Стихи
Шрифт:
Сердце грохочет, стучит в виски, Взведенное, словно курок нагана. От нежности, ярости и тоски Оно разрывается на куски. А все-таки рано сдаваться, рано!
Эх, силы! Откуда вас взять, откуда? Но тут ведь на карту не жизнь, а честь! Чудо? Вы скажете, нужно чудо? Так пусть же! Считайте, что чудо есть!
Надо любою ценой подняться И всем существом, устремясь вперед, Грудью от мерзлой земли оторваться, Как самолет, что не хочет сдаваться, А сбитый, снова идет на взлет!
Боль подступает такая, что кажется, Замертво рухнешь
Швыряет буран ледяную соль, Но тело горит, будто жарким летом, Сердце колотится в горле где-то, Багровая ярость да черная боль!
Вдали сквозь дикую карусель Глаза мальчишки, что верно ждут, Они большие, во всю метель, Они, как компас, его ведут!
– Не выйдет! Неправда, не пропаду! Он жив. Он двигается, ползет! Встает, качается на ходу, Падает снова и вновь встает...
II
К полудню буран захирел и сдал. Упал и рассыпался вдруг на части. Упал, будто срезанный наповал, Выпустив солнце из белой пасти.
Он сдал, в предчувствии скорой весны, Оставив после ночной операции На чахлых кустах клочки седины, Как белые флаги капитуляции.
Идет на бреющем вертолет, Ломая безмолвие тишины. Шестой разворот, седьмой разворот, Он ищет... ищет... и вот, и вот Темная точка средь белизны!
Скорее! От рева земля тряслась. Скорее! Ну что там: зверь? Человек? Точка качнулась, приподнялась И рухнула снова в глубокий снег...
Все ближе, все ниже... Довольно! Стоп! Ровно и плавно гудят машины. И первой без лесенки прямо в сугроб Метнулась женщина из кабины!
Припала к мужу: - Ты жив, ты жив! Я знала... Все будет так, не иначе!..И, шею бережно обхватив, Что-то шептала, смеясь и плача.
Дрожа, целовала, как в полусне, Замерзшие руки, лицо и губы. А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы: - Не смей... ты сама же сказала мне..
– Молчи! Не надо! Все бред, все бред! Какой же меркой меня ты мерил? Как мог ты верить?! А впрочем, нет, Какое счастье, что ты поверил!
Я знала, я знала характер твой! Все рушилось, гибло... хоть вой, хоть реви! И нужен был шанс, последний, любой! А ненависть может гореть порой Даже сильней любви!
И вот, говорю, а сама трясусь, Играю какого-то подлеца. И все боюсь, что сейчас сорвусь, Что-нибудь выкрикну, разревусь, Не выдержав до конца!
Прости же за горечь, любимый мой! Всю жизнь за один, за один твой взгляд, Да я, как дура, пойду за тобой, Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!
И были такими глаза ее, Глаза, что любили и тосковали, Таким они светом сейчас сияли, Что он посмотрел в них и понял все!
И, полузамерзший, полуживой, Он стал вдруг счастливейшим на планете. Ненависть, как ни сильна порой, Не самая сильная вещь на свете! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.
ОТЦЫ И ДЕ 1000 ТИ Сегодня я слово хочу сказать Всем тем, кому золотых семнадцать,
По-моему, это пустой разговор, Когда утверждают, что есть на свете Какой-то нелепый, извечный спор, В котором воюют отцы и дети.
Пускай болтуны что хотят твердят, У нас же не две, а одна дорога. И я бы хотел вам, как старший брат, О ваших отцах рассказать немного.
Когда веселитесь вы или даже Танцуете так, что дрожит звезда, Вам кто-то порой с осужденьем скажет: - А мы не такими были тогда!
Вы строгою меркою их не мерьте. Пускай. Ворчуны же всегда правы! Вы только, пожалуйста, им не верьте. Мы были такими же, как и вы.
Мы тоже считались порой пижонами И были горласты в своей правоте, А если не очень-то были модными, То просто возможности были не те.
Когда ж танцевали мы или бузили Да так, что срывалась с небес звезда, Мы тоже слышали иногда: - Нет, мы не такими когда-то были!
Мы бурно дружили, мы жарко мечтали. И все же порою - чего скрывать!Мы в парты девчонкам мышей совали, Дурили. Скелетам усы рисовали, И нам, как и вам, в дневниках писали: "Пусть явится в срочном порядке мать!"
И все-таки в главном, большом, серьезном Мы шли не колеблясь, мы прямо шли. И в лихолетьи свинцово-грозном, Мы на экзамене самом сложном Не провалились. Не подвели.
Поверьте, это совсем не просто Жить так, чтоб гордилась тобой страна, Когда тебе вовсе еще не по росту Шинель, оружие и война.
Но шли ребята, назло ветрам, И умирали, не встретив зрелость, По рощам, балкам и по лесам, А было им столько же, сколько вам, И жить им, конечно, до слез хотелось.
За вас, за мечты, за весну ваших снов, Погибли ровесники ваши - солдаты: Мальчишки, не брившие даже усов, И не слыхавшие нежных слов, Еще не целованные девчата.
Я знаю их, встретивших смерть в бою. Я вправе рассказывать вам об этом, Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою Меж их темнотою и вашим светом.
Но те, что погибли, и те, что пришли, Хотели, надеялись и мечтали, Чтоб вы, их наследники, в светлой дали Большое и звонкое счастье земли Надежно и прочно потом держали.
Но быть хорошими, значит ли жить Стерильными ангелочками? Ни станцевать, ни спеть, ни сострить, Ни выпить пива, ни закурить, Короче: крахмально белея, быть Платочками-уголочками?!
Кому это нужно и для чего? Не бойтесь шуметь нисколько. Резкими будете - ничего! И даже дерзкими - ничего! Вот бойтесь цинизма только.
И суть не в новейшем покрое брюк, Не в платьях, порой кричащих, А в правде, а в честном пожатье рук И в ваших делах настоящих.
Конечно, не дай только бог, ребята, Но знаю я, если хлестнет гроза, Вы твердо посмотрите ей в глаза Так же, как мы смотрели когда-то.
И вы хулителям всех мастей Не верьте. Нет никакой на свете Нелепой проблемы "отцов и детей", Есть близкие люди: отцы и дети!