Стихия огня (Иль-Рьен - 1)
Шрифт:
— Это так, потому умолкни и слушай. Мне нужно, чтобы ты пролетел над дворцом, а потом сообщил мне об увиденном там.
— Пролететь над дворцом? Что такое я натворил, чтобы обеспечить себе подобную участь. Там же повсюду эти богли-вогли.
— Да. Я бы сама сделала это, но просто не могу, и все тут. — В Фейре Боливер был старинным ее приятелем, и Каде не хотела рисковать им, но иначе она никак не могла бы узнать необходимое. Если Каде о чем-то и сожалела, так это о том, что не владела умением фейри преображать собственное обличье
— Да-да, я понимаю. Значит, тебе взбрело в голову самостоятельно расправиться с Двором Неблагим, и тебя не переубедить. Ну что ж, пожелай мне удачи.
Она встала, провожая взглядом звездочку, скользнувшую в ночи к мрачным башням дворца.
— Удачи тебе, — шепнула Каде.
12
Томас проснулся перед рассветом, рана в ноге горела и ныла. Невзирая на огонь в комнате было холодно, поэтому, сидя в постели, он влез в дублет. Потом похромал вокруг стола, чтобы размять ногу, и попытался выполнить полный фехтовальный выпад, но, не совершив и половины движения, вынужден был ухватиться за спинку кровати.
Завернувшийся в ковер Файстус храпел перед дверями. Пока Томас топал по полу, он даже не шевельнулся и не счел нужным проснуться, когда капитан неловко перешагнул через него.
Прихожая была освещена двумя оставленными на камине свечами, тихий их свет не мог извлечь голубые обои из тени, скрывавшей беспорядок меблировки. Каде сидела на полу, разложив вокруг себя безделушки, обнаруженные в шкафчике черного дерева. Вероятно, внимание ее привлекли вещицы из позолоченного серебра и перламутровые шкатулки, однако захватили ее, вне сомнения, морские раковины, череп ребенка и страусовое яйцо.
Поглядев на Томаса снизу вверх, она спросила:
— Ты собираешься вернуться во дворец сегодня?
— Время для такого поступка еще не настало. — Томас тяжело опустился в кресло. — Тебе не кажется, что это будет исключительной глупостью?
— Не знаю. Я воспринимаю поступки иначе. — Каде взяла перевязанной рукой морскую раковину, провела над ней ладонью, и та исчезла. — На мой взгляд, все зависит от того, зачем туда идти. И с кем. — Она извлекла раковину из левого уха. — Ты хочешь отыскать ключ-камень?
Томас посмотрел на Каде. Она разглядывала раковину с сосредоточением, более подобающим глубоким философским проблемам. Томас не сомневался, что Дензиль вчера отправился во дворец, и намеревался узнать причины этого визита. Пожалуй, искать ключ-камень — дело пропащее.
— А нужно ли это делать?
— Сами ограждения остались целехонькими, они плавают над более старыми частями дворца… Камни оберегов тоже. Если вернуть на место ключ-камень, ограждения вернутся на свои привычные места, и воинству придется бежать, чтобы не остаться внутри. Они понимали, что Грандье вынул камень скорее всего сразу после того, как попал во дворец, однако этот факт ничего не говорил о том, где теперь следовало искать похищенный оберег.
— Он
— Но это совершенно особенный камень. Если бы я сумела добраться до любого из камней-оберегов и отбить от него кусочек, — медленно произнесла Каде, — то, прибегнув к заклинанию, сумела бы отыскать и сам ключ-камень.
Томас нахмурился:
— Как?
— Многие годы назад, когда камни легли в ткань ограждающего заклинания, они как бы слились воедино. Обереги сохраняют эфирную ткань даже сейчас, когда вместе с ключ-камнем исчезла ее основа. Примерно так можно по волоску отыскать человека. — Она потрогала раковину и, досадуя на себя, сказала: — Мне следовало бы подумать об этом вчера, прежде чем мы оставили дворец.
— В старых дворах нет камней-оберегов. А идти в другие части дворца было тогда не менее опасно, чем делать это теперь, — заметил он. — И у тебя были другие заботы. А если ты пойдешь со мной, то сумеешь ли во дворце совершить свое заклинание и обнаружить ключ-камень?
Каде подумала какое-то мгновение, обводя взглядом диковинки, разложенные на полу.
— Нет. Или честность сделала из меня дуру?
— Не думаю. Это я сделался настолько дураком, что ожидаю от тебя честности. — И тут Томас понял, что так оно и есть на самом деле. Он был готов поверить ее словам, даже если Каде преследовала лишь свои собственные цели.
Каде все смотрела на раковину, покойно лежавшую на ее перевязанной ладони.
— И что же мы намереваемся делать? — Она сжала кулак и вновь открыла ладонь. Раковина исчезла.
— Не играй в застенчивость, она тебе не идет.
Каде вновь извлекла раковину из уха и впервые, кажется, пронзила его насквозь взглядом.
— Ну хорошо, ты согласишься, чтобы я сопровождала тебя, или же нам придется затеять из-за этого шумный поединок, привлекая к себе внимание и сплетни всего дома?
Вздохнув, Томас поднял глаза к потолку.
— Уж и не знаю; хороший поединок, пожалуй, помог бы мне разогнать кровь.
Капитан достаточно серьезно решил попросить Каде сопровождать его в этой вылазке. Она куда лучше его могла избежать любой опасности; к тому же с ее помощью шансы на успех возрастали.
Каде вновь заставила раковину исчезнуть. Прислонилась к спинке кресла, в котором расположился капитан, и обнаружила ее в ухе Томаса.
Потом он увидел, как раковина появляется из ее рукава, и любезным голосом молвил:
— Прочь с моих глаз.
— Итак, мы идем вместе? — Каде улыбнулась.
— Да. И оба окажемся в дураках, — рассмеялся Томас.
Фалаиса не стала жаловаться, услышав о новой предстоящей ей поездке. Она так же стремилась покинуть дом Авилера, как гвардейцы старались отправить ее в дорогу.