Рождество, снега, вечерний свет,Все, что мы любили с наших юных лет,И огни от милых елочных свечей,И тепло слегка приглушенных речей.Мы тихи, как этот праздник тих,Он не только лишь для нас живых,И для тех всегда горят его огни,Кто сидел средь нас в былые дни.Много их, ушедших, много милых лиц,Много в жизни перелистанных страниц,Но когда горит декабрьская звезда,Время возвращается тогда…Посмотрите — вот они все тут,В этот тихий миг они средь нас живут,Говорят, смеются, как тогда,Как в давно ушедшие года.Только не надо холодного света,Пусть будет елочным светом согретоЭто молчание, это мгновениеМилых
ушедших теней появление…Легкое пламя на елке колышется,Тихая нежная музыка слышится,Вот они милые, нас навестили,Все нам прощают, как мы их простили…Рождества, снега, вечерний свет,Все, что мы любили с наших юных лет,Тихий сумрак, грустно и светло,Догорела елка. Все ушло.Ушло… ушло.
«Я люблю ваше легкое имя…»
Я люблю ваше легкое имя,Как над озером чайки полет…От него в холодеющем дымеМне забытый наш север поет.Я не верю, что призрачным тюлемВеет грусть над ее головой.Ваши волосы пахнут июлем,Солнцем, рожью, цветами, травой.И поют и звенят васильками,Открывая мне в солнце окно,И не хочется трогать рукамиТо, что солнцем и полем дано.Это имя, как шорох ресницы,Как цветы, сберегаю в тишиПеревернутой жизнью страницы,Самой нежной страницы души.1959
Стихи, частью напечатанные в различных газетах и журналах, или хранившиеся в архиве поэта, за период шестидесятых годов — до 1973 года
Колокола
Я собираю колокольный звон,Как чудаки и дети копят марки…Мне видятся задумчивые арки,Простая строгость стрельчатых икон.И этот звон вневременных времен,Все испытанья выдержавшей сварки —Простых людей и королей подарки —Не возмущают сводов вечный сон.Сейчас, как и тогда, во время оно,Без радио и без магнитофонаОни звенят — ушедшие века —И им внимают тихие гробницы,И люди, и кочующие птицы,И все, еще живущее пока.
Иванов вечер
Латвии
Я не могу сегодня опьянеть…Иванов вечер… Нет, уж ночь, простите…Костер потух, а я могу сидеть,Пить, говорить, не обрывая нити.Мне жаль покинуть этот мир иной,Что воскрешен сегодня всеми вами.Все разошлись, и чокнется со мнойПрошедшее безмолвными словами.Но не хочу упоминать о том,Что все ушло, любимое, навеки,Что завтра встану бледный, и с трудом,Двойной в одном и том же человеке.Смотри — уже виднеется рассвет,Наверно день такой же будет жаркий…Что ж, прошлое — за всех, кого уж нет,Давай нальем последний раз по чарке!
«Опять оно колдует и смеется…»
Опять оно колдует и смеется,Чему-то радуется Рождество,Не думая о том, что не вернетсяНичто, нигде, никак, ни для кого…И для меня и этих свечек пламя,И этот снежный за окном сугроб —Как те цветы, любимыми рукамиМне равнодушно брошенные в гроб!
Скворчиха
Ирине Сабуровой
Почтовый ящик на воротах. ТихоШумит сирень под ласковым дождем…А в ящике свила гнездо скворчиха,И ждет птенцов… Мы никого не ждем.Достроен дом. Сейчас он тихий, сонный,И дождь, чтоб сад скорее расцветал…Пожалуйста, напомни почтальону,Чтоб больше писем в ящик не кидал.Да, он теперь стал настоящим домом, —Березки, елки, липа под окном…Открыт он настежь всем друзьям, знакомым,Они приходят. Только… мы не в нем.Скворец поет тревожно на рассвете,Ждет червяков,
в гнезде нахохлясь, мать.У почтальона тоже дома дети,С улыбкою он будет в дверь стучать.Приходят письма. И читать их буду,В далекую чужую жизнь смотреть.Да, письма будут, только не оттуда,Откуда бы хотелось их иметь.Ответим: о здоровье, о погоде,О мелочах покоя и труда…Лишь «ниоткуда» письма не приходят,Как и нельзя ответить «в никуда».Понятно все. Проходит время тихо,И так же остановится оно…В апрельский день нам принесла скворчихаПоследнее о радости письмо.
Лаконические строки
Мыслей и чувств — неуклонное таянье,Быстрый поток, не уймешь, не прервешь, —Пропасть, неверье, безумье, отчаянье —Если бы сознанье, если бы раскаянье…Но и раскаянье… явная ложь!
*
Я знаю — ничто в этом мире не ново,И вот, на глазах точно будто короста.Так лучше, чтоб вовсе не видеть земного,Ненужного, дико-иного, смешного…А что ж, наконец, тебе нужно такого?Мне? Нет, ничего… разве, может быть, слова,Другим непонятного, даже пустого,Что сказано вдруг и правдиво и просто!
*
Черствеет хлеб, но он и черствый — пища,И бедный за него благодарит.Но в черством сердце ничего не сыщешь,Оно ничем тебя не озарит.И те, которым отдал до пределаВсе то, что мог, и даже сверх того —Когда у них душа окаменела,И имени не вспомнят твоего.
Весенняя сюита
У двери в сад я встретил вас опять.Весна в цвету, как в григовской сюите.Я вам сказал: «Хочу весь мир обнять»!«Меня — вы отвечали — обнимите!»Я не успел осмыслить этих слов,Звучавших странно: в шутку и серьезно.Но кверху — дробный топот каблучков,Дверь хлопнула — и все затихло. Поздно!Пусть вы не мир, а только лишь егоНеизмеримо малая частица,Ведь можем мы, и не обняв всегоЧрез малое — к большому приластиться.А мир с его холодной красотой,Легко обнять за мраморные плечи.Но вас, такой любимой и простойОбнять не мог ни до, ни после встречи.
«Ни нежности не жди, ни страсти…»
Ни нежности не жди, ни страсти,Все это только мишураПеред таким огромным счастьем,Как отошедшее «вчера».Но все же каждый верит в лепетНевнятных слов и полуснов,И лживый мир напрасно лепитИз развалившихся кусков.
Раисе Ивановне Лебедевой
Вы розы любите… а розы скоро вянут…Так хорошо распустятся сперва,День постоят, а может быть и два,И красотой недолгой вас обманут.Но в этом мире, где ничто не вечно,Не подражайте розам, и для насОстаньтесь милой, молодой, сердечной,Очаровательной, какой мы любим вас!1960
«И этот вечер взят судьбою…»
И этот вечер взят судьбою,И оборвался, словно нить,Но даже без тебя, с тобоюЯ долго буду говорить…И мне не словом и не взглядом —Душой ответит твой астралНа то, что я, с тобою рядом,Хотел сказать — и не сказал.
«Чем больше встреч — тем ближе и дороже…»
Чем больше встреч — тем ближе и дорожеВы для меня становитесь, мой друг,И как ценю я — как ценю, о Боже!Пожатье ваших нежных, милых рук.И все, за что душа моя боролась,Что я любил, что я вложил в рассказВсе перешло вот в этот милый голос,В сиянье этих ваших русских глаз!