Стихи Виталия Калашникова, которые очень нравятся Бакшутову, Давыдову и Маше

Калашников Виталий Анатольевич

1983

Я ТАК ХОЧУ ТУДА, В НАЧАЛО…

… Горестное чувство утеканья

Присуще нам, как зрение и слух.

Л. Григоръян

Я так хочу туда, в начало,Где столько света и теплаИ нужно от любви так мало —Всего лишь, чтоб она была,Где мир глядит в тебя влюбленноИ нежен, словно мягкий мех,Где чувство неопределенноИ разливается на всехИли туда, где мир развенчан,Он расплывается в слезах,Напоминая чьи-то плечи,Улыбку, волосы, глаза,Где ты застыл, закрепощенныйОбъятьем маленькой руки,И жизнь разгадкой воплощеннойЩебечет у твоей щекиИли хотя б туда, где зачатКромешный быт и неуют,Где мелочи так много значат,А сны покоя не дают,Где в первых приступах отчаяньяЛюбовь, не зная, как ей быть,Познавши чувство утеканья,Спешит себя оборонить.Но можно и туда, где поздноЕе спасать или беречь,Где все горит, где несерьезноЖдать повода для новых встреч.В ежеминутное прощанье,Когда любовь уже не жаль,Там бродит за чертой отчаяньяТакая светлая печаль.Но,

впрочем, можно жить и дальше.Там мир так медленно болит,Там пусто так, что шелест фальшиИ тот немного веселит.Где собираешься в дорогу,Чтоб все забыть в чужом краю,Где чувство тлеет, понемногуПодтачивая жизнь твою.Но только не сюда, где, вдавленВ кровать волной небытия,Цепляюсь я за образ дальний,Почти забытый мной, где яСвой взгляд уже не отрываюОт окон и входной двери.Любимая, я умираю,Приди, спаси и сохрани.

1985

* * *

В. Коркия

Здесь, в Испании, где тыи всегда найдется та,где послания — цветы,а признание — плита,здесь любая площадь — кругдля копыт и красных краг,там, где ты или твой другс кровью заключают брак.Сразу возникает бык,наставляет острый рог,испускает смертный рык,разворачивает бок,разворачивает бок —круглый, словно ржавый бак,необъятный, как каток,и лоснящийся, как лак.Соблюдая внешний шик,подавляя первый шок,делает свой первый шагбудущий костей мешок.Делает свой первый шагв окруженье верных слуг,разворачивает стяг,каблуком бьет о каблук,и под общее «ура!»ты увидишь через миг:бандерильи — шампуравходят в будущий шашлык.Продолжаешь наступать,говоришь: иди сюда! —чтоб скатеркою застлатьстол нестрашного суда.Ведь не жаль, не жаль, не жаль,все предчувствуют конец,и твоя пронзает стальсразу тысячи сердец.Под прицелом этих глазты застыл один — в крови.Вот примерно так у насобъясняются в любви.

1997

* * *

Твой телефон на сердце моемВыжжен. И все. И не будем о нем.Будет хирург мое сердце вертеть,Долго звонить он не будет хотеть,Долго, шнура распуская витки,Долгие будет он слушать гудки,И наконец-то в уставшие ушиВыдохнет худенький голос старуший:— Слушаю.— Умер товарищ один. Думали, можетРодным сообщим.— А у меня-то и нет никого,Поумирали. Ну, ничего.… Пальцем хирург мое веко поднял,— Карие, — сухо он в трубку сказал.— Может, и знала когда-то его.— Что ж, извините.— Ну, ничего.

1978

АМФОРА

Став на колени, словно пить хотел,У выхода античной анфилады,Черпал ладонью пепел и гляделНа глиняное сердце винограда.Есть нестерпимый зуд припоминанья,Когда застыл в предчувствии вины,Но слышен только гул из глубиныБездонного и зыбкого сознанья.Там что-то с совестью.Я был бесчеловечен.Забытая — я знал, что это ты,Когда поднял за худенькие плечиК своим губам и отпил пустоты.

1982

* * *

Есть великие боги, к которым взывает полмира,Есть старые мудрые боги, которым молятся целые континенты.Есть боги, которым поклоняются великие страны,Есть боги, которым подносят дары маленькие деревеньки.Есть бог, в которого верили только двое,А теперь один.

1996

* * *

А.Т.

Обо мне говорят:Жил словно вор на заброшенной даче,Вечно рассеян и взгляд озадачен,Ставен ни разу не открывал:Что-то скрывал — наркоман, воровал?Связан с какой-то актрискою местной —Люди о ней отзывались нелестно,Вечером поздно она приезжалаИ, говорят, что его содержала…Гости бывали из-за границы —Мы на него заявляли в милицию.Я говорю:Было да сплыло заветное счастье,Это судьбе моей не прощается.Жил я у города на краю,В маленьком доме,В маленьком доме,В маленьком доме…В огромном раю.Каждую ночь из соседнего лесаВ гости ко мне приезжала принцесса,Ночью мы жили, словно семья:Я, моя радость и мышка моя.Днем же один оставался я дома,Сказки писал и читал их знакомым,Мышка в норе отсыпалась до ночи,Ну, а лесная принцесса мояПри царском дворе работала дочерьюКороля.

1978

* * *

Здесь, под высоким небом Танаиса,Я ехал в Крым, расстроен и рассеян,И сам не свой из-за какой-то дуры.И у друзей на день остановился,И дом купил, и огород засеял,И на подворье запестрели куры.Здесь, под спокойным небом Танаиса,Я перестал жить чувством и моментом.Я больше никуда не порывался,Я больше никогда не торопился,Возился с глиной, камнем и цементомИ на зиму приготовлял запасы.Здесь, под античным небом Танаиса,Зимой гостили у меня Гораций,Гомер, Овидий, Геродот, а летомРодные и приятели: актрисы,Писатели каких-то диссертаций,Изгнанники, скитальцы и поэты.Здесь, под ненастным небом Танаиса,Сначала долго, нестерпимо долгоТерпел я недороды, но в наградуОднажды все рассады принялись, и…Взошла любовь, Отчизна, чувство долга,И, наконец, душа, которой рады.Здесь, под бездонным небом Танаиса,Перед собой я больше не виновенВ том, что люблю мышленье и свободу:Вот дом, в котором я родился,Вот кладбище, где буду похоронен, —Всего минут пятнадцать ходу.

1985

* * *

Заговорившись, за окраинуМы

незаметно забредемИ вдруг откроем, как неправильно,Как безоглядно мы живем.И, осторожно сев на корточкиВ подножиях высотных сосен,Протягиваем белке зернышки,Как будто милостыню просим.

1979

* * *

Что толку от того, что мы сильнее?Еще не устранились из игрыДеревья, пауки, стрекозы, змеи,Кузнечики, собаки, комары,Жуки, трава… Когда б себе позволил,То так и продолжал бы без запинки,Наверно, не назвав и сотой долиТого, что я увидел вдоль тропинки.Сейчас я поднимусь по косогоруИ задохнусь от запахов и гула,И ничего о том, что здесь был город, —Степь, словно рану, город затянула.Пусть нас слышней и на земле, и в небе,Но, как мы ни грохочем, через мигВновь слышатся сплошной широкий щебетИ копошенье шорохов живых.Когда проходят юные народы,Пустыни остаются за спиной.Горит твоя великая природа,Горит… неопалимой купиной.

1987

ХИЖИНА ПОД КАМЫШОВОЮ КРЫШЕЙ

1.Мы шли по степи первозданной и дикой,Хранящей следы промелькнувших династий,И каждый бессмертник был нежной уликой,Тебя каждый миг уличающей в счастье.Мы были во власти того состоянья,Столь полного светлой и радостной мукой,Когда даже взгляд отвести — расставанье,И руки разнять нам казалось разлукой.Повсюду блестели склоненные спиныСтудентов, пытавшихся в скудном наследствеВеков отыскать среди пепла и глиныПричины минувших печалей и бедствий.Так было тепло и так пахло повсюдуПолынью, шалфеем, ночною фиалкой,Что прошлых веков занесенную грудуНам было не жалко.Как много разбросано нами по тропамУлыбок и милых твоих междометий.Я руку тебе подавал из раскопа,И ты к ней тянулась сквозь двадцать столетийНо день пролетел скакуном ошалелым,И смолк наш палаточный лагерь охрипший,И я занавешивал спальником белымВход в хижину под камышовою крышей.И стало темно в этом доме без окон,Лишь в своде чуть теплилась дырка сквозная.«В таких жили скифы?»«В них жили меоты».«А кто они были такие?»«Не знаю»2.Костер приподнял свои пестрые пики,А дым потянулся к отверстию в крыше.По глине забегали алые блики,И хижина стала просторней и выше.В ней было высоко и пусто, как в храме,Потрескивал хворост, и стало так тихо,Что слышалось слабое эхо дыханий,И сердцебиений неразбериха.Для хижины этой двоих было малоОна постоянно жила искушеньемВместить целый род Ей сейчас не хваталоСтарух и детей, суеты, копошенья…И каждый из нас вдруг почувствовал кожейСтаринного быта незримые путы,И все это было уже не похожеНа то, как мы жили до этой минуты.Недолго вечернее длилось затишье —Все небо, бескрайнюю дельту и хуторВысокая круглая мощная крышаВбирала воронкой, вещала, как рупор.На глиняном ложе снимая одежды,Мы даже забыли на миг друг о друге,И чувства, еще не знакомые прежде,Читал я в растерянном взгляде подруги.И ночью, когда мы привыкли к звучаньюЦикадных хоров и хоров соловьиных,Мы счастливы были такою печалью,Какую узнаешь лишь здесь, на руинах.3.«Родная, ведь скоро мы станем с тобою —Легчайшего праха мельчайшие крохи —Простою прослойкой культурного слояТакого-то века, такой-то эпохи».«Любимый, не надо, все мысли об этомВсегда лишь болезненны и бесполезны.И так я сейчас, этим взбалмошным летом,Все время, как будто на краешке бездны.»«Родная…»В распахнутом взоре незрячемУдвоенный отсвет небесной пучины,«Родная…»Ее поцелуи и плачиУже от отчаянья неотличимы.Мы были уже возле самого края,И жить оставалось ничтожную малость.Стучали сердца, все вокруг заглушая,И время свистело, а ночь не кончалась.Казалось, что небо над нами смеетсяИ смотрит в дыру, предвкушая возмездье.И в этом зрачке, в этом черном колодцеМерцали и медленно плыли созвездья.И мы понимали, сплетаясь в объятьях,Сливаясь в признаньях нелепых и нежных,Всю временность глиняных этих кроватейИ всю безнадежность объятий железных.5.Нам счастье казалось уже невозможным,Но что-то случилось — тревога угасла,И мы с тобой были уже не похожиНа тех, кем мы были до этого часа.Пока ты разгадку в созвездьях искалаСлепыми от чувств и раздумий глазами,Разгадка вослед за слезой ускользалаК губам и щекам, и жила осязаньем.И я, просыпаясь и вновь засыпая,Границу терял меж собой и тобою,И слезы губами со щек собирая,Я думал: откуда вдруг столько покоя?Что это? Всего только новая прихотьГлядящей в упор обезумевшей ночиИль это душа, отыскавшая выход,Разгадку сознанью поведать не хочет?Но даже душою с тобой обменявшись,Мы все ж не сумели на это ответить —Два юных смятенья уснули, обнявшись,Спокойны, как боги, бессмертны, как дети.

1986

* * *

Нам некогда за город — суета,Но все же видно — осень наступила:В ларьках уже подогревают пиво,И меж домов зияет пустота.Ростов сегодня светел и печален,И мы почти невольно отмечаем,Что человек, курящий у лотка,Старик, который тихо денег просит,Шофер у своего грузовика,И почтальон, что пенсии разносит,И женщина, что вам кричит: «Пока!»,И мамина увядшая рукаНапоминают осень.

1978

ЗАКАТ

Смываю глину и сажусь за стол,За свой рабочий стол возле окна.Блестит Азов, а розовый РостовПо краю быстро схватывает тьма.Светило плавит таганрогский молИ расстилает алую кайму.Ростов в огнях, а розовый АзовЧерез минуту отойдет во тьму.Еще блестят верхушки тополей,Но их свеченье близится к концу.С последней зыбкой кучкою тенейПлывет баркас по Мертвому Донцу.Смыкает мрак широкое кольцо,В котором гаснет слабый отблеск дня,И вот мое спокойное лицоГлядит из черных стекол на меня.