Стихия огня (Иль-Рьен - 1)
Шрифт:
— Аристофан, разве…
У ног ее преклонил колени молодой человек, симпатичный, с легкой рыжиной в волосах и бойкими карими глазами. Во дворец он явился в серо-голубом кафтане, а шляпу с пером потерял во время пробежки.
— Значит, это был он? Так вот почему ты не захотела видеть меня сегодня. Ты должна сказать мне, чего он добивался от тебя.
Каде невольно окинула себя взглядом, чтобы проверить, не стала ли она случайно невидимой.
— Я же сказала тебе, что не могу этого сделать, — решительным тоном ответила Фалаиса и погладила его по голове. — Успокойся, все в порядке.
— Не
Аристофан пылким движением схватил королеву за руку.
— Ты не доверяешь мне? Я сделаю для тебя все что угодно.
— Иногда мне почти кажется, что это действительно так.
На стене показался один из преследователей и, заметив Каде, махнул своим спутникам.
— Вот что, — сказала Каде, — пожалуй, мне лучше оставить вас, пока они не решили, что я взяла тебя в плен, и не выкатили на стены парочку пушек.
— Пожалуйста, — поглядела на нее Фалаиса, — не рассказывай никому.
— Я ничего не видела. — Каде направилась прочь, но остановилась и поглядела на королеву. — Но если ты сама решила это сделать, обратись к Равенне.
Фалаиса опустила взгляд к Аристофану, все еще остававшемуся возле ее ног, лицо королевы вдруг сделалось унылым и встревоженным.
Чтобы избежать встречи с охраной Фалаисы, Каде оставила сад, пройдя по верху стены за живой изгородью. Она все еще ощущала себя неготовой к новой погоне и поэтому вступила на путь, уводящий от сада королевы, только убедившись, что ее не видят от ворот. Тропа вела мимо стен огородов, потом вышла на мощеную площадь под террасами галерейного крыла. Гладкий фасад его был выложен камнем, светлым, как масло, и на солнце отливал чистым золотом. Поднявшись по ступеням, она поглядела на просторную лужайку, деревья, искусственные руины храма и подумала о Галене Дубалле.
«Я не буду сиднем сидеть на месте, пока он в одиночестве борется с этим сучьим бишранцем Грандье. Неужели он искренне полагает, что я сделаю это? Нет, не может того быть», — решила она. Это было немыслимо. Если так относиться к своим немногим друзьям, незачем было покидать стены монастыря и переживать эти трудные годы. Гален не идиот. Грандье однажды поймал его и способен вновь сделать это. Гален знает, что ему нужна помощь, он просто не может попросить об этом.
Остановившись, она задумчиво принялась водить ногой по рисунку, выложенному на каменной мостовой. Ей надоела эта погоня.
Закрыв глаза, Каде подставила лицо свежести влажного воздуха, припала к росе на траве и, переплетая их с полдневным солнечным светом, сочащимся сквозь облака, прикрыла себя словно защитным покрывалом. Любому встречному она покажется служанкой или придворной дамой — той, кого он захочет увидеть.
Она поможет Дубеллу и уже знает, как это сделать.
— Только напрасно потратишь время, — пожаловался Томас Лукасу. Они только что завершили допрос учеников и слуг доктора Брауна, позволивший установить лишь факт своекорыстного хищения нескольких пенни, совершенный раскаявшимся в нем камергером.
Во время всего допроса Лукас тешил себя, перекидывая из руки в руку небольшой заголенищный кинжал; резким движением он вогнал лезвие в стол.
— Итак, кто же убил недотепу? Камергер?
В комнате было слишком
— Он слишком мал ростом. Браун сидел за конторкой писца, и табурет его был примерно сантиметров на тридцать выше обыкновенного кресла. Тот, кто перерезал глотку нашему доброму доктору, был по меньшей мере моего роста. При том, как была согнута спина убитого, он никогда не дотянулся бы до его горла.
На мощеном полу зала кое-где были оставлены дублеты. Их хозяева занимались фехтованием. Гвардейцы обычно затевали поединки между собой при первой представившейся возможности. Требовались тренировки, чтобы поддерживать форму для постоянных дуэлей, обычно продолжавшихся не дольше нескольких мгновений, с учетом различий в мастерстве соперников, нередко заканчивавшихся смертью одного из них или увечьем. Все пользовались обычным дуэльным оружием, а не затупленными шпагами, привычными для упражнений, и отсутствие большой крови объяснялось лишь искусством сражавшихся. Свободных от дежурств гвардейцев было меньше, чем обычно: прошлой ночью все посты были удвоены.
Все это утро Томас улавливал в воздухе некоторую напряженность, вчера здесь отсутствовавшую. Все знали, что пустынные и темные уголки опасны, но во дворце можно было рассчитывать хотя бы на отсутствие нелюди. Сегодня двое цистериан отправились домой в деревянных ящиках — первые жертвы новой, необъявленной войны. Наконец и весь двор соизволил заметить опасность; повсюду уже слышались жалобы, доходящие до легкой истерии, и громкие вопросы о том, почему никто ничего с этим не делает.
— Если ты будешь слишком умничать, нам не удастся никого арестовать, заметил Лукас.
На колонне, к которой прислонился Томас, еще сохранялась щербина, оставленная девять лет назад пулей, положившей конец карьере его предшественника. Потрогав выбоину, Томас вдруг сказал:
— Нам нужен тот, кто способен перерезать из-за спины горло невнимательному человеку и при этом гнушается грабежом. На Брауне было надето изрядное количество драгоценностей, чего требовал дворцовый этикет, в том числе усыпанная бриллиантами почетная медаль из Лодуна и несколько крупных самоцветов, подаренных чародею богатыми клиентами. И все они остались на теле. Таким образом, можно исключить всех слуг, однако подобный факт бросает подозрения сразу на всю знать. И на Грандье.
Лукас придвинул свое кресло к стене, покрытой желтой штукатуркой.
— Вечно этот Грандье! Чем нужным ему мог располагать доктор Браун, чтобы он решился убить его?
— Он знал что-то важное.
Томасу захотелось поторопить писцов с переводом документов суда над Грандье. Пока ему известно о чародее столь немного; это сейчас-то, когда следует использовать все возможные ресурсы, какими бы скудными они ни казались.
— Ага. Браун увидел нечто такое…
— Или вспомнил. Он хотел что-то рассказать мне вчера вечером, но нам помешал Дензиль.