он не хотел оставлять полуют. Хотел подольше наслаждаться ощущением ветра, корабля и моря под собой. И удержал Сакину подле себя, а «Золотой куст» летел в ночь, и высоко над ним сверкали звезды.

Наконец к ним подошел Большой Дэниел, волоча за собой жалкую фигуру. В первое мгновение Хэл не узнал этого человека, но потом от ноющего голоса у него по коже поползли мурашки, а волосы на затылке встали дыбом от отвращения.

— Сэр Генри, молю вас о милости к старому товарищу.

— Сэм Боуэлз. — Хэл старался говорить спокойно. — На твоей совести столько невинной крови, что мог бы проплыть целый фрегат.

— Вы несправедливы ко мне, добрый сэр Генри. Я несчастный, которого гнали бури и ветры жизни, благородный сэр Генри. Я никогда никому не желал зла.

— Разберусь с ним утром. Прикуйте его к грот-мачте и поставьте двух молодцов охранять его, — приказал Хэл

Большому Дэниелу. — Постарайтесь, чтобы на этот раз он не ушел из наших рук и не лишил нас удовольствия воздать ему по заслугам.

При свете фонаря он проследил, как Сэма Боуэлза приковали к основанию грот-мачты и два матроса встали рядом с саблями наголо.

— Мой младший брат Питер был среди тех, кого ты утопил, — сказал Сэму Боуэлзу старший из охранников. — Прошу тебя: дай мне повод вспороть тебе брюхо.

Хэл оставил старшим на палубе Большого Дэниела, а сам спустился с Сакиной в капитанскую каюту. Сакина отказывалась отдыхать, пока не промыла и не забинтовала все его порезы и раны, хотя среди них не было настолько серьезных, чтобы она встревожилась. Когда она закончила, Хэл провел ее в соседнюю маленькую каюту.

— Здесь ты сможешь спокойно отдохнуть, — сказал он, уложил на койку и, хоть она протестовала, укрыл шерстяным одеялом.

— Раненые нуждаются в моей помощи, — говорила она.

— Твой еще не родившийся сын и я нуждаемся в тебе больше, — решительно ответил он и осторожно заставил ее лечь. Она вздохнула и почти сразу уснула.

А Хэл вернулся в каюту капитана и сел за стол Левеллина. Посреди столешницы красного дерева лежала большая Библия в кожаном переплете. За время своего плена Хэл не имел возможности взять в руки книгу. Он открыл первую страницу и прочел надпись, сделанную красивым наклонным почерком: «Кристофер Левеллин, эсквайр, родился 16 октября в году 1621 от Рождества Христова».

Ниже была другая, более свежая надпись: «Посвящен в рыцари-навигаторы Храма Ордена Святого Георгия и Священного Грааля 2 августа 1643 года».

Мысль о том, что человек, ранее командовавший кораблем, был его братом-рыцарем, наполнила Хэла глубокой радостью. Целый час он перелистывал страницы Библии, перечитывал знакомые вдохновляющие главы, по которым отец учил его прокладывать курс в жизни. Наконец он закрыл книгу и принялся искать в каюте корабельный журнал и документы. Вскоре он обнаружил под койкой железный несгораемый ящик. Не найдя ключ, позвал на помощь Аболи. Вдвоем они открыли ящик, и Хэл отпустил Аболи. Весь остаток ночи он просидел за столом Левеллина, изучая при свете лампы корабельный журнал и бумаги. Он был так поглощен чтением, что, когда Аболи через час после восхода солнца пришел за ним, Хэл посмотрел на него удивленно.

— Который час, Аболи?

— Две склянки утренней вахты. Люди хотят тебя видеть, капитан.

Хэл встал из-за стола, потягиваясь и растирая глаза, потом прошел к двери каюты, где спала Сакина.

— Тебе лучше поскорей поговорить с новыми людьми, Гандвейн, — сказал позади Аболи.

— Да, ты прав.

Хэл повернулся к нему.

— Мы с Дэниелом уже рассказали им, кто ты, но ты должен убедить их плыть под твоей командой. Если они откажутся считать тебя капитаном, мы мало что сможем сделать. Их тридцать четыре, а нас только шестеро.