Стигмат
Шрифт:
– Дядь Вальт, я всего лишь помог этому зверёнышу, – как только он упомянул спасённый комочек меха, тот зашевелился у него в кармане и тихо мяукнул.
Мужчина удивлённо перевёл взгляд на карман. Оттуда высунулась чёрная грязная голова. Серые глазки посмотрели на дядьку, и котёнок тут же спрятался обратно.
– Ему сегодня досталось. Вот и боится, – улыбнулся студент.
– Себе возьмёшь? Не думаю, что твоему дедушке это понравится.
– Нет, конечно. Отдам бабе Гале.
– Да ты всё предусмотрел, – мужчина тоже улыбнулся. – Придёшь домой – обработай раны перекисью. И йодом помажь, на всякий
Стигмат кивнул, а сосед уже спешил вниз по лестнице. В кармане тренькнул телефон: «телега» шлёт сообщения. Писали одногруппники. Открыл общий чат: мало ли там что-то срочное.
«Прикиньте, нашего чмыря исключили!»
«Да ладно?»
«Какого из?»
«Ну, тот, тихий, в чёрном балахоне ходит»
«А, неформал?»
«Да, он самый»
«А я слышал, что его не исключили, а отправили в академ»
«Хз, может быть»
«Верните мне мой 2007 хахах»
«Лол, ребят, он всё ещё здесь»
В следующую секунду староста группы исключил его из общего чата. Как будто и не было там студента под ником «Стигмат». Логично. Из всего института он поддерживал связь только с…несколькими преподавателями. И то, потому что они его жалели. Остальные лишь презирали нищего, по меркам этого вуза, студента, и всячески от него открещивались. Как говорит дядя Вальт: «Бизнес – это игра в шашки. Не сожрёшь ты – сожрут тебя». Тоже самое касается учёбы в вузе, где тебе не место. Был бы Стигмат жестоким и безбашенным – парни бы так просто не ушли. Но он предпочитал молчать и не высовываться.
Перед тем, как пойти домой, он постучал в дверь соседки, которая жила через стенку от них. Открыла старушка – божий одуванчик. Низенькая и сухая, она действительно походила на цветок, а шапка пушистых седых волос только дополняла образ.
– Ерофей! – радостно воскликнула старушка, но её добрая улыбка тут же сникла, как только она увидела раны у него на лице. – Батюшки, что случилось? Сильно болит? Да ты заходи, не стой на пороге, – бабуля отошла и жестом пригласила его к себе.
– Нет, баб Галь, – уверенно ответил парень. – Я домой. Только хотел сделать вам небольшой подарок. К юбилею.
На мутно-голубых глазах старушки выступили слёзы, но она их сдержала, с теплотой глядя на юношу.
– Не думала, что кто-то вспомнит о моём юбилее. Восьмой десяток уж. С каждым годом всё трудней не думать о смерти.
– Типун вам на язык, баб Галь! Вы ещё меня переживёте, – Стигмат широко улыбнулся и принялся вытаскивать что-то из кармана.
В следующий миг он уже держал в руках чёрного котёнка с белыми грязными лапками. Старушка ахнула, хлопнула в ладоши и принялась полными восторга глазами рассматривать сие чудо природы.
– Нашёл у института. Ректор животных запретил, а мне его жалко стало. С юбилеем, Галина Ивановна! – и он торжественно вручил котёнка старушке.
Тот сначала уходить не хотел, поэтому больно цеплялся за толстовку и руки парня, но как только бабуля его приняла и погладила, затих. Животина добрых людей сразу чует.
– Спасибо тебе, мальчик мой, – сказала новая хозяйка. – Будет хоть с кем поговорить. Ты, когда я помру, возьми его себе. Он без хозяина не выживет.
– Что вы всё помру да помру? – недовольно ответил
Старушка призадумалась.
– Роня, – выдала она, с улыбкой поглаживая жёсткую шёрстку питомца.
– Почему? – удивился студент.
– Больно на тебя похож. А глазёнки-то какие…большие, серые. Зеленью отливают. Прямо как у тебя. И волос чёрный.
Стигмат взглянул на котёнка. И правда. Раньше он как-то об этом не думал. Выходит, они похожи не только судьбой, но и внешностью. Как бы в подтверждение слов хозяйки, Роня громко мяукнул.
– Надеюсь, вы о нём позаботитесь, – сказал Стигмат и погладил тёзку по голове. – Он многое пережил.
– Как и ты, милый мальчик, – с грустью ответила баба Галя. – Ступай. Дедушка, небось, уж заждался.
Попрощавшись, старушка захлопнула дверь и унесла Роню в новую, счастливую и сытую жизнь. А Стигмат вернулся туда, откуда пришёл. Домой. Он снял кроссовки, без сил опустился на табуретку возле вешалки и приложился макушкой к стене. Голова уже не кружилась. Осталась только лёгкая тошнота и боль. В комнате деда орал телевизор.
Немного передохнув, парень с трудом поднялся и поплёлся сообщить, что он дома. По «Первому» крутили новости. Дед лежал на широкой кровати с дырявым постельным бельём. Комната отдавала нафталином и хорошим индийским чаем. Родители купили его незадолго до трагедии, когда ездили в Индию отмечать годовщину свадьбы. Теперь упаковка стояла на бабушкином комоде, как неприкосновенная реликвия.
– Де, – привлёк к себе внимание внук, – твой прогноз сегодня оказался неверным.
Старик с небольшой щетиной на впалых щеках, пивным животом и редкими седыми волосами отвлёкся от телевизора и посмотрел на мокрого парня. Глаза его сделались круглыми.
– Дождь? Не передавали. Синоптики никогда не врут.
– Гроза со смерчем, – поправил его Стигмат, стягивая сырую толстовку.
– Смерч? – дедушка ещё больше удивился, аж с кровати поднялся. – В Москве? Ни в одной новости об этом не слыхал.
– Там репортёров не было. Зато был я.
– Это тебя так ураганом потрепало? – дед обул тапочки и шаркающей походкой подошёл к внуку, рассматривая его подбитое лицо.
– Да, – соврал тот. Ему не хотелось тревожить дедушку. Особенно по таким пустякам, как побои или академический отпуск. Жив, и ладно.
Когда дед вернулся на кровать, внук прошёл в маленькую, но уютную кухню. Там не было ничего лишнего. Всё довольно минималистично: стол у стенки, три стула и кухонный гарнитур цвета тёмного дерева. На вытяжке, холодильнике и столе ярко-жёлтые стикеры с надписями крупными буквами: «ПЛИТУ НЕ ВКЛЮЧАТЬ!», «ПОСТАВЬ ТАРЕЛКУ В МИКРОВОЛНОВКУ И ПОКРУТИ РУКОЯТКУ ДО ОТМЕТКИ 2» «ТАБЛЕТКИ ПИТЬ УТРОМ (9:00), ДНEМ (14:00) И ВЕЧЕРОМ (21:00)». Стигмат заглянул в кастрюлю, которую перед уходом оставил на плите: внутри заветренная овсянка с перемороженной сливой. Соседка в прошлом году с дачи привезла, угостила бедолаг. Какие-никакие витамины. Он разогрел, наложил себе тарелку и собирался садиться. К обеду желудок урчал китом, потому что утром позавтракать парень не успел. Но тут на глаза попалась прозрачная длинная коробочка, которая всегда лежала на самом видном месте.