Стихи мои, простые с виду...

Иртеньев Игорь Моисеевич

Василию Белову (другому)

Нам тайный умысел неведом Того, в чьих пальцах жизни нить. Однажды мы пошли с соседом На хутор бабочек ловить. Среди занятий мне знакомых, А им давно потерян счет, Пожалуй, ловля насекомых Сильней других меня влечет. Итак, мы вышли спозаранок, Чтоб избежать ненужных встреч И шаловливых хуторянок Нескромных взоров не привлечь. Ступая плавно друг за другом, Держа сачки наперевес, Мы шли цветущим майским лугом Под голубым шатром небес. „Была весна“ (конец цитаты). Ручей поблизости звенел, На ветках пели демократы, Повсюду Травкин зеленел. Вдруг из кустов раздался выстрел, И мой сосед, взмахнув сачком, Вначале

резко ход убыстрил, Но вслед за тем упал ничком. Как написала бы про это Газета „Красная звезда“: „Кто хоть однажды видел это, Тот не забудет никогда“. Пробила вражеская пуля Навылет сердце в трех местах. Но кто же, кто же, карауля Соседа, прятался в кустах? Кто смерти был его причиной? Чей палец потянул курок? Под чьей, товарищи, личиной Скрывался беспощадный рок? Где тот неведомый компьютер, Чьей воле слепо подчинясь, Пошли с соседом мы на хутор В тот страшный день и страшный час? Смешны подобные вопросы, Когда сокрытыя в тени, Вращая тайныя колесы, Шуршат зловещия ремни. И мы — что бабочки, что мушки, Что человеки, что грибы — Всего лишь жалкие игрушки В руках безжалостной судьбы. 1991

Версия

— Не ходи, Суворов, через Альпы, — Говорил ему Наполеон. — Здесь твои орлы оставят скальпы, У меня тут войска — миллион. Говорю тебе я как коллеге, Как стратег стратегу говорю, Здесь твои померзнут печенеги На конфуз российскому царю. Знаю, ты привык в бою жестоком Добывать викторию штыком, Но махать под старость альпенштоком Нужно быть последним дураком. Но упрямый проявляя норов, В ратной сформированный борьбе, Александр Васильевич Суворов Про себя подумал: „Хрен тебе“. И светлейший грянул, как из пушки, Так, что оборвалось все внутри: — Солдатушки, бравы ребятушки, Чудо вы мои богатыри! Нам ли узурпатора бояться?! Бог не выдаст, не сожрет свинья! Где не пропадала наша, братцы?! Делай, православные, как я! И, знаменьем осенившись крестным, Граф по склону первым заскользил, Этот миг на полотне известном Суриков, как мог, отобразил. Так накрылась карта Бонапарта Ни за грош, пардон, ни за сантим. …С той поры мы в зимних видах спорта Делаем француза, как хотим. 1988

Вертикальный срез

Посвящается А. С.

Я лежу на животе С папиросою во рте, Подо мной стоит кровать, Чтоб я мог на ней лежать. Под кроватию паркет, В нем одной дощечки нет, И я вижу сквозь паркет, Как внизу лежит сосед. Он лежит на животе С папиросою во рте, И под ним стоит кровать, Чтоб он мог на ней лежать. Под кроватию паркет, В нем другой дощечки нет, И он видит сквозь паркет, Как внизу другой сосед На своем лежит боке С телевизором в руке. По нему идет футбол, И сосед не смотрит в пол. Но футбол не бесконечен — Девяносто в нем минут, Не считая перерыва На пятнадцать на минут. Вот уж больше не летает Взад-вперед кудрявый мяч, И служитель запирает Расписныя ворота. И сосед, разжавши пальцы, Уроняет на паркет Совершенное изделье Из фанеры и стекла. И, следя усталым взглядом Телевизора полет, Он фиксирует вниманье На отверстии в полу. Но напрасно устремляет Он в него пытливый взор, Потому что в нашем доме Этажей всего лишь три. 1979

„Весь объят тоской вселенской...“

Весь объят тоской вселенской И покорностью судьбе, Возле площади Смоленской Я в троллейбус сяду „Б“. Слезы горькие, не лейтесь, Сердце бедное, молчи, Ты умчи меня, троллейбус, В даль туманную умчи. Чтобы плыл я невесомо Мимо всех, кого любил, Мимо тещиного дома, Мимо дедовских могил. Мимо

сада-огорода, Мимо Яузских ворот, Выше статуи Свободы, Выше северных широт. Выше площади Манежной, Выше древнего Кремля, Чтоб исчезла в дымке нежной Эта грешная земля. Чтоб войти в чертог твой, Боже, Сбросив груз мирских оков, И не видеть больше рожи Этих блядских мудаков. 1993

„Ветерок полощет флаги...“

Ветерок полощет флаги, Всюду шутки, песни, смех, Здравствуй, наш чудесный лагерь, Ты на свете лучше всех! Повара здесь не воруют, Не лютуют опера, До обеда отфильтруют — И свободен до утра. Мы живем себе, не тужим, Мы тут все — одна семья, С надзирателями дружим, Конвоиры нам друзья. Мы довольны жизнью нашей И не ведаем забот, Нас тут кормят вкусной кашей, Каждый день дают компот. И конфеты, и печенье, И кино, и домино: Что сказать вам в заключенье? Очень нравится оно! 2000

„Взметнул восторг электоральный...“

Взметнул восторг электоральный На высшую ступень его, Теперь он самый натуральный, А не какое-то и. о. Кому-то вид его противен, А я люблю таких ребят — Подтянут, выдержан, спортивен, Открытый лоб и ясный взгляд, Что наподобие рентгена Пронзает души и тела. По мне — уж лучше он, чем Гена, Раз Грише фишка не легла. Страна застыла на распутье, Руководителя избрав, Читатель ждет уж рифмы „Путин“, Ну что сказать, товарищ прав. Кумира, разом сотворив мы По воле собственной себе, Не заслужили лучшей рифмы, Чем подполковник КГБ.

Винегрет

Что-то главное есть в винегрете. Что-то в нем настоящее есть, Оттого в привокзальном буфете Я люблю его взять да и съесть. Что-то в нем от холодной закуски, Что-то в нем от сумы и тюрьмы. Винегрет — это очень по-русски, Винегрет — это, в сущности, мы. Что-то есть в нем, на вид неказистом, От немереных наших широт? Я бы это назвал евразийством, Да боюсь, что народ не поймет. 1998

„Власть, как положено, ворует...“

Власть, как положено, ворует, На то и выбрали ее, Народ в колоннах марширует, Пытаясь выгрызти свое. Как и положено поэту, Имея все и всех в виду, И я в хвосте колонны где-то Плетусь, рифмуя на ходу. И красный, словно Дед Мороз, Но в белом венчике из роз, Партийный лидер впереди В казенной черной Ауди.

„Внешний вид товарный...“

Внешний вид товарный, Честные глаза, Утвердили парня С первого раза. Генерал Степашин, Козырной валет, Генерал Степашин, Черный пистолет. Не гляди так строго, Не гони понты, Погоди немного — Отдохнешь и ты. 1999

„Во дни державных потрясений...“

Во дни державных потрясений, В процессов гибельных разгар На что употребить свой гений? Куда приткнуть мятежный дар? Разрушив прежние заносы На историческом пути, Национальные вопросы В порядок должный привести? Иль в область устремив иную Полет свободного пера, Рывком промышленность больную Поднять со смертного одра? Смягчить общественные нравы, Введя оплату по труду? А избирательное право? С ним разве всё у нас в ладу? А офицера злая доля Культурных центров в стороне? А потребленье алкоголя? А рубль, что падает в цене? Грядет в стране великий голод, Гудят подземные толчки, Тупеет серп, Ржавеет молот, Хрустят разбитые очки. Лишь я, не изменив присяге, Судьбой прикованный к перу, Забив на все, Слагаю саги На диком вечности ветру. 1989