Стихия огня (Иль-Рьен - 1)
Шрифт:
— Поздравляю, миледи. Отлично разыграно.
Равенна испытующе посмотрела на него.
— Сколько вам лет, Дензиль?
— Двадцать шесть, миледи.
— И вы намереваетесь дожить до двадцати семи?
Улыбка Дензиля расплылась:
— Рассчитываю на это. — Еще раз поклонившись, он направился следом за уходящими сторонниками Роланда.
— Какая удачная выходка, — обратилась Равенна ко всем присутствующим. — Почему бы всем остальным не последовать его примеру?
Когда Равенна облекала приказ в форму вопроса, это свидетельствовало о том, что она готова взорваться. Фалаиса хотела
Томас тоже направился к двери, но Равенна остановила его:
— Останьтесь здесь, капитан.
Он, недовольный, стоял у двери спиной к ней и повернулся, только когда все остальные вышли из комнаты.
Оставив шитье, Равенна сидела, спрятав лицо в ладони. Огонь в очаге бросал ржавые блики на ее волосы и металлические нити в расшитом платье. Не поднимая головы, она произнесла:
— Не смотри на меня так.
Он сложил руки на груди.
— Я вообще никак на тебя не смотрю.
— Черта с два не смотришь. — Она потерла виски. — Будь она моей дочерью, я бы выдала ее за Божественного Царя Парсции. В лучшем случае он отделался бы только гражданской войной.
Оставив все претензии, Томас дал волю гневу, прислонившись к одному из хрупких столиков розового дерева, столь неуместных здесь, рядом с кровожадными сценами охоты на картинах, заполнивших помещение.
— Это тебя теперь ждет в лучшем случае гражданская война, после того как ты впустила ее сюда. До сих пор она ограничивала свою месть малыми дозами, и можно считать, что нам чертовски везло. Теперь она захотела большего.
Усевшись поудобнее в кресле, Равенна сказала:
— Каде вполне может добиться желаемого, чего бы она ни хотела. Разве ты не видел, как она справилась со мной? И я думаю, что Роланд на миг даже забыл о присутствии Дензиля. Она превосходный соперник.
— Она может оказаться смертельным врагом. Каде выросла и более не желает детской мести, — ответил Томас.
Целеустремленность и безжалостность Равенны могли бы привести к ужасающим последствиям, если бы не полное отсутствие садизма в ее характере. Она была прирожденной правительницей, как некоторые рождаются для того, чтобы сочинять стихи или писать музыку. Она хотела воспользоваться Каде, направить силы и таланты кудесницы к собственной выгоде, хотя и не понимала до конца горечь ее неисцелившихся ран.
— Детская месть, — проговорила Равенна, глядя в огонь. — Мне тоже хотелось бы отомстить даже по-детски. Фулстан искалечил их обоих. Когда я обнаружила, что… но я ни о чем не догадывалась, пока не узнала, что он сделал из моего сына труса.
Хуже всего Фулстан обращался с Каде и Роландом, когда ей было четырнадцать, а ему двенадцать… когда Равенна пребывала на театре военных действий во время последней войны с Бишрой. Томас был тогда лейтенантом, одним из сопровождавших Равенну гвардейцев. Во дворце ни у кого не нашлось смелости известить королеву о том, что, пока она обеспечивает снабжение и лупит по головам своих генералов, добиваясь от них повиновения, Фулстан губит будущее Иль-Рьена в лице наследника престола. Томас давно гадал, отдавал ли Фулстан себе полный отчет в собственных поступках… не наносил
В то время уже ни для кого не было секретом, что Равенна и Томас являются любовниками. Свои разговоры с Томасом покойный король старательно ограничивал подробностями казни, которой удостоит гвардейца в день смерти Равенны или же когда он ей надоест. У Фулстана был дар слова. Быть может, из него вышел бы лучший поэт, чем король.
Равенна печально произнесла:
— Всем было бы лучше, если бы мои дети были бастардами.
— Весьма красноречивое утверждение. И как же ты теперь намереваешься исправить положение?
Вскочив в гневе, она бросила шитье на пол и вскричала:
— Шестнадцать лет назад, утверждая твое назначение в мою гвардию, я уже знала, что делаю ошибку!
— Возможно, — поклонился Томас. — Полагаю, ответ ограничится этим отвлекающим маневром, достойным восхищения, но не соответствующим твоему высокому уровню.
Коротко глянув на него, Равенна качнула головой и кислым голосом сказала:
— Будь у меня ответ, никакие отвлекающие маневры мне бы не потребовались. — И чуточку подумав, спросила: — А можно ли доверять Галену Дубеллу?
И так всегда, хоть стой и тверди ей, пока не состаришься. Томас потер переносицу — у него не впервые болела голова от Равенны, — но спокойно ответил:
— Думаю, да.
— В самом деле?
— Едва ли он знал, что Каде собирается явиться сюда. Тем не менее Дубелл весьма симпатизирует девушке, хотя найдутся люди, готовые принять это за тайный сговор. И оказаться в их числе для тебя — значит противоречить собственным интересам.
— Да, он нужен нам. Браун и его молодые ученики еще не годятся для серьезной работы. Чародеи, которых мы вызвали из Мыза и Лодуна, еще не прибыли в город. Это странно уже само по себе. Я прикажу, чтобы Ренье выслал новых гонцов. — Она умолкла, стоя спиной к нему. Стройный силуэт закрывал от Томаса пасть очага. — Я хочу, чтобы ты проследил за ней, Томас.
— Я уже догадался об этом, — сухо ответил он, — и принял кое-какие меры.
В дверь осторожно поскреблись, и Равенна раздраженным голосом воскликнула:
— Войдите!
Появился тот самый дворецкий, что раньше сбежал из солярия. Нервничая, он проговорил:
— Господин Верховный министр Авилер просит аудиенции, государыня.
— О, в самом деле? Ну что ж, похоже, что я как раз расположена к беседе с ним. Скажите ему, Сейсан, пусть войдет, и не думайте, что я не заметила вашего исчезновения. Постарайтесь не вводить подобную прыткость в привычку.
Дворецкий склонился:
— Да, миледи.
Когда слуга вышел, Томас произнес:
— При всей моей симпатии к Авилеру у меня бездна дел.
— Томас! — негромко окликнула его королева.
— Да. — Он остановился на половине пути к двери.
— Из всех, кого я знаю, лишь ты не питаешь ко мне ненависти, неприязни или страха… Уже только разговаривая с тобой, я испытываю благословенное облегчение; ты понимаешь это?
Верховный министр уже появился в дверях, и Томас, самым изысканным образом сняв с головы шляпу, поклонился ей со словами: