Шрифт:
Константин Михайлович Симонов
– Бывает иногда мужчина...
– Всю жизнь любил он рисовать войну...
– Генерал - Если бог нас своим могуществом...
– Жди меня, и я вернусь...
– Изгнанник - Мальчик - Над черным носом нашей субмарины...
– Поручик - Северная песня - Словно смотришь в бинокль перевернутый...
– Старик - Тоска - Умирают друзья, умирают...
– Хозяйка дома - Я много жил в гостиницах...
* * * Словно смотришь в бинокль перевернутый Все, что сзади осталось, уменьшено, На вокзале, метелью подернутом, Где-то плачет далекая женщина.
Снежный ком, обращенный в горошину,Ее горе отсюда невидимо; Как и всем нам, войною непрошено Мне жестокое зрение выдано.
Что-то очень большое и страшное, На штыках принесенное временем,
Мы, пройдя через кровь и страдания, Снова к прошлому взглядом приблизимся, Но на этом далеком свидании До былой слепоты не унизимся.
Слишком много друзей не докличется Повидавшее смерть поколение, И обратно не все увеличится В нашем горем испытанном зрении. Константин Симонов. Стихи, поэмы, вольные переводы. Москва, "Советский писатель", 1964.
* * * Над черным носом нашей субмарины Взошла Венера - странная звезда. От женских ласк отвыкшие мужчины, Как женщину, мы ждем ее сюда.
Она, как ты, восходит все позднее, И, нарушая ход небесных тел, Другие звезды всходят рядом с нею, Гораздо ближе, чем бы я хотел.
Они горят трусливо и бесстыже. Я никогда не буду в их числе, Пускай они к тебе на небе ближе, Чем я, тобой забытый на земле.
Я не прощусь с опасностью земною,
1000 Чтоб в мирном небе мерзнуть, как они, Стань лучше ты падучею звездою, Ко мне на землю руки протяни.
На небе любят женщину от скуки И отпускают с миром, не скорбя... Ты упадешь ко мне в земные руки, Я не звезда. Я удержу тебя. Три века русской поэзии. Составитель Николай Банников. Москва, "Просвещение", 1968.
* * * Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут, Позабыв вчера. Жди, когда из дальних мест Писем не придет, Жди, когда уж надоест Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь, Не желай добра Всем, кто знает наизусть, Что забыть пора. Пусть поверят сын и мать В то, что нет меня, Пусть друзья устанут ждать, Сядут у огня, Выпьют горькое вино На помин души... Жди. И с ними заодно Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждал меня, тот пусть Скажет: - Повезло. Не понять, не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой,Просто ты умела ждать, Как никто другой. Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
ХОЗЯЙКА ДОМА Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой, К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча, Как в дни войны, придут слуга покорный твой И все его друзья, кто будет жив к той ночи. Хочу, чтоб ты и в эту ночь была Опять той женщиной, вокруг которой Мы изредка сходились у стола Перед окном с бумажной синей шторой. Басы зениток за окном слышны, А радиола старый вальс играет, И все в тебя немножко влюблены, И половина завтра уезжает. Уже шинель в руках, уж третий час, И вдруг опять стихи тебе читают, И одного из бывших в прошлый раз С мужской ворчливой скорбью вспоминают. Нет, я не ревновал в те вечера, Лишь ты могла разгладить их морщины. Так краток вечер, и - пора! Пора!Трубят внизу военные машины. С тобой наш молчаливый уговор Я выходил, как равный, в непогоду, Пересекал со всеми зимний двор И возвращался после их ухода. И даже пусть догадливы друзья Так было лучше, это б нам мешало. Ты в эти вечера была ничья. Как ты права - что прав меня лишала! Не мне судить, плоха ли, хороша, Но в эти дни лишений и разлуки В тебе жила та женская душа, Тот нежный голос, те девичьи руки, Которых так недоставало им, Когда они под утро уезжали Под Ржев, под Харьков, под Калугу, в Крым. Им девушки платками не махали, И трубы им не пели, и жена Далеко где-то ничего не знала. А утром неотступная война Их вновь в свои объятья принимала. В последний час перед отъездом ты Для них вдруг становилась всем на свете, Ты и не знала страшной высоты, Куда взлетала ты в минуты эти. Быть может, не любимая совсем, Лишь для меня красавица и чудо, Перед отъездом ты была им тем, За что мужчины примут смерть повсюду,Сияньем женским, девочкой, женой,
Ну что же, сядем. Сколько нас всего? Два, три, четыр 1000 е... Стулья ближе сдвинем, За тех, кто опоздал на торжество, С хозяйкой дома первый тост поднимем. Но если опоздать случится мне И ты, меня коря за опозданье, Услышишь вдруг, как кто-то в тишине Шепнет, что бесполезно ожиданье,Не отменяй с друзьями торжество. Что из того, что я тебе всех ближе, Что из того, что я любил, что из того, Что глаз твоих я больше не увижу? Мы собирались здесь, как равные, потом Вдвоем - ты только мне была дана судьбою, Но здесь, за этим дружеским столом, Мы были все равны перед тобою. Потом ты можешь помнить обо мне, Потом ты можешь плакать, если надо, И, встав к окну в холодной простыне, Просить у одиночества пощады. Но здесь не смей слезами и тоской По мне по одному лишать последней чести Всех тех, кто вместе уезжал со мной И кто со мною не вернулся вместе.
Поставь же нам стаканы заодно Со всеми! Мы еще придем нежданно. Пусть кто-нибудь живой нальет вино Нам в наши молчаливые стаканы. Еще вы трезвы. Не пришла пора Нам приходить, но мы уже в дороге, Уж била полночь... Пейте ж до утра! Мы будем ждать рассвета на пороге, Кто лгал, что я на праздник не пришел? Мы здесь уже. Когда все будут пьяны, Бесшумно к вам подсядем мы за стол И сдвинем за живых бесшумные стаканы. 1942 Москва: Художественная литература, 1977. Библиотека всемирной литературы. Серия третья. Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
* * * Я много жил в гостиницах, Слезал на дальних станциях, Что впереди раскинется Все позади останется.
Я не скучал в провинции, Довольный переменами, Все мелкие провинности Не называл изменами.
Искал хотя б прохожую, Далекую, неверную, Хоть на тебя похожую... Такой и нет, наверное,
Такой, что вдруг приснится мне; То серые, то синие Глаза твои с ресницами В ноябрьском первом инее.
Лицо твое усталое, Несхожее с портретами, С мороза губы талые, От снега мной согретые,
И твой лениво брошенный Взгляд, означавший искони: Не я тобою прошенный, Не я тобою исканный,
Я только так, обласканный За то, что в ночь с порошею, За то, что в холод сказкою Согрел тебя хорошею.
И веришь ли, что странною Мечтой себя тревожу я: И ты не та, желанная, А только так, похожая. Май 1941 Константин Симонов. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1998.
* * * Если бог нас своим могуществом После смерти отправит в рай, Что мне делать с земным имуществом, Если скажет он: выбирай?
Мне не надо в раю тоскующей, Чтоб покорно за мною шла, Я бы взял с собой в рай такую же, Что на грешной земле жила,
Злую, ветреную, колючую, Хоть ненадолго, да мою! Ту, что нас на земле помучила И не даст нам скучать в раю.
В рай, наверно, таких отчаянных Мало кто приведёт с собой, Будут праведники нечаянно Там подглядывать за тобой.
Взял бы в рай с собой расстояния, Чтобы мучиться от разлук, Чтобы помнить при расставании Боль сведённых на шее рук.
Взял бы в рай с собой всё опасности, Чтоб вернее меня ждала, Чтобы глаз своих синей ясности Дома трусу не отдала.