«Ну, что ж, — воскликнул страж, — войди!Невемо, что там впереди, —Но вряд ли будешь рад…Возьми, поешь; но много естьНельзя; окажем после честь, —Коль явишься назад».И хлеб, омоченный в вине,Взял рыцарь Оуэн, вполнеПоняв сей вещий знак;И помощи у Бога Сил,Предвидя битву, попросил:Он знал, кем будет Враг.И вот он вратарю воследНа монастырский двор грядет,И зрит готовый гробИ чернецов безмолвный ряд;И зрит, как факелы горят, —Но кто же тут усоп?«Не много пилигримов тут, —Изрек чернец, — и вспять идутНе часто, Пилигрим;Крепись, отмеченный судьбой:Сей гроб, который пред тобой,Содеется твоим.Устройся в нем, а мы прочтемЧин погребения потом;Ложись! — надежды нетНа то, что в тамошних краяхТвой погребут как должно прах.При жизни будь отпет!»И рыцарь, гость суровых мест,Оделся в саван, стиснул крест,На миг потупил взор —И лег, и поднял взор горе…И зазвучал в монастыреЗаупокойный хор.И рыцарь Оуэн бредетМонаху вслед ко входу в Грот…Он чуял вящий страх:Какие ужасы скрывалЗловещий тамошний провал —Не смел сказать монах.«Ну что ж, войди! — воскликнул страж: —Храни тебя Создатель наш!О, подле этой щели,Бывало, прерывали путь:В Святого Патрика шагнутьЧистилище не смели!»И рыцарь начал спуск во тьму,И ощупью пришлось емуШагать в кромешный мрак;И бросил он копье и меч,И щит узорный скинул с плеч —Посколь бесплотен Враг.И скользкою была тропа,И влагой хлюпала стопа,И падала на лобЗа каплей капля: ими сводСочился… Рыцарь шел — и вотСотряс его озноб.А склон все круче был под ним;И шел с молитвой Пилигрим;Стояла тишь вокруг;Лишь мерно капала вода,И эхо, множась иногда,Будило в нем испуг.И сколь он шел часов иль дней,Невемо. Стало холодней.Подземная капельУмолкла. Под ногами плескУтих. И — словно зимний брезгВ земную влился щель.На белый рыцарь вышел свет.Снега… Конца и края нет…И сколь свиреп мороз!..Чернели ребра мерзлых скал,А там и сям торос блистал,Налегший на торос.Да, здесь бы разом поостылНаинеистовейший пылВ отважнейшей груди!Такое всякого смутит!Но горший и страшнейший видЯвился впереди:В ледовых глыбах не одинПаломник стыл, и паладин!И, ускоряя шаг,Стремился рыцарь мимо них, —Во льдины вмерзших, но живых! —Безмолвных бедолаг.И некий непостижный гласРаздался вкрадчиво тотчас;«О смертный! — он изрек: —Те, кто распяты в толще льда,Тебе подобно шли сюда,Злосчастный человек!»«О смертный! Козней не кую, —Но, жизнь жалеючи твою,Хочу тебе помочь;Покуда жив, покуда здрав,Беги назад, беги стремглав,Беги отселе прочь!»«Я рек! И вновь даю совет:Беги! От лютых здешних бедСпасенья нет, увы;Я трижды властен произнестьСовет: беги, спасенья несть!Не сносишь головы!»«Беги! Но ты, похоже, глух…Крепишь молитвою свой дух?Усердно крестишь лоб?»И с ближних скал взгремел обвал,Ледовый оползень сбежал —И рыцаря погрёб.Раздроблен, мнилось, весь костяк!Нельзя вздохнуть, нельзя никак!Но, жив едва-едва,Всё мыслил рыцарь: с нами Бог! —И мысленно твердил, как мог,Священные слова.Когда обвал его настиг,Он крикнул в предпоследний миг:«О Боже, огради!..»О, всякий цел средь бед и зол,Кто с верой вящею глаголВозносит из груди!И рыцарь славный не погиб:Тотчас
ледовых груду глыб,Как вихрем, сдуло вон.И рыцарь встал: исчезла боль,И время вновь идти — докольДостигнет цели он.Не цели, но беды инойДостиг он: пышет лютый зной,Как пышет жар печей;И сердце в ребра тяжко бьет,И пот из каждой поры льет,Что слезы из очей.В пустыне белого пескаПылала смольная река;Ее кипящий валКатился в жуткие миры,Вздымал горячие парыИ воздух раскалял.А за рекой виднелся Рай —Садов и рощ зеленый край,Кошница всех плодов;И мнилось рыцарю: плыветК нему журчанье райских водСквозь жар и грозный рев.Помыслил рыцарь: как же онМинует страшный Флегетон?И бес, возникший въявь,Премощно рыцаря швырнулВ смолу, в погибель, в рев и гул —И крикнул: «Только вплавь!»И плоть, и кость, и душу жглаСия бесовская смола —Ох, упаси Господь…И кровь, багровый кипяток,По жилам устремляла токСквозь огненную плоть.Но и средь жидкого огняМолился Оуэн: «Меня,О Боже, сохрани!»И прилетел Господень вздох,Которым праведника БогЦелит во всяки дни.И выплыл рыцарь — здрав и цел,И в райский ласковый пределСквозь арку дивных вратОн беспрепятственно проник…Сколь ангельский приветлив лик!Сколь чуден лирный лад!«Хвала тебе, и благодать!О нет, по смерти восседатьНе будешь с нами врозь,Коль, веруя средь бед и зол,Святого Патрика прошелЧистилище насквозь!»И он, от счастья охмелев,И внемля ангельский напев,Устало канул в сон;И, пробудясь у входа в Грот,Как новый день земной встаетОпять увидел он.Вестбери, 1798. [2]
День багрянил, померкая,Скат лесистых берегов;Ре?ин, в зареве сияя,Пышен тёк между холмов.Он летучей влагой пеныЗамок Аллен орошал;Терема? зубчаты стеныОн в потоке отражал.Девы красные толпоюИз растворчатых воротВышли на? берег — игроюВстретить месяца восход.Вдруг плывёт, к ладье прикован,Белый лебедь по реке;Спит, как будто очарован,Юный рыцарь в челноке.Алым парусом играетЛегкокрылый ветерок,И ко брегу приплываетС спящим рыцарем челнок.Белый лебедь встрепенулся,Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся —И выходит из ладьи.И по Реину обратноС очарованной ладьёйПо?плыл тихо лебедь статныйИ сокрылся из очей.Рыцарь в замок Аллен входит:Всё в нём прелесть — взор и стан;В изумленье всех приводитКрасотою Адельстан.Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.Он у всех залог победыНа турнирах похищал;Он вечерние беседыВсех милее оживлял.И приветны разговорыИ приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры —Милый стал супругом ей.Исчезает сновиденье —Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоеньеИ не чувствуют они.Лишь случается порою,Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою,Одинок и молчалив.Но при взгляде нежной ЛорыВозвращается покой;Оживают тусклы взорыС оживленною душой.Невидимкой пролетаетБыстро время — наконец,Улыбаясь, возвещаетДругу Лора: «Ты отец!»Но безмолвно и унылоНа младенца смотрит он,«Ах! — он мыслит, — ангел милый,Для чего ты в свет рождён?»И когда обряд крещеньяПатер должен был свершить,Чтоб водою искупленьяДушу юную омыть:Как преступник перед казнью,Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью;Хлад по членам пробежал.Запинаясь, умоляетДень обряда отложить.«Сил недуг меня лишаетС вами радость разделить!»Солнце спряталось за гору;Окропился луг росой;Он зовет с собою Лору,Встретить месяц над рекой.«Наш младенец будет с нами:При дыханье ветеркаТихоструйными волнамиУсыпит его река».И пошли рука с рукою…День на хо?лмах догорал;Молча, сумрачен душою,Рыцарь сына лобызал.Вот уж поздно; солнце село;Отуманился поток;Чёрен берег опустелый;Холодеет ветерок.Рыцарь всё молчит, печален;Всё идёт вдоль по реке;Лоре страшно; замок АлленС час как скрылся вдалеке.«Поздно, милый; уж седеетМгла сырая над рекой;С вод холодный ветер веет;И дрожит младенец мой».«Тише, тише! Пусть седеетМгла сырая над рекой;Грудь моя младенца греет;Сладко спит младенец мой».«Поздно, милый; поневолеСтрах в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле;Долог нам до замка путь».Но молчит, как очарован,Рыцарь, глядя на реку?…Лебедь там плывёт, прикованЛёгкой цепью к челноку.Лебедь к берегу — и с сыномРыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином;Обомлела и дрожит.И, осанясь, лебедь статныйЛегкой цепию повлёкВдоль по Реину обратноОчарованный челнок.Небо в Реине дрожало,И луна из дымных тучНа ладью сквозь парус алыйПроливала тёмный луч.И плывут они, безмолвны;За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны;Парус вздулся и шумит.И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.Вот уж ночи половина:Вдруг… младенец стал кричать,«Адельстан, отдай мне сына!» —Возопила в страхе мать.«Тише, тише; он с тобою.Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценоюЗа блаженство заплатил.Спи, невинное творенье;Мучит душу голос твой;Спи, дитя; ещё мгновенье,И навек тебе покой».Лодка к брегу — рыцарь с сыномВыйти на берег спешит;Лора вслед за паладином,Пуще млеет и дрожит.Страшен берег обнажённый;Нет ни жила, ни древес;Чёрен, дик, уединённый,В стороне стоит утёс.И пещера под скалою —В ней не зрело око дна;И чернеет пред луноюСтрашным мраком глубина.Сердце Лоры замирает;Смотрит робко на утёс.Звучно к бездне восклицаетПаладин: «Я дань принес».В бездне звуки отравились;Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появилисьДве огромные ру?ки.К ним приблизил рыцарь сына…Цепенеющая мать,Возопив, у паладинаЖертву бросилась отнятьИ воскликнула: «Спаситель!..»Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губительНиспровергнут в бездну сам.Страшно, страшно застоналоВ грозных сжавшихся когтях…Вдруг всё пусто, тихо сталоВ глубине и на скалах.
На кровле ворон дико прокричал —Старушка слышит и бледнеет.Понятно ей, что ворон тот сказал:Слегла в постель, дрожит, хладеет.И во?пит скорбно: «Где мой сын чернец?Ему оказать мне слово дайте;Увы! я гибну; близок мой конец;Скорей, скорей! не опоздайте!»И к матери идет чернец святой:Ее услышать покаянье;И тайные дары несет с собой,Чтоб утолить ее страданье.Но лишь пришел к одру с дарами он,Старушка в трепете завыла;Как смерти крик ее протяжный стон…«Не приближайся! — возопила. —Не подноси ко мне святых даров;Уже не в пользу покаянье…»Был страшен вид ее седых власовИ страшно груди колыханье.Дары святые сын отнес назадИ к страждущей приходит снова;Кругом бродил ее потухший взгляд;Язык искал, немея, слова.«Вся жизнь моя в грехах погребена,Меня отвергнул искупитель;Твоя ж душа молитвой спасена,Ты будь души моей спаситель.Здесь вместо дня была мне ночи мгла;Я кровь младенцев проливала,Власы невест в огне волшебном жглаИ кости мертвых похищала.И казнь лукавый обольститель мойУж мне готовит в адской злобе;И я, смутив чужих гробов покой,В своем не успокоюсь гробе.Ах! не забудь моих последних слов:Мой труп, обвитый пеленою,Мой гроб, мой черный гробовой покровТы окропи святой водою.Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит,Семью окован обручами,Во храм внесен, пред алтарем прибитК помосту крепкими цепями.И цепи окропи святой водой;Чтобы священники соборомИ день и ночь стояли надо мнойИ пели панихиду хором;Чтоб пятьдесят на крылосах дьячковЗа ними в черных рясах пели;Чтоб день и ночь свечи у образовИз воску ярого горели;Чтобы звучней во все колоколаС молитвой день и ночь звонили;Чтоб заперта во храме дверь была;Чтоб дьяконы пред ней кадили;Чтоб крепок был запор церковных врат;Чтобы с полуночного бденьяОн ни на миг с растворов не был снятДо солнечного восхожденья.С обрядом тем молитеся три дня,Три ночи сряду надо мною:Чтоб не достиг губитель до меня,Чтоб прах мой принят был землею».И глас ее быть слышен перестал;Померкши очи закатились;Последний вздох в груди затрепетал;Уста, охолодев, раскрылись.И хладный труп, и саван гробовой,И гроб под черной пеленоюСвященники с приличною мольбойОпрыскали святой водою.Семь обручей на гроб положены;Три цепи тяжкими винтамиВонзились в гроб и с ним утвержденыВ помост пред царскими дверями.И вспрыснуты они святой водой;И все священники в собранье:Чтоб день и ночь душе на упокойСвершать во храме поминанье.Поют дьячки все в черных стихаряхМедлительными голосами;Горят свечи? надгробны в их руках,Горят свечи? пред образами.Протяжный глас, и бледный лик певцов,Печальный, страшный сумрак храма,И тихий гроб, и длинный ряд поповВ тумане зыбком фимиама,И горестный чернец пред алтарем,Творящий до земли поклоны,И в высоте дрожащим свеч огнемЧуть озаренные иконы…Ужасный вид! колокола звонят;Уж час полуночного бденья…И заперлись затворы тяжких вратПеред начатием моленья.И в перву ночь от свеч веселый блеск.И вдруг… к полночи за вратамиУжасный вой, ужасный шум и треск;И слышалось: гремят цепями.Железных врат запор, стуча, дрожит;Звонят на колокольне звонче;Молитву клир усерднее творит,И пение поющих громче.Гудят колокола, дьячки поют,Попы молитвы вслух читают,Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,И свечи яркие пылают.Запел петух… и, смолкнувши, бегутВраги, не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Смелей попы творят молитвы.В другую ночь от свеч темнее свет,И слабо теплятся кадилы,И гробовой у всех на лицах цвет,Как будто встали из могилы.И снова рев, и шум, и треск у врат;Грызут замок, в затворы рвутся;Как будто вихрь, как будто шумный град,Как будто воды с гор несутся.Пред алтарем чернец на землю пал,Священники творят поклоны,И дым от свеч туманных побежал,И потемнели все иконы.Сильнее стук — звучней колокола,И трепетней поющих голос:В крови их хлад, объемлет очи мгла,Дрожат колена, дыбом волос.Запел петух… и прочь враги бегут,Опять не совершив ловитвы;Смелей дьячки на крылосах поют,Попы смелей творят молитвы.На третью ночь свечи? едва горят;И дым густой, и запах серный;Как ряд теней, попы во мгле стоят;Чуть виден гроб во мраке черный.И стук у врат: как будто океанПод бурею ревет и воет,Как будто степь песчаную орканСвистящими крылами роет.И звонари от страха чуть звонят,И руки им служить не вольны;Час от часу страшнее гром у врат,И звон слабее колокольный.Дрожа, упал чернец пред алтарем;Молиться силы нет; во прахеЛежит, к земле приникнувши лицом;Поднять глаза не смеет в страхе.И певчих хор, досель согласный, сталНестройным криком от смятенья:Им чудилось, что церковь зашаталКак бы удар землетрясенья.Вдруг затускнел огонь во всех свечах,Погасли все и закурились;И замер глас у певчих на устах,Все трепетали, все крестились.И раздалось… как будто оный глас,Который грянет над гробами;И храма дверь со стуком затрясласьИ на пол рухнула с петлями.И он предстал весь в пламени очам,Свирепый, мрачный, разъяренный;И вкруг него огромный божий храмКазался печью раскаленной!Едва сказал: «Исчезните!» цепям —Они рассылались золою;Едва рукой коснулся обручам —Они истлели под рукою.И вскрылся гроб. Он к телу вопиёт:«Восстань, иди вослед владыке!»И проступил от слов сих хладный нотНа мертвом, неподвижном лике.И тихо труп со стоном тяжким встал,Покорен страшному призванью;И никогда здесь смертный не слыхалПодобного тому стенанью.И ко вратам пошла она с врагом…Там зрелся конь чернее ночи.Храпит и ржет и пышет он огнем,И как пожар пылают очи.И на коня с добычей прянул враг;И труп завыл; и быстротечноКонь полетел, взвивая дым и прах;И слух об пей пропал навечно.Никто не зрел, как с нею мчался он…Лишь страшный след нашли на прахе;Лишь, внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сонМладенцы вздрагивали в страхе.
Есть озеро перед скалой огромной;На той скале давно стоялВысокий замок и громадой темнойПрибрежны воды омрачал.На озере ладья не попадалась;Рыбак страшился у?дить в нем;И ласточка, летя над ним, бояласьК нему дотронуться крылом.Хотя б стада от жажды умирали,Хотя б палил их летний зной:От берегов его они бежалиСмятенно-робкою толпой.Случалося, что ветер и осокойУ озера не шевелил:А волны в нем вздымалися высоко,И в них ужасный шепот был.Случалося, что, бурею разима,Дрожала твердая скала:А мертвых вод поверхность недвижимаБыла спокойнее стекла.И каждый раз — в то время, как могилойКто в замке угрожаем был, —Пророчески, гармонией унылойИз бездны голос исходил.И в замке том, могуществом великий,Жил Ромуальд; имел он дочь;Пленялось все красой его Доники:Лицо — как день, глаза — как ночь.И рыцарей толпа пред ней теснилась:Все душу приносили в дар;Одним из них красавица пленилась:Счастливец этот был Эврар.И рад отец; и скоро уж наступитЖеланный, сладкий час, когдаВо храме их священник совокупитСвятым союзом навсегда.Был вечер тих, и небеса алели;С невестой шел рука с рукойЖених; они на озеро гляделиИ услаждались тишиной.Ни трепета в листах дерев, ни знакаМалейшей зыби на водах…Лишь лаяньем Доникина собакаПугала пташек на кустах.Любовь в груди невесты пламенелаИ в темных таяла очах;На жениха с тоской она глядела:Ей в душу вкрадывался страх.Все было вкруг какой-то по?лно тайной;Безмолвно гас лазурный свод;Какой-то сон лежал необычайныйНад тихою равниной вод.Вдруг бездна их унылый и глубокийИ тихий голос издала:Гармония в дали небес высокойОтозвалась и умерла…При звуке сем Доника побледнелаИ стала сумрачно-тиха;И вдруг… она трепещет, охладелаИ пала в руки жениха.Оцепенев, в безумстве исступленья,Отчаянный он поднял крик…В Донике нет ни чувства, ни движенья:Сомкнуты очи, мертвый лик.Он рвется… плачет… вдруг пошевелилисьЕе уста… потрясенаДыханьем легким грудь… глаза открылись…И встала медленно она.И мутными глядит кругом очами,И к другу на руку легла,И, слабая, неверными шагамиОбратно в замок с ним пошла.И были с той поры ее ланитыНе свежей розы красотой,Но бледностью могильною покрыты;Уста пугали синевой.В ее глазах, столь сладостно сиявших,Какой-то острый луч сверкал,И с бледностью ланит, глубоко впавших,Он что-то страшное сливал.Ласкаться к ней собака уж не смела;Ее прикликать не могли;На госпожу, дичась, она гляделаИ выла жалобно вдали.Но нежная любовь не изменила:С глубокой нежностью ЭврарСкорбел об ней, и тайной скорби силаЛюбви усиливала жар.И милая, деля его страданья,К его склонилася мольбам:Назначен день для бракосочетанья;Жених повел невесту в храм.Но лишь туда вошли они, чтоб верныйПред алтарем обет изречь:Иконы все померкли вдруг, и серныйДым побежал от брачных свеч.И вот жених горячею рукоюНевесту за руку берет…Но ужас овладел его душою:Рука та холодна, как лед.И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,Пред ним бесплотный дух стоялС ее лицом, улыбкою, очами…И в нем Донику он узнал.Сама ж она с ним не стояла рядом:Он бледный труп один узрел…А мрачный бес, в нее вселенный адом,Ужасно взвыл и улетел.
Были и лето и осень дождливы;Были потоплены пажити, нивы;Хлеб на полях не созрел и пропал;Сделался голод; народ умирал.Но у епископа милостью НебаПолны амбары огромные хлеба;Жито сберег прошлогоднее он:Был осторожен епископ Гаттон.Рвутся толпой и голодный и нищийВ двери епископа, требуя пищи;Скуп и жесток был епископ Гаттон:Общей бедою не тронулся он.Слушать их вопли ему надоело;Вот он решился на страшное дело:Бедных из ближних и дальних сторон,Слышно, скликает епископ Гаттон.«Дожили мы до нежданного чуда:Вынул епископ добро из-под спуда;Бедных к себе на пирушку зовет», —Так говорил изумленный народ.К сроку собралися званые гости,Бледные, чахлые, кожа да кости;Старый, огромный сарай отворён:В нем угостит их епископ Гаттон.Вот
уж столпились под кровлей сараяВсе пришлецы из окружного края…Как же их принял епископ Гаттон?Был им сарай и с гостями сожжен.Глядя епископ на пепел пожарныйДумает: «Будут мне все благодарны;Разом избавил я шуткой моейКрай наш голодный от жадных мышей».В замок епископ к себе возвратился,Ужинать сел, пировал, веселился,Спал, как невинный, и снов не видал…Правда! но боле с тех пор он не спал.Утром он входит в покой, где виселиПредков портреты, и видит, что съелиМыши его живописный портрет,Так, что холстины и признака нет.Он обомлел; он от страха чуть дышит…Вдруг он чудесную ведомость слышит:«Наша округа мышами полна,В житницах съеден весь хлеб до зерна».Вот и другое в ушах загремело:«Бог на тебя за вчерашнее дело!Крепкий твой замок, епископ Гаттон,Мыши со всех осаждают сторон».Ход был до Рейна от замка подземный;В страхе епископ дорогою темнойК берегу выйти из замка спешит:«В Реинской башне спасусь» (говорит).Башня из рейнских вод подымалась;Издали острым утесом казалась,Грозно из пены торчащим, она;Стены кругом ограждала волна.В легкую лодку епископ садится;К башне причалил, дверь запер и мчитсяВверх по гранитным крутым ступеням;В страхе один затворился он там.Стены из стали казалися слиты,Были решетками окна забиты,Ставни чугунные, каменный свод,Дверью железною запертый вход.Узник не знает, куда приютиться;На пол, зажмурив глаза, он ложится…Вдруг он испуган стенаньем глухим:Вспыхнули ярко два глаза над ним.Смотрит он… кошка сидит и мяучит;Голос тот грешника давит и мучит;Мечется кошка; невесело ей:Чует она приближенье мышей.Пал на колени епископ и крикомБога зовет в исступлении диком.Воет преступник… а мыши плывут…Ближе и ближе… доплыли… ползут.Вот уж ему в расстоянии близкомСлышно, как лезут с роптаньем и писком;Слышно, как стену их лапки скребут;Слышно, как камень их зубы грызут.Вдруг ворвались неизбежные звери;Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,?Спереди, сзади, с боков, с высоты…Что тут, епископ, почувствовал ты?Зубы об камни они навострили,Грешнику в кости их жадно впустили,Весь по суставам раздернут был он…Так был наказан епископ Гаттон.
"Как ищут простора Воды Лодора?" — Попросил рассказать Меня сын как-то раз И рифмой связать Немудрёный рассказ, Тут дочь подошла, А за нею другая — Ему потакая, Они, вслед за братом, Мечтают услышать, Как воды в Лодоре Свергаются вниз В безумном напоре — Раскат за раскатом Самим себе вторя. Шквал звуков и рёв Я воспел в рифмах вскоре, Не оставив вниманьем Эти их пожеланья — Они знают: для них Я пишу этот стих — Поэтический Лауреат. Там среди склонов гор Гладь холодных озёр; Там меж гор родники, Там журчат ручейки — Кто быстрее и спорее?! — То скрываясь в буграх, То петляя во мхах И звеня там и тут, Пока вдруг не уснут В малюсеньком озере. От сна пробуждаясь, Поток, изливаясь, Бежит, баловник, Сквозь мхи и тростник, Луга и поляны И через бурьяны — Под солнцем, в тени, Волнуясь средь скал, Забыв, когда спал, — И ночи, и дни, В суматохе И переполохе. Здесь грозен и ярок, Там тих или жалок; В брызгах и пене, Волненье и гневе — Со стонущим рёвом В беге суровом, Волею мучим, Срывается с кручи И рвёт в своей мощи Всё в мелкие клочья, В гневе и ярости, Не ведая жалости Ни к гротам, ни к скалам, В броске небывалом — Скача, угасая, Стелясь, набухая, Вздуваясь и ширясь, Стекая, пузырясь, Срываясь, бросаясь, Светясь, извиваясь, Клубясь, завихряясь, Звеня, изливаясь, Сплетаясь, вращаясь — Себе вечно вторя В безумном повторе! Вселяя смятенье, Как битва, сраженье, Поражая и изумляя, Оглушая в могучем мажоре. Дрожа, и кружа, Спеша и шурша, Шипя, и скрипя, И летя, и свистя, И гремя, и шумя, Катясь, и вертясь, И ярясь, и борясь, Бушуя, бунтуя, Воркуя, ликуя, И ноя, и воя, И роя, и кроя, Озаряя, мелькая, Сверкая, вскипая, И спеша, и круша, И мчась, и кружась, Сливаясь, вздымаясь, Скручиваясь, вспучиваясь, И собираясь, и истончаясь, И убеляясь, и искривляясь, Пробиваясь, и расстилаясь, И дробясь, и резвясь, Волнуясь, беснуясь, Бросаясь, срываясь, И урча, и журча, И ворча, и рыча, И струясь, и смеясь, Скользя, егозя и разя, Играя, болтая, пленяя, Вздымая, лаская, мелькая, Пикируя, солируя, лавируя, Стремясь, и несясь, и вертясь, Срываясь, сливаясь, встречаясь, Взрываясь, наполняясь, растекаясь, Расщепляясь, простираясь, убыстряясь, Струясь, и несясь, и клубясь, и резвясь, Оглушая, и разлучая, и разбивая, и нарастая, И отступая, и блуждая, и нарастая, и рассекая,Разливаясь, изгибаясь, переплетаясь, расстилаясь, Ослабевая, и обвивая, и взмывая, и размывая, И корчась, и морщась, топорщась, ерошась, И швыряя, и стеная, И курясь, и искрясь, И хлопая, и шлёпая, и капая, и крапая, Ошеломляя, озаряя, сметая, и угасая, И бурля, и кругля, и беля, и хмеля, Гарцуя, танцуя, лупцуя, глянцуя — В бесконечном паденье, Непрерывном смешенье, В шуме, и рёве, и мощном напоре — Так падают воды в могучем Лодоре.2.04.11
"How does the Water Come down at Lodore?" My little boy ask'd me Thus, once on a time; And moreover he task'd me To tell him in rhyme. Anon at the word There came first one daughter And then came another, To second and third The request of their brother And to hear how the water Comes down at Lodore With its rush and its roar, As many a time They had seen it before. So I told them in rhyme, For of rhymes I had store: And 'twas in my vocation For their recreation That so should I sing Because I was Laureate To them and the King. From its sources which well In the Tarn on the fell; From its fountains In the mountains, Its rills and its gills; Through moss and through brake, It runs and it creeps For awhile till it sleeps In its own little Lake. And thence at departing, Awakening and starting, It runs through the reeds And away it proceeds, Through meadow and glade, In sun and in shade, And through the wood-shelter, Among crags in its flurry, Helter-skelter, Hurry-scurry. Here it comes sparkling, And there it lies darkling; Now smoking and frothing Its tumult and wrath in, Till in this rapid race On which it is bent, It reaches the place Of its steep descent. The Cataract strong Then plunges along, Striking and raging As if a war waging Its caverns and rocks among: Rising and leaping, Sinking and creeping, Swelling and sweeping, Showering and springing, Flying and flinging, Writhing and ringing, Eddying and whisking, Spouting and frisking, Turning and twisting, Around and around With endless rebound! Smiting and fighting, A sight to delight in; Confounding, astounding, Dizzying and deafening the ear with its sound. Collecting, projecting, Receding and speeding, And shocking and rocking, And darting and parting, And threading and spreading, And whizzing and hissing, And dripping and skipping, And hitting and splitting, And shining and twining, And rattling and battling, And shaking and quaking, And pouring and roaring, And waving and raving, And tossing and crossing, And flowing and going, And running and stunning, And foaming and roaming, And dinning and spinning, And dropping and hopping, And working and jerking, And guggling and struggling, And heaving and cleaving, And moaning and groaning; And glittering and frittering, And gathering and feathering, And whitening and brightening, And quivering and shivering, And hurrying and scurrying, And thundering and floundering, Dividing and gliding and sliding, And falling and brawling and sprawling, And diving and riving and striving, And sprinkling and twinkling and wrinkling, And sounding and bounding and rounding, And bubbling and troubling and doubling, And grumbling and rumbling and tumbling, And clattering and battering and shattering; Retreating and beating and meeting and sheeting, Delaying and straying and playing and spraying, Advancing and prancing and glancing and dancing, Recoiling, turmoiling and toiling and boiling,And gleaming and streaming and steaming and beaming,And rushing and flushing and brushing and gushing,And flapping and rapping and clapping and slapping,And curling and whirling and purling and twirling,And thumping and plumping and bumping and jumping,And dashing and flashing and splashing and clashing; And so never ending, but always descending,Sounds and motions for ever and ever are blending, All at once and all o'er, with a mighty uproar, And this way the water comes down at Lodore
9
Роберт Саути. Лодорский водопад.
Кипя,Шипя,Журча,Ворча,Струясь,Крутясь,Сливаясь,Вздымаясь,Вздуваясь,Мелькая, шурша,Резвясь и спеша,Скользя, и обнимаясь,Делясь и встречаясь,Лаская, бунтуя, летя,Играя, дробясь, шелестя,Блистая, взлетая, шатаясь,Сплетаясь, звеня, клокоча,Морщинясь, волнуясь, катаясь,Бросаясь, меняясь, воркуя, шумя,Взметаясь и пенясь, ликуя, гремя,Дрожа, разливаясь, смеясь и болтая,Катаясь, извиваясь, стремясь, вырастая,Вперед и вперед убегая в свободном задоре —Так падают бурные волны в сверкающем, быстром Лодоре!перевод Prosto_Marina
Сиделке доктор что-то прошептал, Слова к хирургу долетели,Он побледнел при докторских словах И задрожал в своей постели.— Ах, братьев приведите мне моих,— Хирург заговорил, тоскуя,—Священника ко мне с гробовщиком Скорей, пока еще живу я.Пришел священник, гробовщик пришел, Чтобы стоять при смертном ложе:Ученики хирурга им во след По лестнице поднялись тоже.И в комнату вошли ученики Попарно, по трое, в молчаньи,Вошел с лукавым зубоскальством Джо, Руководитель их компаньи.Хирург ругаться начал, видя их, Страшны ругательства такие.— Пошлите этих негодяев в ад, Молю вас, братья дорогие!От злости пена бьет из губ его, Бровь черная его трясется.— Я знаю, Джо привяжется ко мне, Но к черту, пусть он обойдется.Вот вывели его учеников, А он без сил лежать осталсяИ сумрачно на братьев он смотрел, И с ними говорить пытался.— Так много разных трупов я вскрывал, И приближается расплата.О, братья, постарайтесь для меня, Старался я для вас когда-то.Я свечи жег из жира мертвецов, И мне могильщики служили,Клал в спирт я новорожденных, сушил, Старался я для вас когда-то…За мной придут мои ученики И кость отделят мне от кости;Я, разорявший домы мертвецов, Не успокоюсь на погосте.Когда скончаюсь, я в свинцовый гроб, О, братья, должен быть замкнутым,И взвесьте гроб мой: делавший его, Ведь может оказаться плутом:Пусть будет крепко так запаян он, О, милые, как только можно,И в патентованный положен гроб, Чтоб лег в него я бестревожно.Раз украдут меня в таком гробу, Напрасно будет их уменье,Купите только гроб тот в мастерской За церковью Преображенья.И тело в церкви брата моего Заройте — так всего надежней —И дверь замкните накрепко, молю, И ключ храните осторожней.Велите, чтоб три сильных молодца Всю ночь у ризницы сидели,Бочонок джина каждому из них И каждому бочонок эля.И дайте порох, пули, мушкетон Тому из них, кто лучше целит,И пять гиней прибавьте, если он Гробокопателя застрелит.Пускай они в теченье трех недель Труп охраняют недостойный,Настолько буду я тогда вонять, Что отдохну в гробу спокойно.И доктор уложил его в кровать, Его глаза застыли в муке,Вздох стал коротким; смертная борьба Ужасно искривила руки.Вложили мертвого в свинцовый гроб, И гроб был накрепко замкнутым,И взвешен также: делавший его, Ведь мог же оказаться плутом.И крепко, крепко был запаян он, Запаян так, как только можно.И в патентованный положен гроб, Чтоб спать в нем было бестревожно.Раз тело украдут в таком гробу, Ворам не хватит их уменья,Ведь этот гроб был куплен в мастерской За церковью Преображенья.И в церкви брата закопали труп — Так было более надежно.И дверь замкнув на ключ, пономарю Ключа не дали осторожно.Три человека в ризнице сидят За кружкой джина или эля,И если кто придет к ним, то они Гробокопателя застрелят.В ночь первую при свете фонаря, Как шли они через аллею,От мистера Жозефа пономарь Тайком им показал гинею.Но это было мало, совесть их Была надежней крепкой стали,И вместе с Джо они пономаря, Как следовало, в ад послали.Ночь целую они перед огнем Сидели в ризнице и пили,Как можно больше пили, и потом Рассказывали кучу былей.И во вторую ночь под фонарем, Когда они брели в аллее,От мистера Жозефа пономарь Показывал им две гинеи.Гинеи блеском привлекали взгляд, Как новые, они сияли,Зудели пальцы честных сторожей, Что делать им, они не знали.Но совесть колебанья прогнала, Они продешевить боялись.Не так решительно, как первый раз, Но все ж от денег отказались.Ночь целую они перед огнем Сидели в ризнице и пили,Как можно больше пили, и потом Рассказывали кучу былей.И в третью ночь под тем же фонарем, Когда они брели в аллее,От мистера Жозефа пономарь Стал предлагать им три гинеи.Они взглянули, искоса, стыдясь,— Гинеи искрились коварно,На золото лукавый пономарь Направил сразу луч фонарный.Глядел хитро и подмигнул слегка, Когда удобно было это,И слушать было трудно им, как он Подбрасывал в руке монеты.Их совесть, что была дотоль чиста, В минуту стала недостойной,Ведь помнили они, что ничего Не может рассказать покойный.И порох, пули отдали они, Взамен блестящего металла.Смеялись весело и пили джин, Покуда полночь не настала.Тогда, хотя священник спрятал ключ От церкви в месте безопасном,Открылись двери пред пономарем — Ведь он владел ключом запасным.И в храм, чтоб труп украсть, за подлым Джо Вступили негодяи эти.И выглядел зловеще темный храм В мигающем фонарном свете.Меж двух камней вонзился заступ их. И вот, качнулись камня оба,Они лопаткой глину огребли И добрались под ней до гроба.Гроб патентованный взорвав сперва, Они свинец стамеской вскрылиИ засмеялись, саван увидав, В котором мертвый спал в могиле.И саван отдали пономарю, И гроб зарыли опустелый,И после, поперек согнув, в мешок Засунули хирурга тело.И сторож неприятный запах мог Услышать на аршин, примерно,И проклинал смеющихся воров За груз, воняющий так скверно.Так на спине снесли они мешок И труп разрезали на части,А что с душой хирурга было, то Вам рассказать не в нашей власти.
Был теплый летний вечер.Дед Каспер отдыхал —Он у ворот после работНа солнышке дремал.А на лужайке рядом с нимРезвилась внучка Вильгельмин.Вдруг видит братца:Питеркин, играя у ручья,Там что-то круглое нашелИ к ним спросить бежал,Что это за предмет такойБыл круглый, гладкий и большой.Находку Каспер отобралУ мальчика тогда,И, покачавши головой,Вздохнул он и сказал:“Какого-то бедняги череп,Из тех, что честь победе сделал.Я видел черепа в саду:Они лежат вокруг.Их часто, когда я пашу,Мой вырывает плуг.Ведь тысячи, как этот парень,За славную победу пали”.“А ну-ка, всё нам расскажи!” —Воскликнул Питеркин,И с ожиданием глядитМалютка Вильгельмин:“Всё расскажи и объясни,За что сражалися они”.“Да Англичанин разгромилФранцуза в том бою.А вот за что они дрались —Понять я не могу.Но знает целый мир, что этоОтличная была победа!В Блейнхейме жил тогда отец —Вон там, возле реки.Но он был вынужден бежать:Наш дом сожгли враги.Жену и сына он спасал,И больше отдыха не знал.В пустыню превращен наш крайМечом был и огнем,И много женщин и детейТогда погибло в нём.Но эти вещи, знайте, дети,Всегда сопутствуют победе.И люди видели кошмар:Ведь после битвы тойДесятки тысяч мертвых телПод солнцем гнили в зной.Но ведь обычней дела нетПосле любых больших побед.Прославлен герцог МальбороИ принц Евгений с ним…”“Но это ведь так дурно всё!” —Сказала Вильгельмин.“Ну, ну, малышка, — молвил дед,Славнее не было побед!И каждый герцога хвалил:Он в битве победил…”“Но принесла ль она добро?” —Знать хочет Питеркин.“На это, внучек, нет ответа;Но славная была победа!”
И море спокойно, и ветер утих,Корабль неподвижен в водах морских.Большие обвисли его парусаИ прочно киль в океане встал.Без плеска и шума — почти безмолвноСкалу Ингкапскую лижут волны.Они не спадают, они не растут,И колокол звонкий не достают.Аббат из Абербротока однаждыЕго водрузил на скале ужасной.И в бурю на волнах качается он,И всюду его разносится звон.А если бы волны тот риф скрывали,Матросы бы колокол услыхали,Про страшную вспомнили ту скалуИ воздали б тогда аббату хвалу.Вот солнце стало светить веселейИ всё было счастливо в этот день.А чайки кричали, кружа в небесах —И слышалась радость в их голосах.А колокол с Ингкапской скалыЛишь пятнышком был в океанской дали.Пират сэр Ральф по палубе шелИ темную точку заметил он.От силы весенней пират опьянел:Он радостно свистнул, он громко запел —Весельем душа до краёв полна,Но радость пирата была дурна.На буй Ингкапский пират посмотрел,“Снаряжайте шлюпку, — матросам велел, —К скале той везите меня, ребята,Побеспокою-ка я аббата”.Вот спущена шлюпка, матросы гребут.К Ингкапской скале они пристают.Сэр Ральф через борт перегнулся, рискуя,И колокол срезал с Ингкапского буя.И колокол тонет, издав тихий звук…В волнении всё загудело вокруг.Смеется пират: “Кто придет на скалуУже не воздаст аббату хвалу!”Пират сэр Ральф уплывает прочь.В морях он рыщет и день, и ночь.И, вдоволь награбив добра и денег,Он держит курс на Шотландский берег.А небо укутал туман густой,И солнце затянуто пеленой.Почти ураганный дул ветер весь деньНо к вечеру он совсем ослабел.На палубе занял пират свой пост.Темно, ни земли не видно, ни звезд.Сказал сэр Ральф: “Скоро станет светлее:Луне уж всходить настало время”.“Ты слышишь? Как будто ревут буруны.Мне кажется, близко от берега мы”. —“Сказать не могу я, где мы сейчас,Хочу колокольный услышать глас”.Не слышно ни звука, и сильной волнойИх судно относит в простор морской…Вдруг страшная сила корабль сотрясла:“О Боже! Ингкапская это скала!”Пират сэр Ральф в горе волосы рвал,В отчаяньи он себя проклинал.Вот хлынули волны со всех сторон:В пучину морскую корабль погружен.Но даже почуяв страх смерти скорой,Пират слышал звук — ужасный, тяжелый,Как будто в тот колокол со скалыВнизу, в преисподней, сам дьявол звонил.
