Стезя и место

Красницкий Евгений Сергеевич

* * *

Ухмыляющийся Лис — Зверь Велеса — стоял передними лапами у Мишки на груди и не давал вздохнуть. Морда заляпана кровью, клыки отливают металлическим блеском, слегка шевелятся ноздри, словно Лис к чему-то принюхивается, а в глазах… смех! Не адское пламя, не звериный блеск, а смех — снисходительно-издевательский, такой, каким смеются не над чужим дураком, а над своим, вообразившим себя умнее всех и сотворившим непроходимую глупость.

— Ну, понял теперь, что значит «Бо ярый»? Или тебе больше нравится «берсерк»?

Говорил Природный Лисовин, сидящий

на Звере Велеса верхом. То ли Лисовин был карликом, то ли Зверь Велеса величиной с лошадь? Впрочем, Лис был виден четко, а Лисовин колебался, как отражение в неспокойной воде. И откуда-то была уверенность, что говорит именно Зверь Велеса, а Лисовин только… «озвучивает», что ли?

— Ишь, размечтался! Да никакой ты не берсерк, а обычный псих, кот шпаренный, зациклившийся на мести уже убитой женщине! Понял?

— Дай… вздохнуть… — не голос, только мысль, но Лис услышал.

— А зачем? Так хорошо будет помереть, вернуться в Питер, покурить, лежа на диване и поудивляться: какой яркий сон приснился!

— Пошел ты…

— Не-а! Я с тобой навсегда, даже если обратно слиняешь, от меня не сбежишь! Ну-с, досточтимый сэр Майкл, и как вам средневековые реалии? Совсем не страшно, правда? Вы же уже почти все попробовали, разве что, девиц не насиловали, да еретиков на костре не поджаривали. И ничего! Как у вас говорят: «Ну вот, а ты, дурочка, боялась! И мамка не знает, и юбку не помяли».

— Сука, б…

— Ошибаетесь, досточтимый сэр, я — «мужеска пола», самеза, как выражаются жители тундры.

— Сгинь… нечистый…

— О! Еще перекрестись! Или святой водой побрызгай. Не-ет, дорогой мой, в это надо ВЕРИТЬ! Помнишь, откуда цитата? Именно, именно: из фильма ужасов.

— Чего… тебе надо?..

— Ну, наконец-то! Я уж думал, не догадаешься спросить! Мне от тебя надо НИЧЕГО! То есть, совсем ничего. Не понял? Повторяю для идиотов: НИ-ЧЕ-ГО. Забудь обо мне, прекрати, наконец, сваливать на меня всех тараканов, которые у тебя в башке ползают! Захочется опять по загривку рубануть, руби себя — эффект будет тот же, потому что я — это ты, а ты — это я. Все твои страхи, комплексы и прочая шиза с глюками — твой собственный багаж. Как говорится: «Omnia mea mecum porto». [13]

13

Omnia mea mecum porto — Все мое ношу с собой (лат.).

— Fortis qui se vincit… [14]

— Божественная латынь! Приятно, черт возьми, общаться с интеллигентным человеком! И девиз графини Палий ты к месту припомнил. Кончай валить все на старушку, большую часть, того, что за ней числится, ей всего лишь приписывают. И ты в этом мало чем отличаешься от других!

Зверь Велеса убрал лапы с мишкиной груди, и сразу же стало легче дышать.

— Пора… приятно было побеседовать, сэр Майкл. Остерегайтесь впредь женщин с огнем, опять с нарезки сорваться можете…

14

Fortis qui se vincit —

Силен, кто победил себя (лат.).

— А этот… — Мишка перевел взгляд на Природного Лисовина.

— А с этим разбирайся сам! Раз уж не послушались народной мудрости и влили-таки молодое вино в старые мехи…

Зверь Велеса начал постепенно блекнуть, словно уходя в туман.

— Последний совет: береги голову, она пока не может вместить все, что ты в нее пихаешь…

* * *

Мишка почувствовал, что ему помогают сесть, снимают с головы шлем и плещут в лицо водой. Откуда-то сверху донесся голос деда:

— Ну что, живой?

— Живой, и крови, вроде бы, нет… хотя натекло на него, но, похоже, чужая… Андрюха, да отпихни ты этого, мешает же!

«Совсем, как весной на дороге в Кунье городище, только тогда кровь была…»

Мишка открыл глаза и увидел Немого, который стаскивал с его ног труп мужика, утыканного болтами, так, что он напоминал рогатую морскую мину.

— Так его кровь или не его? — настаивал дед.

— Доспех, похоже, цел, руки-ноги на мете, голова — сам видишь. — Мишка, наконец, узнал голос говорящего — десятник Леха Рябой. — О! И глазами лупает! Живой!

Мишка попробовал пошевелиться, боль в левом боку была, но не такая сильная, как можно было ожидать.

— Давай-ка, Андрюха, ставим его на ноги! Шевелится, не пищит, значит, ничего страшного.

— Михайла! — Тон Корнея мгновенно сменился с обеспокоенного, на ругательный. — Ты чего сюда полез? Жить надоело? Я тебя теперь на поводке, как собаку водить должен?

— Да будет тебе, Корней! — успокаивающе заговорил Леха. — Он же не знал, что мы этих уже окружили. А хорошо получилось — они ему навстречу высунулись, а мальцы всех в раз из самострелов положили. Быстро и потерь никаких, а то сколько бы возиться пришлось?

— Ты мне зубы не заговаривай! — Судя по голосу, дед все-таки злился не очень сильно. — А если бы топор выше или ниже попал?

— А мог и вообще не попасть! В того дурака уже болт всадили!

— К-х… Кхе, какой топор? — Мишка, утвердившись с помощью Немого на ногах, решил принять участие в разговоре.

— Нет, вы слыхали? — Дед издевательски подбоченился. — Он, оказывается даже не видит, что в него топорами швыряются! Подумаешь, мелочь какая — топоры! Андрюха, а ты куда смотрел?

— Да не мог же он за мальцами по крышам прыгать? — Принялся защищать, теперь уже Немого, десятник десятого десятка. — А потом Минька пропал куда-то… только сюда и выскочил. Без самострела, с рогатиной…

— Ну, ты, прямо как наседка над цыплятами квохчешь! — Дед остывал прямо на глазах. — Чего это ты, Леха, сердобольный такой сегодня?

— Слушай, Корней! — Воеводский боярин, кажется, начал злиться. — Чего тебе неймется? Михайла твой жив-здоров, мальцы его, чуть ли не всех стражников сами, без нас, положили! Да ты, когда-нибудь такую атаку видел — с двух сторон, по крышам, стреляя на ходу? Если где-то в городе или селе воевать, так я их хоть сейчас в свой десяток взял бы, и спасибо сказал!