Ввечеру, когда чайник поет,И плиты накаляется круг,В мою комнату Диккенс войдет,Молчаливый, внимательный друг.Со двора через шторы — лучи,Там луну обнимает мороз,И стрекочет сверчок на печи —Впрочем, нет, не сверчок, а склероз.Одиноко мое Рождество,И поет мне морозная мгла:Ты не жди никого, ничего,Крошка Доррит у нас умерла…
«А май все тот же. Только мы не те…»
А
май все тот же. Только мы не те.Спадают вниз лиловые сирениВ своей совсем ненужной красотеКоротких и обманчивых мгновений.Она пройдет, сиреневая муть,Слетит с кустов сияющее пламя,Нам остается только вниз взглянутьХолодными, спокойными глазами.И затоптать лиловую метель,Как топчем все, что в сердце отзвучало,Пока еще не убрана панель,И новое цветенье не настало!
«Благодарю за дружескую нежность…»
Викушке
Благодарю за дружескую нежность,О, если б знали, как она бодрит!Она смягчает боли неизбежность,Пред нею все тревожное молчит!В ней чувствуешь всегда руки пожатье,Хоть не любимой, но такой родной,И вспоминаешь цвет и шорох платья,Как остро может вспоминать больной.Любви не надо, мы любили много,И тех и тех, неведомо, за что.В любви есть ревность, ревность в смерть дорога,А в нежности все тихо, все от Бога,И вы нежны, спасибо вам за то!
Новый год
Еще стреляют где-то вдалеке,Но погасают фейерверков брызги,Смолкает шум в соседнем кабаке,И музыки назойливые визги…Вот Новый Год пришел из кабака,И развалился, пьяный, пред рассветом,Но зря его художника рукаРисует ангелочком неодетым…Он не младенец, нет, наоборот,Опять заплачут матери и вдовы,Он много горя миру принесет,Пока ему на смену не придетЕще старее и страшнее — новый!
«Хотя давно к природе мы глухи…»
Хотя давно к природе мы глухи —Да и природы голос тих и робок, —Люблю, когда весною петухиПоют среди асфальтовых коробок.Они певцы ветхозаветных дней,Вражды не знавших и политиканства,И все, что полагается весне,Носило отпечаток постоянства.Но то была не косность, а покой,К прогрессу не мешавший нам стремиться,Не лучше ль было в тишине такойЛюбить и петь, работать и учиться?Теперь мы отошли от тишины,Преодолели все — пространство, космос,Но в глубине души осужденыНа пустоту, неверие и косность.И поднимаясь к звездам и лунеПри помощи тончайших вычислений,Не знаем мы рожденных в тишинеКрылатых дум и чистых вдохновений.И вот теперь, когда весна пришла,И все вокруг оделося зеленым,На Пасхе мне звучат колоколаНе радостным, а похоронным звоном.
«Вы
вопросы себе задавали…»
Вы вопросы себе задавали,Восхищаясь бессмертием строк:Был ли Пушкин счастливым? Едва ли…В наше время — Ахматова, Блок?Города разрушавшее СловоОстанавливать время могло…Только слово из уст Гумилёва,Ты до Синей Звезды не дошло!Что же: выводы очень жестоки:Как душою, поэт, ни криви,Никакие бессмертные строкиНе заменят нам смертной любви!
Женщина («С древнейших пор до горьких наших дней…»)
С древнейших пор до горьких наших днейВсех областей искусства и науки,Всего, что гений создал в тишине —Касались ваши розовые руки.В любую эру и в любой странеВсе наши достиженья, радость, муки —Любовь и ревность, страсть и боль разлуки —Все было для Нее, о Ней, и к Ней!За ложь ответную, за этот щебет птичий,Мы щедро отдавали все величье,Все перлы, все сокровища Земли —Ничтожное к бессмертию вели…Но — стоила ли Данта Беатриче,И Пушкина… пустая Натали?
«Не сказалось не спелось. А впрочем…»
В.
Не сказалось не спелось. А впрочемИ не надо — молчанье слышней.Иногда простота многоточийМногих слов и звучней, и важней!Пусть она в неизвестности таетНезаметно. Ну что же, гори!Эта нежность, что с губ не слетает,Понимается… только внутри!
Вишня донская
Романс — В.
Я не смею мешать вам, я знаю, что лишнийИ давно мне пора на покой…Но позвольте мне звать вас тихонечко вишней,Ароматною вишней донской.Да, я знаю, что он безвозвратно утраченНаших дедов особый уклад,Но… вы там родились, так храните казачийЭтот дух, как иконы хранят.Никому не дадим мы над нами смеяться,И тихонько внутри, в глубине,Мы должны навсегда казаками остаться,Поклоняясь родной старине.Жить недолго, и знаю, что в мире я лишний,Что стою у последних дверей,Так останьтесь донской ароматною вишней,И последней любовью моей!1972
Девушка с ландышами
В сандалиях. Одета налегке,В глазах — развязность, робость и бессилье,Она приносит ландыши в платке,Чахоточные, тронутые пылью.Где «оф лимит» на двери пышных дач,И медных ручек яркая победность,Она звонит — гони ее иль прячь —Немецкая прикрашенная бедность!Мне никого и ничего не жаль:Ни девочки, ни ландышей, ни марок —Я их куплю тебе, моя печаль, —Мне некому их принести в подарок!