К ним сердца прикованы и взоры.Им дарят улыбки, слезы, смех.Словно в детстве, снова мушкетерыНа экране покоряют всех.Да и в жизни (вот какое дело!)Я тянулась и тянусь всегдаК мушкетерам, преданным и смелым, —Тем, с кем вместе брали города.После были солнце и туманы,Но в беде и радости верныМне навек остались д'Артаньяны —Лейтенанты мировой войны.
1973
Памяти ветеранов войны
За утратою — утрата,Гаснут сверстники мои.Бьет по нашему квадрату,Хоть
давно прошли бои.Что же делать? Вжавшись в землюТело бренное беречь?Нет, такого не приемлю,Разве, друг, об этом речь?Кто осилил сорок первый,Будет драться до конца.Ах, обугленные нервы,Обожженные сердца!..
1973
Мой отец
Нет, мой отец погиб не на войне —Был слишком стар он, чтобы стать солдатом.В эвакуации, в сибирской стороне,Преподавал он физику ребятам.Он жил как все. Как все, недоедал.Как все, вздыхал над невеселой сводкой.Как все, порою горе заливалНа пайку хлеба выменянной водкой.Ждал вести с фронта — писем от меня,А почтальоны проходили мимо…И вдалеке от дыма и огняБыл обожжен войной неизлечимо.Вообще-то слыл он крепким стариком —Подтянутым, живым, молодцеватым.И говорят, что от жены тайкомВсе обивал порог военкомата.В Сибири он легко переносилТяжелый быт, недосыпанье, голод.Но было для него превыше силСмиряться с тем, что вновь мы сдали город.Чернел, а в сердце ниточка рвалась —Одна из тех, что связывают с жизнью.(Мы до конца лишь в испытанья часОсознаем свою любовь к Отчизне.)За нитью — нить. К разрыву сердце шло.(Теперь инфарктом называют это…)В сибирское таежное селоВползло военное второе лето.Старались сводки скрыть от старика,Старались — только удавалось редко.Информбюро тревожная строкаВ больное сердце ударяла метко.Он задыхался в дыме и огне,Хоть жил в Сибири — в самом центре тыла…Нет, мой отец погиб не на войне,И все-таки война его убила…Ах, если бы он ведать мог тогдаВ глухом селе, в час отступленья горький,Что дочь в чужие будет городаВрываться на броне «тридцатьчетверки»!
В эвакуации
Патефон сменяла на пимы —Ноги в них болтаются как спички.…Обжигает стужа той зимы,Той — невыносимой для москвички.Я бегу вприпрыжку через лес,Я почти что счастлива сегодня:Мальчик из спецшколы ВВСПригласил на вечер новогодний!Навести бы надо марафет,Только это трудновато ныне —Никаких нарядов, ясно, нет,Никакой косметики в помине.Нету краски для бровей? Пустяк! —Можно развести водою сажу.Пудры нету? Обойдусь и так!Порошком зубным свой нос намажу.…Вот уже мелодии рекаПовела, качнула, завертела.Мальчугана в кителе рукаМне легла на кофточку несмело.Я кружусь, беспечна и светла,Вальс уносит от войны куда-то.Я молчу, что, наконец, пришлаМне повестка из военкомата…
«Комарик»
Памяти космонавта
Владимира Комарова
Это после он будет оплакан странойИ планета им станет гордиться.А покуда спецшколу проклятой войнойПод Тюмень занесло из столицы.Лишь потом это имя в анналы войдет,Больно каждого в сердце ударит.А пока Комарова спецшкольников взводВеличает «Володька-комарик».Комсомольский билет, да четырнадцать лет,Да пожар, полыхающий в мире.У «спецов» горячее желания нет,Чем на фронт драпануть из Сибири.Малолетство они почитали бедой,Ратным
подвигом бредили дети.И откуда им знать, что падучей звездойИх «комарик» умчится в бессмертье?Это будет потом — звездный час, звездный свет,После — весть, леденящая душу…А пока только тыл, да четырнадцать лет,Да мороз, обжигающий уши.У пилотки бы надо края отогнуть,Подпоясать шинелишку туго.Но задумался мальчик. Быть может, свой путьВидит он сквозь сибирскую вьюгу…
1973
«Я принесла домой с фронтов России…»
Я принесла домой с фронтов РоссииВеселое презрение к тряпью —Как норковую шубку, я носилаШинельку обгоревшую свою.Пусть на локтях топорщились заплаты,Пусть сапоги протерлись — не беда!Такой нарядной и такой богатойЯ позже не бывала никогда…
1973
Бинты
Глаза бойца слезами налиты,Лежит он, напружиненный и белый.А я должна присохшие бинтыС него сорвать одним движеньем смелым.Одним движеньем —Так учили нас,Одним движеньем —Только в этом жалость…Но, встретившисьСо взглядом страшных глаз,Я на движенье это не решалась,На бинт я щедро перекись лила,Пытаясь отмочить его без боли.А фельдшерица становилась злаИ повторяла: «Горе мне с тобою!Так с каждым церемониться — беда,Да и ему лишь прибавляешь муки».…Но раненые метили всегдаПопасть в мои медлительные руки.Не нужно рвать приросшие бинты,Когда их можно снять почти без боли…Я это поняла, поймешь и ты…Как жалко, что науке добротыНельзя по книжкам научиться в школе!
1973
«Где торфяники зноем пышут…»
Где торфяники зноем пышут,Средь чадящих слепых равнин,Укрощают огонь мальчишки,Посвященье идет в мужчин.Вновь война, хоть не свищут пули,Вновь в атаку пошла броня.Вот, ребята, и вы взглянули,Вы взглянули в глаза огня.В дымной грозной неразберихеБыть героями ваш черед.Принял бой первогодок тихий,Принял бой комсомольский взвод.И опять — обожженный, в саже,Забинтована голова —Командир, как когда-то, скажет:— За спиною у нас — Москва!..
1973
«Это правда, что лучшими годами…»
Это правда,Что лучшими годамиЗаплатила я дань войне.Но долгиМне с лихвою отданы,Все сторицей воздалось мне.Пролетали денькиНе пылью —Злыми искорками огня.Как любила я!Как любили,Ненавидели как меня!Я за счастье свое боролась,Как дерутся за жизнь в бою…Пусть срывался порой мой голос —Я и плачаВсегда пою.Это значит —Долги мне отданы,Все сторицей воздалось мне.Нет, недаромЛучшими годамиЗаплатила я дань войне!
1974
«За тридцать лет я сделала так мало…»
За тридцать лет я сделала так мало,А так хотелось много сделать мне!Задачей, целью, смыслом жизни сталоВас воскресить — погибших на войне.А время новые просило песни,Я понимала это, но опятьДомой не возвратившийся ровесникМоей рукою продолжал писать.Опять, во сне, ползла, давясь от дыма,Я к тем, кто молча замер на снегу…Мои однополчане, побратимы,До самой смерти я у вас в долгу!И знаю, что склонитесь надо мною,Когда ударит сердце, как набат,Вы — мальчики, убитые войною,Ты — мною похороненный комбат.